— Не только для меня. Для всех нас. Для всего Ватикана.

— Я искренне желал бы быть вам полезным. Я не имею права ни на чем настаивать. Могу ли я сделать что-нибудь, чтобы помочь вам принять решение?

Женщина пошевелилась, приподняла голову и плечи с подушки, попыталась сесть, но снова упала на подушку. Лицо её скривилось, губы зашевелились. Сквозь булькающие хрипы послышались слова.

— Башни! — выкрикнула она. — Чудная, высокая лестница до небес! Слава и покой! И парящие ангелы…

Гримаса боли исчезла с её лица. Она закрыла глаза и умолкла.

Теннисон поймал взгляд сестры. Та смотрела на старуху как заворожённая.

Экайер схватил Теннисона за плечо.

— Мы воспользуемся протеином, — сказал он. — Мы должны им воспользоваться.

В номере, куда Экайер привёл Теннисона, было довольно уютно. Пол в гостиной был устлан пушистым ковром. Мебель — почти элегантная, половину одной из стен занимал камин, в котором ярко полыхал огонь. У другой стены стоял обеденный стол и стулья, ближайшая к столу дверь вела в кухню. Напротив была расположена спальня. Стены украшали зеркала в изящных резных рамах и неплохие картины. На каминной полке выстроились затейливые статуэтки, похоже — из слоновой кости.

— Присаживайтесь, доктор, отдыхайте, — сказал Экайер Теннисону. — Чувствуйте себя как дома. Кресло очень удобное. Выпьете чего-нибудь?

— Не найдётся ли у вас скотча?

— У вас неплохой вкус, — улыбнулся Экайер. — Где вы отведали скотч? Этот напиток мало кому известен. Разве что немногим старикам…

— С этим божественным напитком, — сказал Теннисон, — познакомил меня капитан «Странника». Он сказал, что это напиток Древней Земли.

— А, капитан. Он снабжает нас. Привозит несколько ящиков с каждым рейсом. У нас — постоянный контракт на поставку с планетой, называемой «Солнечный Танец», — планета эта, как вы, вероятно, догадываетесь, населена людьми. Единственная, кстати говоря, планета, на тысячи световых лет в округе. Того, что он доставляет, вечно не хватает. Мало того, ещё и сам в ящики руку запускает. Но мы помалкиваем, не возражаем. Его можно понять, правда?

Экайер сходил на кухню, принёс два стакана с виски, передал один Теннисону, сам пригубил из второго.

— Выпейте, — сказал он. — Думаю, нам есть за что выпить.

— Надеюсь, — кивнул Теннисон. — Времени прошло немного, конечно, но больная неплохо реагирует на лечение. Нужно внимательно наблюдать за ней.

— Скажите, доктор, вы всегда так заботливо выхаживаете больных? Вы оставались у постели Мэри, пока не появились первые признаки улучшения. Наверное, вы очень устали? Я вас долго мучить не буду. Вам надо отдохнуть.

— Ну… если у вас найдётся для меня уголок…

— Уголок? Доктор Теннисон, это ваши комнаты. Столько времени, сколько вы пожелаете тут остаться, они — ваши.

— Мои комнаты? А я думал, что это ваше жилище.

— Моё? О нет. У меня почти такие же апартаменты, а эти — для гостей. Мы знаем, что вы потеряли свой багаж, поэтому решили снабдить вас гардеробом. Вещи будут тут утром. Надеюсь, вы не возражаете?

— Это совершенно ни к чему! — резко ответил Теннисон.

— Вы зря обижаетесь. Поймите, мы не знаем, как благодарить вас…

— За что? Пока трудно судить, добился ли я чего-нибудь. Мэри может и не поправиться, даже несмотря на протеин-Х.

— Но улучшение есть.

— Да, пульс нормализовался. И сил у неё как будто прибавилось. Температура несколько снизилась, но все же не настолько, чтобы быть уверенным…

— Я верю в вас, — сказал Экайер. — Я думаю, вы обязательно вытащите её.

— Послушайте, — прищурился Теннисон, — давайте будем друг с другом честными до конца. Вы говорили с капитаном или ещё с кем-то из ваших людей. Вы прекрасно знаете, что я не потерял багаж. У меня не было никакого багажа, так как не было времени уложить вещи. Я спасался бегством.

— Да, — согласился Экайер. — Да, все это нам известно. Но мы не собирались говорить вам об этом. Мы не знаем, что с вами приключилось, и, если вы не хотите об этом рассказывать, — дело ваше, и мы интересоваться не намерены. Это неважно. Важно, что вы врач. Сначала я не был в этом уверен, но теперь знаю это точно. Пока вы здесь, у Мэри есть шанс выжить, а без вас…

— Скорее всего, никаких, если только ваша маленькая сестричка не решилась бы сама…

— Не решилась бы, — уверенно заявил Экайер. — Она и не знала как и не осмелилась бы.

— Ну, ладно, хорошо. Допустим, я спас больную. Но послушайте, это, в конце концов — моя работа. То, чему меня учили. Я пытаюсь спасти каждого, но не могу при всем желании. Вы мне ничего не должны. Самая обычная оплата — все, что я имею право просить у вас. Да и это, пожалуй, слишком. У меня с собой даже документов нет. Я не могу доказать, что я врач, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Не уверен, что могу легально практиковать. Существуют же такие вещи, как лицензия на врачебную практику?

Экайер замахал руками.

— В этом смысле можете не волноваться! Если вы говорите, что вы врач, значит, вы врач. Если мы разрешим вам практиковать, вы будете практиковать.

— Ну, ясно, — улыбнулся Теннисон. — Как Ватикан скажет…

— Да, на Харизме как Ватикан скажет, так и будет. И никто не имеет права оспаривать наши решения. Если бы не мы, то и Харизмы бы не было. Мы и есть Харизма.

— Ладно, — сказал Теннисон. — Хорошо. Я с вами не спорю. Не имею ни малейшего желания. Один из ваших людей болен, я его лечу. Это мой долг, и давайте больше не будем об этом.

— Надеюсь, — сказал Экайер, — вы теперь лучше понимаете, каково положение дел. У нас нет врача. А врач нам очень нужен. Мы бы хотели, чтобы вы остались здесь в качестве нашего штатного доктора.

— Даже так?

— Даже так. Разве вы не понимаете? Положение у нас отчаянное. На поиск врача уйдёт не один месяц. Да, потом ещё неизвестно, что за врач попадётся.

— Вы не знаете, что я за врач.

— Я знаю, что вы преданы своим больным. Вы честный человек. Вы откровенно рассказали, как попали сюда, а когда я спросил вас о результатах лечения, вы сказали, что ничего не можете гарантировать. Мне по душе такая честность.

— Да, но в один прекрасный день сюда может вломиться кто-то с ордером на мой арест. Не думаю, что это случится, но…

— Тот, кто решится на это, горько пожалеет. Все, что нам принадлежит, мы защищаем. Если вы действительно в беде, доктор, я могу гарантировать вашу безопасность. Правы вы или виновны, я могу вам это гарантировать.

— Ну, допустим. Не думаю, что я нуждаюсь в защите, но приятно сознавать, что я защищён. Но насчёт работы… Что вы мне предлагаете, можно поинтересоваться? Вы называете это место Ватиканом, а я слыхал всякие рассказы про ваш Проект, про то, что всем тут заправляет шайка роботов. Можете вы мне хотя бы вкратце объяснить, что тут происходит? Ваша больная, Мэри, говорила про ангелов… Что это — старческий маразм или предсмертное видение?

— Ни то ни другое, — ответил Экайер. — Мэри нашла Рай.

— Так… — сказал Теннисон. — Можно ещё разок, помедленнее? «Мэри нашла Рай». Сказано так, будто вы хотели сказать именно это.

— Конечно, — кивнул Экайер. — Она действительно нашла Рай. Все свидетельствует о том, что она его действительно нашла. Нам нужно обязательно подтвердить это, а для этого необходимы её дальнейшие исследования. Только она способна на это. Правда, у нас есть её клоны — целых три, и они потихоньку подрастают. Но мы не можем быть уверены, что клоны…

— Наблюдения? Подтверждения? Клоны? С ума можно сойти! Какие могут быть подтверждения, не понимаю? Если я правильно понимаю, Рай не место. Это состояние. Состояние сознания, души, вера…

— Доктор, послушайте. Придётся вам кое-что объяснить.

— Да, похоже, придётся.

— Для начала постараюсь дать вам некоторую ретроспективу. Ватикан-17, здешний Ватикан, начался почти тысячу лет назад, когда сюда, на Харизму, прибыла группа роботов с Земли. На Земле роботы никакой религии не исповедовали, — вернее, им не было позволено исповедовать никакой религии. Думаю, сейчас в этом плане наметились кое-какие перемены. Роботы могут быть приняты в лоно религии — не везде, но на некоторых планетах. Тысячу лет назад такого не было и в помине. Роботы были изгоями по отношению к любому вероисповеданию. Чтобы стать прозелитом в любой вере, у новообращаемого должна быть душа или некий её эквивалент. У роботов души не было, или считалось, что её нет, и они были лишены возможности приобретения какого бы то ни было религиозного опыта. Хорошо ли вы знакомы с роботами, доктор?