В эти годы шла борьба с «безродными космополитами». По сути, шла антисемитская кампания. Не буду рассказывать, что творилось в стране. Напишу лишь, что касалось меня лично.

Полком командовал полковник Чибарев. Каждое утро к нему привозили парикмахера. И в самый разгар антиеврейской кампании парикмахер поведал мне, что во время бритья Чибарев сказал: «Надо присмотреться к Гофману. Что-то он мне не нравится».

Чтобы читатель имел представление о том времени, привожу еще один случай.

Полк стоял недалеко от областной больницы, и чтобы попасть на трамвай, надо было пройти к парку Петровского метров двести. После партсобрания поздно вечером коммунисты, где-то человек двадцать-тридцать, растянувшись метров на 40-50, шли к трамваю. У самого парка стояли два пьяных лба и каждого спрашивали: «Ты жид?» Им с радостью отвечают: «Нет! Нет!» Я шел почти последний. Никто и не подумал меня защитить. Хорошо, что я в училище занимался боксом.

Когда умер Сталин, выпустили «врачей-вредителей», я зашел к командиру полка и спрашиваю:

— Товарищ полковник! Как-то вы говорили, что я не внушаю доверия. Я ведь очень переживаю. В чем конкретно дело?

— Я старый чекист, — отвечает он. — Мне если б сказали перестрелять всех евреев, я бы приказ выполнил. Я солдат партии.

У такого командира началась моя офицерская служба. Заместителем командира полка был полковник Тарасов — до войны секретарь обкома комсомола не помню какой области. Войну окончил командиром танкового полка в Австрии.

Сталин снимает Жукова. Идет партийный актив. Все горячо одобряют снятие Жукова. Выступает коммунист Тарасов и говорит, что с Жуковым поступили, как с Суворовым. Одержал победу — и выгнали. Ему объявляют строгий выговор по партийной линии. Снимают с должности и в характеристике пишут: «Может быть заместителем у умного командира». И назначают заместителем к Чибаре-ву. Чибарев уходит в отпуск. За командира остается Тарасов. Собирает офицеров полка и говорит:

— Я вам не тот старый дурак. Я научу вас ходить строевым шагом. Я вам ноги сотру до самой ж...

Командир приходит из отпуска, ему докладывает замполит, что говорил о нем Тарасов. Приезжает комиссия из штаба округа во главе с генералом. Вызывают меня и спрашивают: говорил ли Тарасов такое о командире? Если бы он это сказал не на совещании, я бы, конечно, не подтвердил. А так я подтвердил. Комиссия о чем-то между собой заговорила. Я стою. Тарасов выгоняет меня из комнаты. Комиссия молчит. Ну, думаю, пропал Гофман. Надо бежать из полка. Написал рапорт с просьбой отпустить меня для сдачи экзаменов в военно-политическую академию. Командир полка написал на рапорте: «В связи с тем, что в полку много случаев дизентерии, отказать».

Полковник Тарасов вызывает меня и говорит: «Я помогу тебе». Он едет к командиру дивизии и добивается, чтобы меня отпустили в академию.

Я дружил с командиром танкового батальона подполковником Красногирем, видно, он Тарасову характеризовал меня положительно.

Не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление о Тарасове как о самодуре. Нет и еще раз нет. Он был сильным, жестким, волевым человеком. Его любимая поговорка: «Порядочность, как и девственность, теряется раз и навсегда». Он с уважением и заботливо относился к молодым офицерам. Помогал им в нелегкой службе.

...Сталин в 1953 году умирает. Жуков вновь становится министром обороны. Тарасова назначают командиром танкового полка. Часть завоевывает звание отличной.

Но... Хрущев снимает Жукова. При обсуждении письма на партийной конференции Одесского военного округа с докладом выступил член политбюро ЦК КПСС А. И. Микоян. Все делегаты горячо и единогласно одобряют решение ЦК КПСС, и лишь коммунист Тарасов воздерживается. В конце концов, это его право. Тарасова вызывают, беседуют, требуют объяснения, почему он не одобрил решения ЦК КПСС. Он объясняет, что верит ЦК партии, но пока ему не скажут, что говорил в свое оправдание Жуков, он голосовать не будет. Его вывели в резерв. Дальнейшую судьбу нетрудно представить.

История с Жуковым имеет продолжение. Я зашел на политические занятия в группу прапорщиков. Речь шла об ошибках Жукова, и слушатели обвиняли Г. К. Жукова во всех смертных грехах: что он не подчинялся решениям партии, что расправлялся с политработниками и т.д. и т.п. Я попросил руководителя занятий оставить мне 10 минут времени. В своем выступлении я сказал, что необходимо объективно оценивать заслуги Г. К. Жукова. Партия не заинтересована, чтобы Жукова обливали грязью. При Жукове я был политработником, и никто не собирался меня уничтожать. Советские люди гордятся, что являются современниками Жукова, и низко кланяются ему за его вклад в разгром фашистской армии. Через несколько дней ко мне в кабинет заходит офицер особого отдела майор С. и говорит, что у него есть информация, будто бы я выступал с ревизией постановления ЦК КПСС по Жукову, и он обязан доложить своему вышестоящему начальству.

— Володя (мы дружили семьями), то, что я говорил на политзанятиях, я готов письменно подтвердить. И от своих слов не откажусь.

Не давай денежного поощрения твоему лживому информатору.

Хорошо, что это были 70-е годы, а не 37-й.

В академию я все же поступил, но с четвертого захода. Хотя сдавал вступительные экзамены успешно. В последнем заходе имел две четверки по уставам и истории КПСС.

Наверное, надо рассказать подробнее. Сдаю вступительные экзамены по истории КПСС. Ответил на вопросы билета, начали задавать дополнительные вопросы. Не помню, сколько. Их было много. Запомнил только последний: «Что говорил Сокольников на XIV-м съезде партии?»

Кто такой Сокольников, а тем более, что он говорил, я не знаю. Стою и сам с собою рассуждаю. В связи с именем Сталина такой фамилии не знаю. XIV-й съезд был съездом индустриализации, значит, он выступал против индустриализации.

Будь что будет.

— Сокольников выступал против индустриализации страны, хотел оставить ее сырьевым придатком империалистическим акулам.

Ничего комиссия мне не сказала. Видно, расстроились, что я и на этот вопрос ответил. Поставили четверку. В «Кратком курсе истории ВКП(б)» было две строчки о Сокольникове, что он выступал против индустриализации.

Потом, когда учился в Военно-политической академии им. В. И. Ленина, я поинтересовался, кто же такой Сокольников. Оказывается, это первый нарком финансов Советского Союза, руководитель денежной реформы после гражданской войны. Рубль стал при нем конвертируемым. Награжден орденом Красного Знамени, в то время — высшей наградой страны. Американцы писали, что большевики должны поставить Сокольникову памятник при жизни. Знал шесть языков. Часто повторял: «Эмиссия — опиум для народа». Чем-то он Сталину не понравился, и Сокольникова отправили на дипломатическую работу в Англию. В эмигрантской газете Милюков похвалил Сокольникова, а Сталина критиковал. Сокольникова отзывают в Москву и расстреливают.

Сдаю уставы Советской Армии. Принимает полковник. Холеный. Надменный. Трудная у него работа! Я ответил правильно на вопрос, кто имеет право проверять караулы без допуска. Это командир роты, командир батальона (дивизиона). Он мне говорит, что я не знаю устава. Спорить бесполезно — поставит двойку, и никто не поможет. Полковник задает дополнительный вопрос.

— Какая должна быть длина цепочки от питьевого бачка до кружки?

— Полтора метра, — говорю.

— Неправильно. Каждый солдат должен пить из своей кружки.

Здесь он прав. Но вопрос был явно на засыпку. Он еще долго надо мной издевался. В конце концов поставил четверку.

Академию я окончил в 1957 г. в звании майора, в должности пропагандиста ракетной части в Николаеве. В начальство не рвался. Придерживался правила: «Любовь, награды и должности не выпрашивают, а завоевывают».

В части работала девушка — заведующая полковой библиотекой. Трудилась добросовестно, но чем-то не угодила начальнику политического отдела. Он ее ел поедом. Вообще-то у него у самого ошибок, промахов, глупостей была масса. Только один пример. Проводит он во втором ракетном дивизионе политинформацию. Солдат-грузин задает ему вопрос. Начальник политотдела не может ответить. Ничего в этом страшного нет. Когда я был замполитом роты, служил солдат по фамилии Гроза. Прошло 50 лет, а я помню его фамилию. Он выискивал каверзные вопросы, на которые я не мог бы ответить. Представляете, с каким настроением я, молодой лейтенант, шел на политзанятия!.. Один такой вопрос и сейчас помню.