При входе в зал, справа от возвышения, где находились судьи, параллельно друг другу стояли четыре длинных стола — места для обвинителей. За столами — кресла для почетных посетителей, а еще дальше, за барьером, места для журналистов, писателей, художников. Советскую прессу представляли К. Федин, И. Эренбург,

B. Вишневский, В. Иванов, Л. Леонов, С. Кирсанов, Б. Полевой,

Б. Афанасьев, Кукрыниксы, Б. Ефимов, В. Саянов, П. Трояновский, Д. Заславский, Ю. Яновский, Я. Галан, В. Темин, Е. Халдей и другие. Особо хотелось бы вспомнить добрым словом выдающегося советского кинодокументалиста и режиссера Романа Кармена и его боевых товарищей Бориса Макасеева, Виктора Штатланда, Сергея Семенова, создавших фильм «Суд народов».

В центре зала — две невысокие трибуны: одна — для обвинителей и адвокатов, другая, расположенная напротив первой, для свидетелей. В соответствии с процедурой англосаксонского судопроизводства, свидетели и подсудимые давали показания сидя на стуле, а обвинители и защитники задавали вопросы и выступали стоя.

По углам зала и в специальных (непробиваемых) застекленных нишах разместились фотокорреспонденты и кинооператоры.

Оригинальный голубой пропуск давал право на вход в зал заседаний трибунала. У меня до сих пор сохранился такой. Я сижу и держу на коленях черную доску, на которой написана моя фамилия.

Процесс и само здание охраняло специальное американское подразделение военной полиции. Одеты были в обычную форму МР -белые ремни, белые каски. На касках и на рукавах мундира были изображены весы, символ правосудия. Вооружены лишь резиновыми дубинками, тоже белыми. Винтовками были вооружены только двое, стоявшие в почетном карауле. Почетный караул несли, сменяя друг друга, советские, американские, английские и французские солдаты -они олицетворяли совместную борьбу антигитлеровской коалиции.

Сотрудники делегаций, прокуратуры, судебные чиновники, немецкие защитники проходили в здание через особый вход.

Без пропусков, через подземный вход от тюрьмы в зал судебного заседания, но зато под усиленной охраной, входили только подсудимые. Они всегда сидели на заранее определенных местах.

Во время заседания возле подсудимых стояли американские солдаты в белых касках и ремнях. Основная стойка - ноги на ширине плеч, руки сзади держат белую резиновую палку.

Если кто-то из подсудимых засыпал или нарушал установленный порядок, то солдат этой палкой указывал, что так делать не полагается.

У входа в зал проверяли, нет ли у кого оружия. После проверки охранник говорил: «О’кей». Это означало: «Проходи, не задерживай других».

Со двора перпендикулярно внутреннему фасаду, вплотную к Дворцу юстиции примыкал корпус Нюрнбергской каторжной тюрьмы. Американцы провели специальный ход под землей в здание Дворца юстиции, что должно было исключить возможность побегов при доставке подсудимых в зал судебных заседаний. Кроме основного корпуса, как и во всякой тюрьме, имелись служебные помещения для охраны и администрации, а также большой спортивный зал. В нем десять подсудимых будут повешены.

Еженедельно полагалась баня, но перед ней заключенные в специальном помещении проходили осмотр.

Подсудимые часто жаловались на то, что их содержание в тюрьме не соответствует их бывшему положению. Им ответили, что они не военнопленные, а военные преступники и режим их содержания определяется не Женевской конвенцией, а уголовным законом.

Начальник тюрьмы полковник Эндрюс жаловался на Геринга: «Понимаете, этот толстяк Герман все-таки неблагодарная свинья. Я ж его избавил от пагубной привычки целыми пригоршнями поедать наркотические таблетки. Ведь когда он прибыл ко мне, никак не хотел расставаться с чемоданом, наполненным наркотиками. Я отобрал. Он ругался, но вынужден был примириться. Я сделал из него человека и спас от верной и позорной для мужчины смерти...»

Каждое утро один их немецких военнопленных солдат передавал господам фельдмаршалам и генералам обыкновенную метлу, которой они сами подметали свою камеру. Нюрнбергская тюрьма была похожа на обычную тюрьму.

Илья Эренбург как-то остроумно заметил, что палка, в чьих бы руках она не оказалась, не перестает быть палкой — ни мандолиной, ни японским веером она стать не может.

Тюрьма представляла собой двухэтажное здание со множеством камер. На первом этаже содержались главные военные преступники. В каждой камере — окно с небьющимся стеклом в тюремный двор. В дверях — другое окошко, постоянно открытое. Через него велось наблюдение за подсудимыми.

Мебельный «гарнитур» заключенных составляли: кровать, жесткое кресло и прикрепленный к полу стол (его ножки были подпилены). На столе разрешалось иметь карандаши, бумагу, семейные фотографии, табак и туалетные принадлежности. В углу — параша. В то время, когда заключенный отправлял свои потребности, были видны ноги и голова. Когда же подсудимый ложился на койку, всегда должны были оставаться на виду его голова и руки.

Ежедневно заключенных брил безопасной бритвой парикмахер из военнопленных — под наблюдением охраны. Свет в камеры подавался снаружи, что исключало самоубийство током. Очки выдавались на определенное время и на ночь обязательно отбирались.

Каждый день подсудимые совершали прогулки в тюремном дворе. Им давали из тюремной библиотеки книги.

Тюремное начальство заботилось о здоровье и быте заключенных, чтобы они не пропускали судебные заседания из-за болезни и здоровенькими были... повешены.

На втором этаже располагались камеры, в которых содержались военные преступники: Гудериан, Манштейн, Кессельринг, Шелленберг, Бах-Зелевски, Олендорф и другие. Они также ожидали суда, но на процессе главных военных преступников фигурировали в качестве свидетелей. У каждой камеры круглые сутки посменно стояли американские солдаты. Часовой сквозь «глазок» в двери должен был наблюдать, что делается в камере.

Главный американский обвинитель Джексон с полным основанием мог отметить в докладе президенту США: «Думаю, что извинительной будет моя похвальба, если я подчеркну, что гигантский процесс был организован и мы были готовы к представлению доказательств 20 ноября 1945 года, менее чем через семь месяцев после моего назначения и после капитуляции Германии». И далее он отмечал, что во время подготовки к процессу было собрано или проверено свыше 100 тысяч захваченных немецких документов и около 10 тысяч отобрано для более детального изучения.

До начала судебного процесса в Нюрнберге трибунал провел несколько организационных заседаний в здании контрольного совета по Германии в Берлине.

Первое такое заседание состоялось 9 октября 1945 года. На этом и других организационных заседаниях рассматривались вопросы регламента трибунала, порядок размещения судей в зале суда, о защитниках, о присяге членов трибунала, об одежде судей.

В частности, члены трибунала от США, Великобритании и Франции настаивали, чтобы судьи на судебных заседаниях были в мантиях, как это принято в их странах.

Члены трибунала от Советского Союза заявили, что будут заседать в военной форме, так как трибунал военный и они осуществляют правосудие в той форме, в которой Советская Армия разгромила фашистскую Германию.

На одном из организационных заседаний присутствовали главные обвинители. Председательствовал член трибунала от СССР генерал-майор юстиции И. Т. Никитченко.

Все судьи поочередно приняли присягу, торжественно заявив, что будут выполнять свои обязанности честно, объективно и добросовестно.

Главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко передал суду русский текст обвинительного акта, а другие главные обвинители — идентичные тексты на английском и французском языках, сообщив суду, что этот документ принят ими единодушно.

Закрывая заседание, И. Т. Никитченко заявил: