* * *
В сражениях и маршах не замечал Шура, как идет время. Много друзей потерял, одноклассников, с которыми уходил добровольцем. Из дома горькую весть получил: брат сгорел в танке. Стал еще молчаливее. В коротких передышках сообщал родным:
«Жив, здоров, нахожусь, как вы знаете, на передовой линии. Письма от вас получаю часто, но самому много не приходится писать…»
По скромности своей не писал Шура о том, что награжден орденом Отечественной войны I степени, что спас командира, что зовут его в роте мастером стремительных атак. Все был недоволен собой, все ему казалось, что где-то делает промах. Где? Почему снаряды попадают в борт? Значит, он не так маневрирует?
Достав из полевой сумки блокнотик, Шура нарисовал танк, пушку. Потом начал «бросать» машину из одного конца листа в другой.
Стрелок-наводчик Борис Леонов улыбнулся:
— Никак в художественную школу после войны собираешься? Рисунок-то — класс. В детсаде ребятишки чуть-чуть похуже рисуют…
— Нет, — Шура не обиделся на шутку товарища, — закончу десятилетку и на инженера пойду учиться. А это я смотрю, как он мне в борт попадает.
В маленький уральский городок шло короткое солдатское письмо:
«Январь. 1945.
…Скоро Германия. Привет всем родным и знакомым. Долго не писал, извините, некогда было. Чувствуют теперь враги, что настал их конец. Больше пока писать нечего…»
Получен приказ — овладеть городом и крепостью Альтдамм. И опять танк Сугоняева в самых жарких местах. И вдруг он остановился, разорвало одну гусеницу. Новый выстрел — и лопнула вторая. Шура потянул рычаг управления. Танк вздрагивал, но не трогался с места. Ударило в броню. Дымом застлало глаза.
— Покинуть танк! — услышал Шура.
Он оглянулся. Командир, бессильно опустив руку, сползал вниз. Со лба текла струйка крови. Упал на прицел и Борис. И тут Шура почувствовал, что ранен. Острый, горячий осколок впился в бедро.
Шура осторожно опустил на дно тело командира и, заняв его место, стал медленно поворачивать уцелевший смотровой прибор. Наши танки уходили вперед. Немцы, видимо, решили захватить их экипаж в плен.
Шура начал дергать рычаги. Очнулся Борис.
— Шура, а ведь они за нами охотятся. Хотят живьем нас…
— Не возьмут! Мы еще повоюем. Давай, врежь им!
Борис ударил из пулемета. Фашисты, не считаясь с потерями, повторяли свои атаки.
Расстреляли все патроны. Шура открыл люк, прикрываясь крышкой, размахнулся, бросил гранату, вторую. Воспользовавшись замешательством врага, танкисты перевалились из машины на землю. Оба уже слабели.
— Держись, держись, Борька, — поддержал Шура друга. — Смотри, наши подходят… Наши!
Сзади действительно показались родные «тридцатьчетверки». А немцы вновь начали наступать. Осталась одна граната.
— Вот та-а-к. Бросай!
Взрыв лишь ненадолго остановил фашистов. Сник Борис и больше не поднимался. И тогда Сугоняев, прихрамывая, с трудом вышел из-за танка, прислонился к его броне и нажал спуск автомата. Он видел, как упал один, другой, третий… Вот остро кольнуло в живот, руку, грудь. Качнулась земля, небо… Собрав последние силы, взмахнул автоматом и опустил его на голову подбежавшего фашиста.
Шура уже не видел, как новенькая «тридцатьчетверка» ворвалась на пригорок, как в панике бежали гитлеровцы. Наши войска овладели городом.
Несколько суток боролись врачи за жизнь Сугоняева, но слишком мною крови потерял Шура, слишком тяжелыми были раны. Он умер 9 марта 1945 года.
На дно почтового ящика Сугоняевых легло еще одно письмо.
«Уважаемая Анна Сергеевна! Ваш сын — старшина Сугоняев Александр Константинович — в боях за Советскую Родину погиб смертью храбрых. За героический подвиг, совершенный Вашим сыном… Указом от 27 февраля 1945 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил ему высшую степень отличия — звание Героя Советского Союза… Подвиг… никогда не забудется нашим народом…»
…На площади, на берегу городского пруда, стоит скромный памятник. На мраморном обелиске — силуэт молодого красивого парня в танкистском шлеме. Взгляд устремлен вперед, сурово сжаты губы. Руки на рычаге управления…
По праздникам встает к памятнику Героя Советского Союза А. К. Сугоняева почетный караул. Несут его ученики пионерской дружины средней школы № 2, носящей имя Александра Сугоняева. Не ушел Александр из города. Он вернулся сюда в своем бессмертии.
А. И. ЛЯПУСТИН,
журналист, старшина I статьи запаса
АННА СТЕПАНОВНА
В 1971 и 1972 годах в двенадцати номерах «Вечернего Челябинска» публиковался документальный рассказ о 85-й ордена Ленина стрелковой дивизии, которой пришлось вступить в бой с фашизмом в первые же минуты Великой Отечественной войны.
Дивизия получила орден Ленина не за боевой — за трудовой подвиг. За участие в строительстве завода. К началу Великой Отечественной войны она была переброшена на западную границу нашей страны, под Гродно. Там ей и выпало принять первый бой. Судьба дивизии досталась горькая — она попала в окружение. Кто-то вышел из него и продолжал биться с фашистами в составе других частей. Кто-то остался в лесах Белоруссии и сплотился в партизанские отряды. Иные вошли в состав подполья в городах Белоруссии. Никто не сдался, никто не спасовал, каждый бился до последнего. Вот почему и назывался рассказ «Непобежденные».
Читатели узнали тогда о смелом комдиве генерале А. В. Бандовском; познакомились с легендарным комиссаром Н. И. Толкачевым, продолжившем борьбу в Минском подполье; прочитали о боевых действиях партизанского отряда под командованием Б. М. Цикунова, в котором было много бойцов-челябинцев; пережили трудную судьбу лейтенанта М. В. Бойко-Бабы, угодившего в концлагерь, но не склонившего головы; встретились, со многими другими.
Документальный рассказ «Непобежденные» вызвал поток писем. Они начинались словами: «Мне довелось воевать в 85-й стрелковой дивизии…» Эти воспоминания давали новые направления поиску.
Однажды пришло письмо от человека, имя которого только вскользь упоминалось в связи с повествованием о судьбе Николая Ивановича Толкачева.
«Уважаемые товарищи! Мне стало известно, что в вашей газете опубликованы материалы о 85-й стрелковой дивизии. Я некоторое время служила в этой дивизии и знаю многих. Прошу вас прислать мне вырезки с публикациями. Я — Анна Степановна Ананьева…»
Ананьева…
Ананьева!
«Непобежденные» из главы второй: «Комиссар Толкачев».
Бригадный комиссар Николай Иванович Толкачев родился в 1899 году в семье рабочего, в 1918-м вступил в ряды РККА, с 1920-го — член ВКП(б). Сражался против банд генералов Краснова, Деникина, Булак-Булаховича, против белобандитов, пытавшихся захватить КВЖД. Депутат Верховного Совета РСФСР первого созыва от Челябинской области. Делегат XVIII съезда партии. Вместе с дивизией вступил в бой с гитлеровцами 22 июня 1941 года. При выходе из окружения был ранен, попал в фашистский лазарет в Минске…
Минск. Август 1941 года. В кварталах дымятся недогоревшие дома. По безлюдным улицам маршируют немецкие патрули.
В старом здании больницы гитлеровцы разместили лазарет для русских военнопленных. На цементном полу вповалку лежали они, перевязанные грязными тряпками, в пропитанных кровью и потом лохмотьях.
Жена одного из офицеров Еремина — Анна Степановна Ананьева — работала в минском госпитале и, не успев эвакуироваться, стала работать в этом лазарете. Вот что она рассказала:
«Нас было четверо. Утром мы приходили в это большое здание, где для порядка стоял один немец… Сюда фашисты собирали по дорогам и лесам раненых бойцов и командиров. Если бы вы видели! Это был ужас. В грузовике раненые набросаны как попало, один на другом, изуродованные, а некоторые уже мертвые.
Санитарки раздобыли где-то солому. Чтобы подстелить ее, нужно приподнять каждого раненого. Мне тяжело было наклоняться — скоро я должна была родить, но сейчас о трудностях нечего было и думать.
