Дункан вошел в библиотеку с ее книжными полками до потолка, цветными стеклами в окнах, с оленьей головой над горящим камином. Его отец и архиепископ сидели в креслах у огня. Когда Дункан вошел, оба встали, приветствуя его. Архиепископу это удалось не без труда.

– Дункан, – сказал отец, – у нас гость, которого ты, конечно, помнишь.

– Ваше преосвященство, – проговорил Дункан, торопясь подойти под благословение – как приятно снова увидеть вас!

Он опустился на одно колено. Благословив его, архиепископ сделал символический жест, поднимая Дункана.

– Он должен помнить меня, – сказал архиепископ отцу, – я довольно часто имел причины выговаривать ему. Добрым отцам пришлось немало потрудиться, чтобы вложить латынь или греческий в его сопротивляющуюся голову.

– Но, ваше преосвященство, – возразил Дункан,– все это было так скучно! Зачем нужен грамматический разбор латинских глаголов…

– Чтобы говорить, как подобает джентельмену, – ответил его преосвященство. – Когда они приходят в аббатство и встречаются с латынью, они всегда недовольны. Но ты, несмотря на некоторые отступления, учился лучше, чем большинство остальных.

– С парнем все в порядке, – проворчал отец. – Я и сам-то не слишком знаю латынь. Ваши люди в аббатстве придают ей слишком большое значение.

– Может, и так, – согласился архиепископ, – но это единственное, что у нас есть. Мы не можем обучать их ездить верхом орудовать мечом или ухаживать за девушками.

– Давайте оставим шутки и перейдем к делу, – предложил отец. – Садись поближе, сынок. Дело касается тебя.

– Хорошо, сэр, – ответил Дункан. Он сел. Архиепископ глянул на его отца.

– Я буду рассказывать, Дуглас?

– Да, – ответил отец. – Вы знаете об этом больше меня и говорите вы лучше. У вас есть слова для этого.

Архиепископ сложил пухлые пальцы на объемстом животе.

– Два года назад, – сказал он Дункану, – твой отец принес мне манускрипт, который он нашел при разборе семейных бумаг.

– Эту работу, – вмешался отец, – надо было сделать столетия назад. Документы и записи были перемешаны без всякого смысла. Старые письма, дарственные, старинные инструменты – все в беспорядке валялось в ящиках. Разборка всего этого и сейчас не закончена. Я занимаюсь ею от случая к случаю. И не всегда легко понять, что к чему.

– Он принес мне манускрипт, – продолжал архиепископ, – потому что тот был на незнакомом языке, на таком, который не только твой отец, но и вообще мало кто видел.

– Вроде бы арамейский, – заметил отец. – Кажется, на нем говорил Иисус.

Дункан переводил взгляд с одного на другого. К чему они ведут? Что все это значит, и при чем тут он, Дункан?

– Ты удивляешься, почему это касается тебя? – Спросил архиепископ.

– Да.

– Со временем дойдем и до этого. Так вот, наши добрые отцы разбирали манускрипт. Только двое из них имеют некоторое знакомство с этим языком. Один с трудом сумел прочитать слова, а другой частично перевел. Но я подозреваю, что сделано очень мало. Мы не знаем главного: подлинный это отчет или мистификация. Повидимому, это дневник, отчет о деяниях Иисуса. Не обязательно ежедневный. Есть части, где запись велась ежедневно, и есть пропуски в несколько дней, но тогда ведущий дневник снова возвращается к предыдущей дате и записывает все, что случилось в эти пропущенные дни. Выглядит это так, будто автор дневника жил в то время и был свидетелем того, что записывал. Вроде бы он не был в числе товарищей Иисуса, но каким-то образом был поблизости. Ну, вроде прихлебателя. Нет никакого намека на то, кем он был.

Архиепископ помолчал, по-совиному глядя на Дункана.

– Ты понимаешь, конечно, какое значение может иметь этот документ, если он подлинный?

– Да, конечно, – ответил Дункан. – Он может дать нам детальный, день за днем, отчет о деяниях господа.

– Не только это, сын, – вмешался отец. – Это был бы отчет очевидца. Это явилось бы доказательством, что человек по имени Иисус действительно существовал.

– Но я не могу…

– Твой отец говорит правду, – перебил архиепископ. – Если не считать этих нескольких листов манускрипта, у нас нет ничего, что могло бы служить доказательством историчности Иисуса. Существует несколько отрывочных записей, показывающих, что такой человек был, но все они сомнительны. Может, явная подделка, может, интерполяция, а может, искажения при переписке монахами, чья набожность иной раз оказывалась выше человечности. Мы верим без доказательств. Святая церковь не сомневается в существовании Христа, но наша религия основана на вере, а не на доказательствах. Мы о них не думаем. Однако перед нами такое множество неверных и язычников, что о доказательствах приходится подумать. Если этот манускрипт является доказательством, наша мать-церковь сможет с его помощью убедить тех, кто не разделяет нашей веры.

– А также, – добавил отец, – устранит сомнения и скептицизм внутри самой церкви.

– Но вы сказали,что это может быть мистификацией.

– Может, – согласился архиепископ. – Мы склонны думать, что нет. Но отец Джонатан из нашего аббатства не может произвести экспертизу. Нам нужен ученый, знающий арамейский язык, изменения, происшедшие в нем. За прошедшие столетия в этом языке появилось множество диалектов. Современный диалект, на котором еще говорят в некоторых уголках восточного мира, конечно, очень отличается от того, на каком говорили во времена Христа, и даже тогда в разных частях страны были разные диалекты.

– Я счастлив, – сказал Дункан, – что такая вещь вышла из этого дома, но я не понимаю… Вы сказали, что я…

– Во всем мире есть только один человек, который может сказать, подлинный это манускрипт или нет. Этот человек живет в Оксенфорде.

– Оксенфорд? На юге?

– Именно. Он живет в маленькой общине ученых, которая за последнее столетие…

– Между нами и Оксенфордом лежат разоренные земли, – сказал отец.

– Мы думаем, – подхватил архиепископ, – что маленький отряд мужественных и преданных людей может проскользнуть через них. Мы с твоим отцом подумывали, не послать ли рукопись морем, но у тех берегов столько пиратов, что честное судно едва ли осмелится бросить там якорь.

– Насколько мал должен быть отряд?

– Как можно меньше, – ответил отец. – Мы не можем послать полк вооруженных людей через половину Британии. Такие силы привлекут к себе слишком много внимания. А маленький отряд, идущий тихо и незаметно, может иметь больше шансов. Конечно, скверно, что отряду придется идти через разоренные земли, но окружного пути нет. Экспедиция была бы много легче, если бы мы знали, где сейчас находятся разрушители, но по нашим сведениям, они могут быть в любом месте на севере. Правда, на прошлой неделе мы получили более новые сообщения: похоже, что разрушители двигаются в восточном направлении.

Его преосвященство торжественно кивнул.

– Прямо на нас, – отметил он.

– Вы имеете в виду Стендиш Хауз?

Отец Дункана слегка улыбнулся.

– За нас здесь не бойся, сынок. Этот старый замок стоит почти тысячу лет, и кто только на него не кидался. Но если отряд хочет добраться до Оксенфорда, ему надо выступить как можно скорее, пока орда разрушителей не подошла к нашим дверям.

– Вы думаете, что я…

– Да, – ответил отец. – Мы думали об этом.

– Мы не знаем лучшего человека для этого дела, – сказал его преосвященство. – Но ты будешь решать сам. Путешествие будет отягощено большой опасностью.

– Если ты решишь поехать, – сказал отец, – у тебя будет больше шансов на успех, чем у кого-либо другого. Если бы я думал иначе, мы бы не подняли этого вопроса.

– Он отлично тренирован в военном искусстве, – обратился архиепископ к хозяину замка. – Я бы сказал, хотя лично в этом не разбираюсь, что ваш сын – лучший меченосец на севере. Он очень много читал об исторических войнах…

– Но я ни разу не поднимал меча во гневе, – запротестовал Дункан. – Я больше знаком с фехтованием. Мы столько лет жили мирно, столько лет не было войн…