Все они были в полном порядке. Печати, штемпеля, подписи не вызывают сомнения. Лишь две накладные и дорожные ведомости к ним отличались тем, что были совершенно новенькими — не потерты, не замазаны. Они были составлены на два вагона с ржаной мукой в адрес рыбкоопа станции Бердянск. Получатель — предъявитель! Я ликовал; все идет, как мы и предполагали.

— Эти вагоны когда отправите? — спросил я начальника станции.

— К вечеру, товарищ ревизор.

Пока я возился на станции, Павел Ипатьевич «довел» Селиверстова до вокзала. Пришлось идти в буфет — делец был гастрономом: обедал часа три!

С первыми сумерками Селиверстов купил билет и с пассажирским поездом выехал к морю. В другом вагоне отбыл туда же и Павел Ипатьевич.

Мне же пришлось почти сутки мытариться в Сидельникове. Кто-то искусно толкал вагоны с ржаной мукой в тупики, потом включал в составы и снова отцеплял. И если бы я не следил неотступно за вагонами, то запросто потерял бы их.

Со вторым сборным отправили муку в Бердянск.

Еду опять на тормозной площадке. Можно соснуть. Прилег. В кармане что-то мешает. Полез: небольшой сверток. Развернул — кусок булки с салом! При свете луны теплым словом вспоминаю мою Анну Ивановну. Съел все до крошки!..

В Бердянск прибыли к обеду. Я заспешил в товарную контору, показал кассиру свое удостоверение ревизора и присел рядом.

У окошка уже стоял верткий, черный от загара рыбак в широкополой шляпе и лоснящемся пиджаке, с кожаными рукавицами под мышкой. Он настырно тарабанил в окошко кассира:

— Открывай!

Рыбак предъявил доверенность на право получения груза.

Товарный кассир — рябая, загорелая до черноты женщина в красной косынке — вертела в руках доверенность рыбака.

— Откуда у нас такая организация?..

— Страна растет, гражданочка! — Рыбак мелко засмеялся. — Отсталый вы, извиняйте, элемент. Политграмоте треба вам учиться!

— Бери квитанцию, грамотей! — обиделась женщина.

Ушел верткий клиент, а кассир обратилась ко мне:

— Убей, не знаю, где этот рыбкооп. Городок-то — два плетня на трех кольях!.. Вы, товарищ ревизор, не подскажете?..

— Раз груз прибыл, значит, есть такой получатель, — ответил я и поторопился к вагонам с мукой. Черт-те какой фортель выкинут грабители!

Железнодорожники подали муку в морской тупик. Туда потянулись подводчики. За ними — грузчики засновали, словно муравьи. Пустые мешки у них на головах, как башлыки. Мешки с мукой понесли на телеги. Верткий загорелый рыбачок распоряжался, куда отвозить товар.

Бочаров успел предупредить местных товарищей, но им пришлось мобилизовать весь актив — муку увозили в шесть разных складов. Надо было «засечь» все пути ворованного!

Павел находился в кабинете начальника городского отдела ОГПУ и волновался:

— Селиверстова и Петерсона не упустили бы…

Начальник покручивал сивые усы и щурил хитроватые глаза:

— У нас все як ти часы! Перший биля морского порту, на лабазе. Мешки считает. То — Селиверстов. А другой — у куркуля, що витряк за городом мае. Мои хлопчики прицепились, так намертво!

— Человека со шрамом нет! — сокрушался через минуту Павел.

Я тоже лихорадочно думал о том же. Есть наводчик. Есть подручные. Есть, наконец, главные воры. А кто их вдохновлял? Частный ли это эпизод или кусочек какой-то большой цепи?.. Мне, рядовому чекисту, все это было неведомо. И я вызвал к телефону начальника дорожно-транспортного отдела ОГПУ. Доложил намеками обстановку. И Макар Алексеевич передал:

— Указание центра — заканчивать!

В ночь на 18 августа одновременно были взяты Селиверстов, Петерсон, кладовщики всех шести складов, подводчики, рыбачок в широкополой шляпе. Склады опечатали. Начались обыски и допросы. Нам представлялось, что операция закончена.

У преступников нашли иностранную валюту, золото царской чеканки, пачки советских червонцев. В лабазах были обнаружены тайные подвалы с мукой, зерном, сахаром, вяленым мясом, военным обмундированием…

А на складе, где распоряжался Петерсон, между мешками оказались ящики с гранатами и винтовками французского производства.

И тут мы фактически убедились: поспешили!

— Мабуть, трошки рано! — сожалеючи говорил мне начальник горотдела ОГПУ. — Акулы ушли! А тот, со шрамом, робыв в порту табельщиком. Петровский его фамилия. Жил у рыбачки. С неделю как смотался — пронюхал, мабуть.

В кабинет четко вошел молоденький чекист, лихо щелкнув каблуками, доложил:

— У Петерсона взяли!

На стол начальника легли чистые бланки различных учреждений, заводов, организаций и крупномасштабная карта юга Украины. Начальник стал внимательно рассматривать вещественные доказательства.

Молодой чекист разрумянился. Глаза его сияли, и весь вид его говорил: «Вот какие мы ловкие!»

— Ладно, Петя! — Начальник горотдела ОГПУ махнул рукой.

Чекист покраснел, нахмурил жидкие бровишки и недовольно спросил ломающимся баском:

— Можно идти?

— А ты еще здесь? — Начальник обернулся сердито.

Чекист снова лихо щелкнул каблуками новых сапог и, печатая шаг, вышел.

Я как будто бы встретился со своей молодостью! И у меня было точно такое же желание показать себя бывалым рыцарем революции. И нарочитая подтянутость и жажда щегольнуть военной выправкой. Когда же это было?.. За плечами у меня семь лет работы в ЧК, ОГПУ. Это семь нормальных человеческих жизней!..

А начальник горотдела ОГПУ буднично разглядывал карту, покручивал светлые усы и не замечал моего настроения. Громко вздыхал:

— Поторопились, товарищ Громов. Злякалы ворога. Хамсу похватали, а большая рыба разорвала сеть.

И я досадовал: следовало продолжать разработку операции! Но в то же время мы надеялись, что в центре знают больше и, пожалуй, не прекратили расследование. Это подтверждалось и тем, что из Харькова и Москвы требовали быстрее изолировать причастных к делу «королей сахарина». А по-моему дело нужно было именовать: «операция человека со шрамом».

Позднее, в разговоре с начальником ДТО ОГПУ, я высказал свое мнение. Тот, по обыкновению своему, проницательно смотрел на меня:

— На вашем месте я меньше всего рассуждал бы! Враг усиливает нажим. Чекисты должны меньше разглагольствовать — это расслабляет волю. Некоторые товарищи докладывали, что вы вообще жалостливы. В Бердянске пытались защищать грабителей.

И я со страхом понял, что Бижевич когда-то не случайно расспрашивал о наших настроениях. Начальство ввело систему взаимной проверки чекистов! Действительно, в Бердянске я настоял, чтобы отпустили подводчиков, которые вывозили муку. Их наняли и обещали хорошо заплатить. Нельзя же пристегивать всех к шайке грабителей!.. Нельзя поддаваться чувству подозрительности! И я не раскаиваюсь, что отпустил людей… Пришлось бы вернуться к этому делу, я повторил бы свои шаги!..

— Хорошо, я вас понял! — отрезал начальник ДТО ОГПУ и долго тер лысину. — Подумайте о том, что я вам сказал… И еще запомните одно: если чекисты арестовали человека, то он безусловно виноват! Так должно быть!

У братьев Нестеренко были изъяты крупные суммы советских денег. В каретнике под яслями открыли тайник, полный риса, сахара, масла, соли…

— Зачем вам столько продуктов? — спросил я у жены Степана Ивановича — рыхлой, болезненной женщины.

— Германии та хранцузы идут войной… У мэнэ диты!

— А у тех, кого ваши мужья грабили, не дети?

— Власть богатая — всем достанется!

— Хто же вам казав, що война будэ? — задал вопрос Васильев, участвовавший в обыске.

— Та кривой Измаил, що приезжав до нас.

Тем временем Павел Бочаров в сенях под половицей обнаружил клеенчатый мешочек. В нем различные железнодорожные штемпеля и печати. За божницей на полочке вместе с евангелием хранились чистые бланки доверенностей, накладные и дорожные ведомости.

На допросе Измаил Борисович Петерсон сваливал все на человека с шрамом: