— Со шрамом не раз встречался! — воскликнул я, вспомнив Пологи и Черного Ворона. — Он на почтовом поприще подвизался. Ну, товарищи, Макар Алексеевич прав! Ферзи и короли за этим делом стоят. Если со шрамом — мой старый знакомый, то ниточки выведут нас за кордон. Помнишь, Вася, в 1920 году мальцы навели нас на «малину» Терентия? Ведь чуть не застукали почтаря! Ушел, гад, со Щусем. А когда брали Черного Ворона — вновь ушел…
— Ловкий — сколько лет не дается! — Стойко боролся Павел со сном, но не устоял. Мы прикрыли его шинелью, а сами пошли на доклад к начальнику, наше сообщение он принял заинтересованно.
— Как же они встретились в Сидельникове, если Нестеренко живет в Сечереченске, а его соучастники — в Бердянске?.. Договорились? Списались?.. — Макар Алексеевич смотрел строго, и мне почему-то думалось, что он все не доверяет мне. Да и в самом деле, вопрос его застал нас врасплох.
— Это наш промах! — резко заключил Макар Алексеевич и пристукнул по столу: — Взять на учет каждый шаг всех членов семьи Нестеренко. О бердянских — сам позабочусь! И еще одно. Осмотрительность! Ни в коем случае не спугните!
Возвращались мы к себе в отделение ОГПУ на вокзале, как в воду опущенные. Оказывается, узнаны лишь какие-то точки, по которым даже общую картину преступления пока нельзя составить. А мы возомнили себя победителями!
Я казнил себя, наверное, больше, чем Васильев и Бочаров вместе взятые. Первое самостоятельное столь крупное задание и все — неудачи. Учили же меня, что даже маловажное дело нужно расследовать со всей тщательностью, предусмотрительностью, как самое крупное и тяжкое! Ведь члены семьи Нестеренко могли встречаться с тем же человеком со шрамом или другими участниками шайки. А мы следили только за кондуктором! «Зря доверили мне такое дело!» — пришел я к выводу.
— Лаптями были мы, лаптями и остались! — сердито сказал мне Васильев, когда поздно ночью шли домой. Чувствовал себя он прескверно.
А дня через три меня опять вызвали к Макару Алексеевичу. Шел я к нему с тоской на сердце: дело не продвинулось ни на шаг. Меня съедала мысль о том, что дельцы, наверное, продолжают воровать народное добро. И все по моей вине. «Откажусь, пусть наказывают, но поручат дело более толковому оперативнику!» — решил я окончательно.
— Садись, Владимир Васильевич! — Начальник ДТО ОГПУ занес руку над лысой головой и тотчас отдернул: — Фу ты! Понимаешь, заставляю себя забыть эту неприятную привычку. Жена уже посмеивается: «Почеши лысину!» А ты чего побрил голову?.. Врачи говорят, что частое бритье способствует облысению. Тебе, брат, нужен еще чуб!..
Я будто впервые за время совместной службы увидел своего начальника. Глаза светлые, улыбчивые, как озерки в тихую погоду. И губы припухлые, словно у мальчишки. Он расстегнул верхнюю пуговицу гимнастерки с двумя ромбами на петлицах и, мягко улыбаясь, спросил:
— Как дела, пинкертоны?..
— Неважные, Макар Алексеевич. Поручите это дело..
Но начальник прервал меня, подвигая телеграмму:
— Это, пожалуй, по вашей части, товарищ Громов?
На форменном бланке было три слова: «Буду шестнадцатого Степан». Адресована депеша в Бердянск на имя Петерсона.
И сразу переменилось мое настроение. Я с чувством пожал руку начальника. А он всколыхнул свои глаза-озерки:
— Вы что-то говорили насчет дела? Поручить кому-то?
— Это я думал… решил… — путанно заговорил я, но начальник понял мое состояние:
— Не промахнитесь, хлопцы! Крупная рыба лезет в сети. Вас-то могли уже приметить. Придумайте что-либо, но не отпугните.
На крыльях летел я в отделение ОГПУ. Завалил Васильева на диван и почему-то стал тереть ему уши. Но Васю не так легко побороть. В одно мгновение я очутился на полу. Васильев коленом на грудь:
— Признавайся, в чем дело?
— Сдаюсь!
Когда я рассказал ему о телеграмме и о предупреждении начальника, он проговорил:
— Есть у меня смазчик. Вместе когда-то стрелочниками трубили. В гражданскую — бандюков ловили. Он в бригаде Нестеренко. Попросим приглядеть.
— Действуй, Вася! Осторожненько. Крупная рыба лезет в сеть. — Я погладил свою бритую голову. И тотчас отдернул руку. — Понимаешь, жена уже смеется: «Почеши лысину!» Ты, Вася, не вздумай брить!
— Я что, полоумный?..
Павел Бочаров заранее отправился в Сидельниково, чтобы взять под наблюдение лужайку со столбами. Мы были почти твердо уверены, что там обусловленное сообщниками место явки. А я все же рискнул еще раз проехать с Нестеренко в поезде…
Шестнадцатое августа выдалось на редкость солнечным и тихим. Встал я рано утром. Анна Ивановна с вечера приготовила завтрак — два яйца всмятку. Наскоро перекусив, взялся за кепку. Анна Ивановна вышла проводить меня, поцеловала в щеку.
— Ты найди возможность пообедать. Не мори себя!
А я мыслями сыт: наконец схватим преступников!
Оделся я во все гражданское, как рабочий парень. Серая с пуговичками кепка, брюки в клеточку и косоворотка с поясом.
Прилег в кювете, дожидаясь пока отправится поезд. Вот смазчик, которого Васильев предупредил обо мне, громко засвистел — сигнал! Вдали загудел паровоз — и мы поехали. Где-то впереди Нестеренко. Рядом с ним на площадке — смазчик. А еще дальше от головы состава — я. Беспокоюсь: все ли предусмотрели!…
На станции Игрень смазчик копался в буксе вагона до тех пор, пока не тронулся поезд. Придерживая большую масленку, смазчик побежал рядом с площадкой главного кондуктора.
— Поддержи! — крикнул он Нестеренко.
Тот подхватил масленку, а смазчик привычно вскочил на ступеньку.
— Ух, едва не угодил под колесо!
— Что там с буксой? — спросил главный и недовольно отодвинул от себя масленку.
— Подбивку завернуло. — Смазчик, как мы и условились, следил за каждым шагом Нестеренко.
Поезд набрал скорость. Качало вагон. Ритмично стучали колеса. И смазчик весело посвистывал.
— Благодать-то какая!
Рядом с поездом бежали побуревшие к осени поля и левады, обсаженные вишнями да акациями, белобокие мазанки с соломенными крышами. Ветряк на холме хлестко вертел полотняными крыльями.
А Нестеренко, как видно, все это приелось. Он присел на лавочку посередине площадки, раскрыл кондукторскую сумку и стал перебирать документы.
— Сунуть як попало — и нехай! — ворчал он. — Не свое — делают, абы как. Этим девицам одни кавалеры на уме. А с нас — спрос… То не так, другое негарно…
Главный кондуктор сортировал документы, и смазчик заметил, что две накладные с дорожными ведомостями тот быстро опустил в карман форменной куртки. Уложив все бумажки на место, Степан Иванович благодушно подал кисет смазчику:
— Запалимо, щоб дома не журились!
Закурили и молча смотрели на густые посадки, пожелтевшим валом тянувшиеся вдоль железной дороги. Вдали поднимался в небо темный дым — признак города.
— Добре, що Сидельниково зараз. Живот крутит!.. Утром глечик кислого молока опростал. И вот гоняю почту! — жаловался Нестеренко, высматривая что-то впереди.
Едва поезд замедлил ход, как Степан Иванович подхватил сумку и бросился в кусты акаций. Крикнул смазчику:
— Сдавай поезд, я зараз!
Нестеренко поспешно перешел полянку и сел в кустах. А там уже был Селиверстов. Его с утра держал на глазах Бочаров.
Что-то коротко проговорив, Селиверстов бросил на колени черный портфель. В руках оказалась чернильница-непроливашка. Нестеренко торопливо вынул чистые бланки накладных. Селиверстов быстро заполнил их. А два документа из кармана главного кондуктора переложили в портфель. Вся эта операция заняла не больше пяти минут — рука набита!
Нестеренко подхватился и вышел из кустарников, одергивая тужурку и поправляя брючный ремень. Ушел и Селиверстов.
Как тень двинулся за ним наш Павел. А я — к начальнику станции.
— Можно проверить поездные документы?..
— А-а, ревизор. Здорово! Що зачастил, случилось щось?..
— Служба!
— Ото морока! И колы ото мы переделаем все дела?.. — Начальник станции принес документы.
