— Пардон, господа, пардон... Мерси!

Увидев венскую пролетку с Забайрачным на козлах, поручик сказал своей даме:

— Нам повезло, милочка. Ты свободен, ванько?

— Так точно, вашескородие! — радостно гаркнул «извозчик». — Эх, и прокачу на дутиках — лихо, с ветерком! Куда изволите?

— В Сокольники, братец. Летняя ресторация «Тиволи»... Гони!

Экипаж, мягко покачиваясь на рессорах, унес парочку вверх по Сумской, в аристократическую часть города.

Шура облегченно вздохнула.

У подъезда началась свалка. Изнутри напирали, а полиция не успевала сортировать людей, вылавливая подозрительных. Вскоре под конвоем стояло больше десяти арестованных «Артемов».

Всех в участок! — скомандовал пристав. — Там разберемся.

В полицейском участке выяснили личности задержанных. Половину тотчас же отпустили, остальных отвезли к ротмистру Аплечееву.

Но приметы всех этих «Артемов» даже приблизительно не сходились с данными, которыми располагали жандармы об этом неуловимом революционере.

По сведениям шпиков, настоящий Артем был «лет 23, шатен, ежиком стрижется, усы совсем маленькие, лицо худощавое, нос большой, носит немецкую кепку с пуговкой наверху, одевается в рубаху, подпоясывается ремнем, подражает рабочему костюму...» А эти — разве что в рабочих костюмах, вот и все сходство.

— Всех вон! — бешено заорал Аплечеев на дежурного унтера, а своим подручным показал кулак: — Ну, доморощенные лекоки[3], даю вам сроку месяц. Не выследите Артема — сгною в тюрьме за пособничество и укрывательство революционеров.

Ротмистр отлично понимал — Артем не дурак. Видя, что кольцо вокруг него смыкается, он непременно уедет из Харькова. А не станет Артема — город успокоится.

Однако вскоре жандарм сам же написал губернатору такое донесение :

По собранным агентурным сведениям, 21 сего июня в г. Харькове в Народном доме на разрешенную для прочтения лекцию профессора П. А. Кузьмина собралось до 2000 человек — в большей массе рабочие...

Ротмистр нервничал. Закрыть бы этот Народный дом — рассадник крамолы. Что же дальше писать? Если не изложить губернатору подлинные события, это сделают другие. Пусть и его превосходительство вкусит от горькой истины!

...около 11 часов ночи по окончании означенной лекции присутствующие потребовали удалить полицию, что таковая и выполнила...

Позор! Рабочие ставят ни во что местные власти. Долиберальнича- лись!

...после чего начал говорить речь рабочий паровозостроительного завода. Призывал всех говорить открыто, смело, не боясь шпионов и полиции. За ним в таком же роде говорил «Артем» — от организации большинства... Продолжалось это до половины второго ночи. В присутствующей толпе собирались деньги на революционные цели.

Об изложенном доношу Вашему Превосходительству.

Ротмистр Аплечеев.

Расписываясь, жандарм чуть не сломал перо — так был раздражен. Все зло от паровозостроительного завода. Именно там свили гнездо самые злокозненные смутьяны, там же обосновался и этот каналья Артем... Если губернатор не разрешит принять крутые меры, Харьков может стать очагом страшнейшего бунта.

Одно лишь упустил ротмистр в своем донесении: что деньги в Народном доме собирали не вообще «на революционные цели», а более конкретно — на оружие.

Жандарм и его подручные не подозревали, что в ту ночь после лекции Федор Сергеев загримировался под местечкового еврея. Ермолка, засаленный лапсердак и рыжие пейсы на висках. Даже замешкался у выхода, чтобы насладиться эффектом своего маскарада.

— Шевелись, пархатый! — пихнул его в спину городовой. — Извольте видеть, на лекцию притащился! Сидел бы дома со своей Сарой...

Еще больше согнувшись, Федор нырнул в толпу...

Читая донесение ротмистра Аплечеева, губернатор Старынкевич задумался. Итак: Народный дом, паровозостроительный завод и злоречивый агитатор Артем. Действительно, это переходит всякие границы! Но как прекратить безобразия, как со всем этим покончить! Без полицейских мер не обойтись. Вот-вот вспыхнут еще большие беспорядки! А что, если по-отечески побеседовать с рабочими? Не всё же строгости — аресты, запреты, нагайка. Кстати, депутация рабочих добивается приема. Среди этого сброда, несомненно, и заводилы-паровозостроителн. Надо объяснить преступность их поведения.

И губернатор распорядился допустить к себе на прием рабочую депутацию. Пусть и полицмейстер присутствует!

Возглавлял рабочих Сергеев. Друзья долго отговаривали своего вожака, но он был непреклонен. Даже если опознают, то арестовать не посмеют — депутация! Загримировался под ухаря-мастерового — грамотея, знающего себе цену. Шляпа-тиролька, начищенные сапоги, непокорный ежик на голове потемнел от бриолина и послушно лег.

У входа во дворец «первого в губернии блюстителя неприкосновенности прав верховной власти» шпики ощупали тяжелым взглядом всех депутатов, но Артема среди них не признали.

Старынкевич, сухонький, рыжеватый и бледный, встретил делегатов не очень приветливо:

— Тек-с, тек-с, господа! Что же такое происходит? Этими забастовками вы разоряете губернию и самих себя. Отсюда беспорядки, беззакония!

— Вот именно, ваше превосходительство, — сказал Федор. — Беззакония, нет надлежащего порядка, полиция бездействует.

Полицмейстер Бессонов передернулся: «Еще один краснобай объявился!» Он тоже не узнал Артема..:

— Так чего же вы, голубчики, хотите, чем могу быть полезен? — уже мягче произнес Старынкевич.

Рабочие стали жаловаться на грабежи и воровство, якобы усилившиеся на окраинах, на банды из «Черного орла».

— Раз полиция бездействует, сами наведем порядок, — сказал Бронислав Куридас. — Прижучим грабителей — только дайте нам оружие! Создадим отряды самоохраны.

Губернатор растерялся, глянул на мрачного Бессонова. Может, действительно помочь рабочим в самообороне, завоевать их доверие? А взамен потребовать прекращения забастовок.

Бессонов пожал плечами:

— Да ведь с оружием надо уметь обращаться: не ровен час, невинного убьете. Обещаю вашему превосходительству навести порядок на окраинах силами полиции. Без отрядов самоохраны.

— Мы не простаки, господин полицмейстер, — возразил Федор. — Выдайте нам оружие — научимся и стрелять. А то полицию что-то днем с огнем не увидишь на окраинах. Мы — люди мирные. Строим паровозы, а не пушки. Нас бояться нечего.

Депутаты лукаво переглянулись. Всем известно, почему «фараоны» и шпики избегают появляться в заводских районах.

Прикидываясь защитником интересов рабочих, губернатор долго еще что-то сулил депутации, но Бессонов дал прямо понять: о выдаче оружия не может быть и речи.

Чтобы сгладить отказ, Старынкевич обратился к Федору — он произвел впечатление на губернатора своей рассудительностью:

— Вот ты, молодой человек... Говоришь от имени рабочих паровозостроительного завода, а ведь именно там и творятся возмутительные вещи! Я прекрасно осведомлен... Надо пресечь безобразия!

— Напротив, маши люди очень сознательны...

— Господа, я хочу всех вас предостеречь: не поддавайтесь на заманчивые речи бунтовщиков. Они люди опасные и подбивают вас на беззаконие! Главный среди них — агитатор Артем. Слыхал о таком? — в упор спросил губернатор у Федора и погрозил ему пальцем.— По глазам вижу: и слышал и видел этого Артема!

— Избави бог, ваше превосходительство! — ужаснулся Сергеев так искренне, что депутаты едва не расхохотались. — И знать не хочу этого, как его... Артема.

— То-то же, голубчик, — умилился губернатор. — И впредь сторонись этого преступника, а встретишь — сообщи о нем в участок.