Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— А не могла бы ты зарабатывать на жизнь как-нибудь иначе?

По-прежнему держа голову у меня на плече, она ответила:

— Я начала самостоятельную жизнь честным трудом. Но постепенно меня сделали такой, какой ты меня видишь. Это все вы — мужчины! Вы портите нас, толкаете на путь греха! Это вы подводите нас к краю бездны.

— Но не все же мужчины таковы, — пробормотал я.

— Все вы одинаковы!.. — задумчиво сказала она. — Я не встречала ни одного, который хотел бы помочь, ничего не требуя взамен… Каждый домогался одного и того же!..

— Ты не права. Есть один человек, который искренне хочет тебе помочь.

Наваим подняла голову:

— Как же ты думаешь мне помочь?

— Подыщу тебе достойное занятие.

Она усмехнулась:

— Достойное занятие не даст мне и моей семье того, в чем мы нуждаемся.

— Зато вы будете жить как честные, порядочные люди.

Она пристально посмотрела на меня:

— Чем бы я ни занялась, мужчины все равно будут преследовать меня и постараются столкнуть на прежнюю дорожку.

— Ты можешь выйти замуж.

— А кто захочет на мне жениться? Вот ты, например, согласишься взять в жены такую, как я? Ну-ка ответь мне, да только откровенно!

— Не вижу в этом ничего невозможного, — ответил я не совсем уверенно.

— Мне нужен муж, который тратил бы на меня деньги, не скупясь. Я привыкла жить в довольстве, ни в чем себе не отказывая. И знаю только один способ обеспечить такую жизнь.

Помолчав немного, она продолжала:

— Допустим, мы поженимся. Но разве ты в состоянии дать мне жизнь, к какой я привыкла?

— Я всего лишь студент. Доходы мои весьма скромны, однако обещаю приложить все старания, чтобы…

Она прервала меня:

— Хватит об этом! Пусть судьба сама решает, как ей с нами поступить…

На лице ее появилось горькое, страдальческое выражение, и она тяжело вздохнула.

— Я смогу дать тебе все, что ты хочешь!.. — взволнованно сказал я. — Тебе достаточно только сказать… Я готов на все: на воровство, даже на убийство, лишь бы ты имела все, что тебе нужно.

Обвив мою шею руками, она стала осыпать меня горячими поцелуями:

— Мой дорогой… Я не допущу, чтобы из любви ко мне ты стал вором или убийцей. Никогда не толкну тебя на преступление ради удовлетворения своих прихотей. Нет… Нет… Если бы ты знал, как ты мне дорог! Прошу тебя — живи для меня, будь здоров и невредим. Мы будем по-прежнему любить друг друга, и да не разлучит нас злая судьба!

X

Она смотрела на меня с нежностью:

— Как чудесны часы, которые мы проводим вдвоем. Не надо ничего менять, пусть все остается как есть. Я люблю тебя, Фахим… Ты веришь, что я тебя люблю? Сейчас ты в этом убедишься! В доказательство своей любви я больше не буду брать с тебя платы за посещения. Ты будешь моим возлюбленным. Слышишь? Отныне ты мой возлюбленный.

Смущенный и растерянный, я переспросил:

— Возлюбленный?

— Да. Я дам тебе ключ от этой квартиры. Ты сможешь приходить, когда захочешь, и проводить со мной время, ни за что не платя. Правда, тебе придется приносить кое-какие подарки вроде кофе, сахара, мыла. Мне это совсем не нужно, но так положено. Ты также должен покупать продукты и передавать их мне открыто, чтобы видели люди и прежде всего владелица дома. И плату за квартиру вручать ей будешь ты, хотя деньги на это буду давать тебе я. Надо делать вид, что платишь ты, что ты — хозяин.

Она подбежала к шкафу, открыла его и достала деньги. Затем вернулась ко мне и сунула мне в руку несколько бумажек.

— Сейчас как раз начало месяца. Иди, расплатись с хозяйкой. Она живет на первом этаже. С сегодняшнего дня ты мой возлюбленный. Согласен?

Я стоял с деньгами в руке и в замешательстве смотрел на них.

— Все, что я попрошу от тебя взамен, это — помнить часы, отведенные для моих гостей.

Меня затрясло, как в лихорадке. Я гневно спросил:

— Для каких это гостей? Для англичан?!

— Естественно.

— Конечно, что может быть естественней!

Она через силу засмеялась.

— Ну, пожалуйста, согласись! — просительным тоном сказала она, пытаясь умерить мое возмущение. — Клянусь тебе нашей любовью — мы будем счастливы и ничто не омрачит нашу совместную жизнь!

Деньги жгли мою руку, и я швырнул их ей.

— Спасибо за милость! Но оставь при себе свои нежные чувства!

Я кинулся вон из комнаты и с силой хлопнул дверью. Выбежав на набережную, жадно вдохнул влажный морской воздух.

— За что мне подобное унижение? Долго ли я буду его терпеть? Ведь это же позор! Довольно! Пора положить конец этой отвратительной игре.

Я брел по набережной, тяжело вздыхая, охваченный невеселыми мыслями. Свежий морской ветерок обдувал мое разгоряченное лицо, успокаивая нервы. Постепенно мне удалось взять себя в руки, и, дав себе клятву не переступать больше порога ее дома, я направился в кафе к своим приятелям. Там я стал рассказывать последние анекдоты, громко хохотал, чем привел их в немалое изумление…

Однако, вернувшись домой, я повалился на диван и горько заплакал…

XI

Шли дни… Исполняя свою клятву, я, казалось, уже начал забывать дорогу к Наваим.

О том, что произошло, я рассказал в общих чертах аль-Итру и заверил его, что больше ноги моей не будет у нее в доме. Аль-Итр пожал мне руку и объявил, что мой патриотизм, мое благоразумие и добропорядочность достойны подражания.

Тогда я попросил его подыскать другое место для наших бесед: в кофейне на набережной я постоянно рисковал встретиться со своим «прошлым».

Аль-Итр обещал исполнить мою просьбу. К его мнению в кружке прислушивались, и он без особого труда убедил остальных перебраться из привычной уютной кофейни в небольшой клуб на площади аль-Маншия. Облюбовав себе уголок в одной из гостиных, мы снова принялись строить планы о том, как будем бойкотировать англичан.

Аль-Итр по-прежнему давал нам мудрые, расцвеченные поговорками и стихами советы, и мы по-прежнему слушали его, нетерпеливо поглядывая в окно, в тщетной надежде увидеть волшебный призрак, который возникал когда-то перед нами в синем полумраке. Но улица была пуста, и это угнетало нас, нагоняло тоску.

Наконец Рафат не выдержал:

— Чего ради мы торчим в этой дыре? Вернемся-ка лучше в кофейню, на набережную! Там хоть воздухом морским можно подышать.

Все взоры обратились ко мне. С деланным спокойствием я сказал:

— Возвращайтесь хоть сейчас. Не возражаю. Но я туда никогда не вернусь.

— На себя не надеешься? Боишься снова попасть в плен к этой красотке? Конечно, боишься! Эх ты — храбрец!

Запинаясь, я проговорил:

— Всякая грязь вызывает у меня отвращение.

— Не нахожу ничего предосудительного в том, что человек хочет оградить себя от соблазна, — заметил аль-Итр. — Я поддерживаю тебя, Фахим. Надеюсь, и остальные поддержат.

Его вмешательство подействовало, и клуб в аль-Маншия остался местом наших вечерних встреч.

И как же мне пришлось потом об этом пожалеть!

XII

С каждым днем я все больше тосковал по околдовавшей меня красавице и грезил о встрече с ней.

И вот однажды, когда я брел по площади аль-Маншия, разглядывая от нечего делать витрины магазинов, мне показалось, что я ее вижу. Я замер на месте, напряженно всматриваясь. Сомнений не было — впереди шла Наваим.

Держа за руку мальчика лет восьми, она направлялась в фешенебельный магазин готового платья.

Сердце мое отчаянно билось. Весьма удивленный ее скромным видом, я пошел за ней следом, стараясь остаться незамеченным. Ни помады, ни украшений, ни всегдашней черной мулаа, так выгодно подчеркивавшей ее прелестную фигуру. Она была одета по-европейски, и ее можно было принять за итальянку — добродетельную супругу и мать.

Я наблюдал за ней издали. Все ее внимание было поглощено мальчиком: она о чем-то разговаривала с ним и ласково улыбалась его ответам. Они зашли в отдел детского платья, и там она купила ему костюмчик, показавшийся мне удивительно красивым и стоивший, очевидно, немало.

5
{"b":"238987","o":1}