Порядок выступлений предусмотрен следующий:

Первая речь Джексона — «Общий план или заговор» — будет построена на документах и на анализе доказательств и займет 2-3 дня. После речи Джексона его помощники будут зачитывать суду все документы, на которые Джексон будет ссылаться в речи.

Вторая речь — английского обвинителя — займет одно полное заседание. Затем будут зачитываться документы.

Третья речь — француза.

Руденко будет выступать последним.

В связи с таким порядком в английской записке Покровскому по поводу нашей просьбы отложить начало процесса сказано, что англичане не видят возможностей поддержать на комитете просьбу отложить процесс, т. к. Руденко должен будет выступить через 3-4 недели.

В настоящий момент американский обвинитель еще не дал ответа на нашу просьбу. Французский обвинитель дал понять, что хочет поддержать нас, но сделал это в устной и необязывающей форме.

2. О вступительных речах обвинителей. Предположено, что в основе вступительных речей будет лежать обвинительный акт. Джексон, приводя положения одного-двух абзацев обвинительного акта, предполагает подкреплять эти положения бесспорными документами, а не свидетельскими показаниями. Вступительная речь должна быть обстоятельной и включать в себя, например, краткую историческую справку о договоре, указание о фактах нарушения договора и т. п.

По общему мнению англичан, французов и американцев, желательно иметь минимальное количество свидетелей где-либо неподалеку от Нюрнберга, например, в Берлине, Париже и т. п. на случай, если кто-либо будет пытаться говорить о неясности или сомнительности доказательств. Обвинители хотят энергично избежать скользких вопросов и не давать возможности подсудимым заниматься дискуссиями или вовлекать суд в дискуссии.

В этой связи признали желательным до начала суда обменяться списком вопросов, которые не должны обсуждаться на суде, с тем, чтобы иметь возможность во время процесса их отводить немедленно.

Покровский сообщил, что Розенберг потребовал вызвать свидетеля, чтобы доказать, что в Прибалтике при Советской власти также были высылка, переселения и прочее. Комитет обвинителей отвел эту попытку, заявив, что не дело суда заниматься обсуждением политики других государств.

Семенов

Послано с просьбой ознакомиться

т.т. Молотову В. М., Маленкову Г. М., Берия Л. П., Микояну А. И. 19.Х1.

Берлин, Семенову

Немедленно передайте т. Покровскому следующее:

«В дополнение к нашей телеграмме № 46, в которой мы указывали, что вы не должны на утреннем заседании девятнадцатого ноября заявлять об отказе присутствовать на открытии процесса ввиду болезни т. Руденко, руководствуйтесь следующим.

Если на заседании обвинителей будет складываться мнение большинства обвинителей против нашего предложения об отложении процесса, то вы должны заявить, что вами не получено полномочий участвовать на процессе, в случае если процесс начнется без главного обвинителя от СССР, и что вы вынуждены будете довести до сведения Советского Правительства об отклонении предложения советского обвинителя и о создавшемся в силу этого положении.

Надеемся, что эта директива вам понятна и что вам понятно также, чем она отличается от вашего предложения. Наше предложение содержит в себе угрозу отказа от участия в начинающемся процессе, но еще не является отказом. Таким образом, наше предложение является способом давления на других обвинителей для достижения нашей цели.

Этой же директивой должен руководствоваться т. Никитченко на заседании трибунала при обсуждении этого вопроса».

Исполнение телеграфируйте.

19.XI. 3.40

Передано по ВЧ

М. Грибанов А. Вышинский

Перед Руденко и Никитченко стояли задачи не допускать обсуждения предвоенных отношений Сталина и Гитлера. Эти темы не раз всплывали на процессе и в западной печати.

Беспокойство по поводу возможных разоблачений политики великих держав в предвоенный период ощущалось в ходе процесса.

В министерстве иностранных дел рейха были обнаружены записи совещания, состоявшегося 22 августа 1939 года в Оберзальцбер-ге, где перед командующими всех видов вооруженных сил Германии выступил Гитлер.

У нас эта речь ранее не публиковалась. Вот некоторые фрагменты выступления Гитлера.

«С осени 1938 года... я решил идти вместе со Сталиным... Сталин и я — единственные, которые смотрим только в будущее. Так, я в ближайшие недели на германо-советской границе подам руку Сталину и вместе с ним приступлю к новому разделу мира... Генерал-полковник фон Браухич обещал мне войну с Польшей закончить в течение нескольких недель. Если бы он мне доложил, что потребуется даже два или один год для этого, я бы не дал приказа о наступлении, и договор бы заключил не с Россией, а с Англией. Мы не можем вести длительную войну. Несчастных червей — Даладье и Чемберлена — я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не могут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье.

Польша будет опустошена и заселена немцами. Мой договор с Польшей был только выигрышем во времени. В общем, господа, с Россией случится то, что я сделал с Польшей. После смерти Сталина, он тяжело больной человек, мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства.

...Мы в дальнейшем будем сеять беспокойство на Дальнем Востоке и Аравии. Мы являемся господами и смотрим на эти народы, в лучшем случае, как на лакированных обезьян, которые хотят почувствовать кнут.

Обстоятельства для нас благоприятные, как никогда. У меня только одна забота, что Чемберлен или какой-либо другой негодяй придет ко мне с предложениями о посредничестве. Он полетит с лестницы...

Наступление и уничтожение Польши начнется рано утром в воскресенье. Я пущу несколько рот в польской форме... Поверит мир этому или нет — для меня безразлично. Мир верит только успеху...

Россия не заинтересована в сохранении Польши, и Сталин знает, что его режиму придет конец, независимо от того, выйдут ли его солдаты из войны победителями или побежденными.

Смещение Литвинова сыграло решающую роль. Изменение отношений с Россией я осуществил постепенно.

В связи с торговым договором мы вступили в политические переговоры. Предложили заключить пакт о ненападении. Затем последовало многогранное предложение со стороны России... Россия ответила, что готова к заключению договора. Установлен личный контакт со Сталиным. Послезавтра Риббентроп заключит договор. Теперь Польша оказалась в том положении, в каком я стремился ее видеть».

В записи совещания помечено: «Речь фюрера была встречена с воодушевлением и большим вниманием. Геринг вскочил на стол и заплясал, некоторые в задумчивости молчали».

Сталин помнил телеграмму Гитлера в день его, Сталина, шестидесятилетия:

«Господину Иосифу Сталину. Ко дню вашего 60-летия прошу Вас принять мои самые сердечные поздравления. С этим я связываю свои наилучшие пожелания. Желаю доброго здоровья Вам лично, а также счастливого будущего народу дружественного Советского Союза...».

А однажды Геринг выразился: «Если я сижу на этой скамье, то справа от меня должен сидеть Сталин, а слева — Черчилль».

Взаимодействие и поддержка обвинителями друг друга наглядно проявлялась при обсуждении вопроса о заключении советско-германского договора от 23 августа 1939 года и дебатах о существовании секретного протокола к нему.

Защитник Гесса Альфред Зейдль получил в свое распоряжение аффидевит (надлежащим образом заверенные письменные показания. — Прим. авт.) бывшего начальника юридического отдела МИД Германии в ранге посла Фридриха Гауса. Последний сопровождал Риббентропа в его поездке в Москву в августе 1939 года. Аффидевит содержал краткое описание хода переговоров и подробное изложение секретного протокола к пакту о ненападении от 23 августа.