— За нас, — объявила она. — За тебя. За меня. За нас двоих. Допивай, любовь моя. Жизнь коротка и так увлекательна.

Осушив стакан, она швырнула его о стену, и он разбился на мелкие кусочки.

Немного помедлив, он поспешил догнать ее, чтобы не остаться в одиночестве, последовал ее примеру.

Тот, кто увидел бы их полчаса спустя, ошибочно решил бы, что наблюдает мирную домашнюю сцену; обсуждение текущих хозяйственных расходов или, возможно, предстоящей меблировки комнаты.

Теперь он сидел в кресле, вытянув вперед ноги и откинув голову, а она примостилась рядышком, на одном из подлокотников, и, пока шло обсуждение, время от времени рассеянно трепала его рукой по волосам.

В руке он держал очередной стакан, который она наконец отняла у него и поставила на стол.

— Все, хватит, — решительно запретила она, погладив его по голове. — Ты должен быть в здравом уме.

— Безнадежно, Бонни, — проговорил он упавшим голосом.

— Ничего подобного. — Она снова погладила его по голове. — Мне и раньше…

Она не закончила, но он и так догадался, что она собиралась сказать. Мне и раньше приходилось бывать в подобных ситуациях. Интересно где, интересно когда. Интересно, с кем она тогда была.

— Бежать отсюда очертя голову, — заключила она, словно возобновляя на время прерванный разговор, — для людей в нашем положении было бы непростительной глупостью. — Ее слова доносились до него как будто с большого расстояния и поразили его той четкостью и безапелляционностью, с которыми она их произносила; подобно хорошенькой юной школьной учительнице, наставляющей не слишком сообразительного ученика. Ей не хватало только какого-нибудь рукоделия на коленях, чтобы, опустив на него глаза, производить движения в одном ритме со своими речами.

— Но оставаться здесь мы не можем, — возразил он. — Что мы будем делать? Как нам быть? — Он на секунду прикрыл глаза рукой. — Уже час прошел.

— А сколько времени прошло до того, как я вернулась? — спросила она с научно-отстраненным интересом.

— Не знаю. Кажется, много. — Он начал протестующе подниматься с кресла. — Мы уже могли бы быть далеко отсюда. Нам давно пора было уехать.

Она нежным, но твердым движением вернула его на место.

— Здесь мы не останемся, — успокоила она его. — Но и бежать со всех ног как угорелые тоже не будем. Знаешь, что тогда произойдет? Самое большее, через несколько часов все обнаружится и за нами будет погоня.

— Она и так будет.

— Нет. Не будет, если мы поведем верную игру. Мы уедем отсюда, когда придет время. Но оно придет в самую последнюю очередь, когда мы все хорошенько подготовим. Сперва нужно… — она пренебрежительно указала на противоположную стену отогнутым большим пальцем, — убрать отсюда вот это.

— Вынести из дома? — нерешительно предложил он.

Она задумчиво поджала губы.

— Подожди, давай подумаем. — Наконец она покачала головой и медленно проговорила: — Нет, выносить не стоит… Нас увидят. Почти наверняка.

— Тогда?..

— Оставим в доме, — сказала она и слегка передернула плечами, подразумевая, что это и так должно быть понятно.

Эта мысль его ужаснула.

— Прямо здесь?..

— Разумеется. Это гораздо безопаснее. Собственно, нам ничего другого и не остается. Мы здесь одни, слуг нет. В нашем распоряжении столько времени, сколько понадобится…

— Ага, — пробормотал он.

Она снова задумалась, теребя губы; казалось, на переживания у нее не было времени. Она внушала ему не меньший страх, чем то, что они пытались скрыть.

— В одном из каминов? — запинаясь, проговорил он. — На этом этаже их два…

Она покачала головой:

— Его найдут через несколько дней.

— В шкафу.

— Еще хуже. — Вытянув ногу, она несколько раз постучала пяткой по полу. Потом кивнула, приближаясь, видимо, к принятию верного решения. — Спрячем в перекрытие.

— Оно деревянное. Это любому сразу бросится в глаза.

— Тогда в подвал. Из чего там сделан пол?

Он не мог припомнить, он никогда там раньше не бывал.

Она резким движением встала с кресла. Закончился период созревания, настало время действовать.

— Подожди минутку. Я спущусь вниз, погляжу. — Задержавшись в дверях, она, не поворачивая головы, предупредила: — Больше не пей без меня.

Вбежав в комнату, она, хитро прищурившись, сообщила:

— Пол земляной. То, что нам нужно.

Ей приходилось думать за двоих. Она потянула его за плечо.

— Давай, надо отнести его вниз. Пускай он лучше там лежит, пока мы все не подготовим. А то мало ли кто войдет.

Он подошел к свертку и остановился, пытаясь подавить подступившую к горлу тошноту.

Ей все пришлось взять на себя.

— Не лучше ли тебе снять пиджак? Он тебе будет мешать.

Она помогла ему его снять и аккуратно, чтобы не помять, перекинула через спинку стула. И даже легонько отряхнула рукав.

Он сам удивился, что такое обыденное, повседневное действие — помочь ему снять пиджак — вызвало пробравший его до мозга костей трепетный страх.

Он взял скрученный ковер за середину и засунул под мышку, поддерживая другой рукой. Один конец, где, вероятно, находились ноги, под влиянием своей собственной тяжести перевесился и потащился по полу. Другой конец, тот, где была голова, он держал отверстием кверху.

Он сделал несколько шагов вперед. Вдруг тяжесть ослабла, и нижний конец перестал тащиться по полу, замедляя его движения. Он обернулся и увидел, что она пришла ему на помощь.

— Нет, Бога ради, нет! — воскликнул он. — Только не ты…

— Ах, Луи, не говори глупостей, — нетерпеливо перебила она. — Так ведь гораздо быстрее будет! — И, немного смягчившись, добавила: — Для меня это просто ковер. Я ничего не вижу.

Они вынесли его из комнаты и проследовали по ведущему в подвал коридору. Там им пришлось остановиться и положить сверток на пол, чтобы открыть дверь. Спустившись вниз по ступенькам, они снова опустили его на пол, уже окончательно.

Он, шумно дыша, провел рукой по лбу.

— Тяжелый, — согласилась она и с легкой улыбкой перевела дыхание.

Все эти мелочи в ее поведении приводили его в ужас. Просто кровь стыла в жилах.

Они выбрали для своей ноши место у стены. Прежде чем на нем остановиться, она кое-где потыкала землю острым носком туфли.

— По-моему, здесь будет лучше всего. Земля здесь немного помягче.

Он подобрал, валявшийся рядом кусок гниющей балки и, чтобы заострить, сломал о колено.

— Ты что, этим, что ли, собираешься копать? Да ты так всю оставшуюся жизнь провозишься! — В ее голосе послышалась непостижимая для него насмешка.

В подтверждение ее слов деревянный обломок, воткнутый в плотно примятую землю, снова сломался.

— Нужна лопата, — заключила она. — Иначе никак.

— Здесь лопат нет.

— И во всем доме тоже. Придется ее где-нибудь раздобыть. — Она направилась вверх по лестнице. Он остался внизу. Остановившись у входа, она обернулась и кивнула ему. — Пойду за лопатой, — сказала она. — Ты, я вижу, еще не совсем оправился. Не оставайся здесь, а то тебе еще хуже будет. Поднимись наверх и подожди меня там.

Он последовал за ней и закрыл за собой дверь в подвал.

Она надела остроконечную шляпку и закуталась в шаль, словно отправлялась по самому обыденному домашнему поручению.

— Не опасно ли? — спросил он.

— Люди, знаешь ли, иногда покупают лопаты, такое бывает. Ничего дурного в этом нет. Весь вопрос в том, как это проделать.

Она направилась к входной двери, а он — за ней следом.

На пороге она обернулась к нему:

— Не падай духом, дорогой. — Приподняв его подбородок, она поцеловала его в губы.

Он никогда раньше и не подумал бы, что поцелуй может быть столь отвратительным.

— Оставайся в гостиной, подальше от него, — посоветовала она. — И не пей больше. — Она напоминала заботливую мать, дающую перед уходом последние напутствия своему сынишке, чтобы тот не проказничал в ее отсутствие.