У гаража под одной-единственной полуторкой торчали ноги в рыжих стоптанных сапогах. Грачев обратился к ним со своим вопросом. Ноги шевельнулись, и хриплый голос окликнул из-под машины:

— Сенька, ты что ли?.. Ох, и лекцию прочитал мне директор за передний мост! Не приведи господи.

Узнав, что это не Сенька, ноги настороженно замерли, а голос буркнул:

— Валяй в зернохранилище, он там.

В зернохранилище сказали, что Семен Венедиктович только что был здесь, но куда-то ушел, наверное, на нефтебазу. Оттуда Грачева направили в механические мастерские. А после мастерских следы директора вообще терялись. «Ну и порядки, — хмурился Грачев. — Легче задержать нарушителя границы, чем встретиться и поговорить с этим Семеном Венедиктовичем». О шофере Ибраеве сообщили, что он мотается между второй бригадой и пунктом Заготзерно, а дома у него сейчас никого нет, потому что жинка работает где-то на току.

Только к вечеру, когда поутихла жара, Грачев неожиданно застал директора в конторе. Он догадался об этом по множеству людей, толпившихся в коридоре. В одиночку и сразу по нескольку человек они бесцеремонно заходили в директорский кабинет и были там очень долго. Грачев постучался и тоже вошел. На него никто не обратил внимания. За столом сидел седоватый смуглый мужчина с густыми черными бровями и вежливо выслушивал какого-то басовитого парня, который рьяно доказывал, что для раздельной уборки в их бригаде не хватает трех подборщиков. В кабинете находились еще три человека и курили. Грачев слушал и удивлялся выдержке и вежливости директора.

Наконец Грачева заметили.

— Слушаю вас, товарищ, — ласково сказал Семен Венедиктович.

Юрий представился и сказал, зачем приехал.

— А-а, так вы и есть тот самый сержант Грачев?! — широко улыбнулся директор. — Знаю, знаю… Мне о вас много рассказывал товарищ Ибраев.

Грачев облегченно вздохнул. Кажется, его мытарствам приходит конец.

— Ну, что ж, сразу и приступим к делу, Юрий Михайлович, — сказал директор, бегло прочитав отпускное удостоверение и направление в совхоз.

Грачеву было непривычно, что к нему обращались по имени и отчеству; перед этим вежливым и спокойным человеком он чувствовал себя напряженно и даже боязливо, как школьник.

— Так вот, Юрий Михайлович, — продолжал директор, — что если мы поставим вас временно на ответственный участок? — он переглянулся со своими собеседниками, и те дружно закивали.

— Пожалуйста! — сказал Грачев самоуверенно.

— Предупреждаю, участок чрезвычайно важный. От вас будет зависеть благополучие ста шести человек, работа пяти тракторов и пяти подборщиков. Не подведете?

— Никак нет, — заверил Грачев. — А в чем будет заключаться моя задача?

Семен Венедиктович кашлянул в кулак, нахмурился и серьезно сказал:

— Нужно срочно заменить в третьей бригаде одного человека, который обеспечивает всю бригаду водой.

Сердце Грачева упало.

— Так меня в водовозы, что ли?

— Точно так, — твердо сказал директор.

Вот это здорово! Да они что, смеются над ним? Грачев долго молчал. Если бы не привычка к дисциплине, он бы, наверное, повернулся и хлопнул дверью.

— А другой должности не найдется? — наконец хрипло проговорил Грачев.

Мысли его разгадали отлично:

— Вы поймите, пожалуйста, — деликатно сказал Семен Венедиктович, — что от вас будет зависеть все — и жизнь людей и работа машин. А вода у нас здесь на вес золота. Приходится привозить из дальних колодцев и небольшого степного озера. Но дело даже не в этом — в третьей бригаде некого поставить водовозом. Буквально некого! Механизаторы нужны на уборке, а студенты не соглашаются, считают это для себя, видите ли, зазорным. К тому же поставим мы вас временно, на период уборки. А там что-нибудь придумаем.

— Понимаю, — негромко ответил Грачев.

— Вот и отлично! Завтра же и поезжайте в бригаду.

Полевой стан бригады — это два вагончика, несколько палаток, кухня, крытый ток. Это — груды зерна, пыль, грохот механизмов, загорелые парни в трусах и девчата в платочках, орудующие деревянными лопатами. Это — место, где человеку, привыкшему к приволью и тишине границы, можно оглохнуть и задохнуться от пыли.

Все это понял Грачев, когда на следующий день рано утром приехал в бригаду. Его поселили в одном из вагончиков и велели отыскать на току Павла Матвеевича Доленюка, у которого он и должен получить все инструкции.

Это был пожилой человек с фельдфебельскими усами и в майке неопределенного цвета.

— Вы и есть водовоз, дед? — поинтересовался Грачев, пожимая его жесткую, шершавую руку.

— Никак нет, я заведующий током. А водовозила моя дочь Евдокия… Тебя, значит, на ее место прикомандировали?

— Да, дед, — буркнул Грачев. Он представил себе эту Евдокию молодой горластой девкой, которой осточертела водовозка, и она сбежала с нее, а водовозку подсунули ему, потому что он такой дисциплинированный. «Вот и достукался», — зло подумал Грачев.

А Доленюк кивнул на его грудь, увешанную тремя пограничными знаками, и похвалил:

— Смотри-ка, сколько у тебя реликвий, граница. Молодец! Я ведь и сам служил в корпусе у генерал-майора Доватора Льва Михайловича. Боевой был генерал, царство ему небесное.

К их разговору с интересом прислушивались девчата-студентки, о чем-то шептались и хихикали. Грачеву захотелось сорвать с себя все свои «реликвии», снять и запрятать куда-нибудь зеленую фуражку, сделаться таким же незаметным, как этот заведующий током.

— С лошадьми имел дело? — спросил тот.

— Приходилось…

Павел Матвеевич повел его за полевые вагончики, к небольшому овражку, где понуро стояли две разномастные пузатые лошади и лениво щипали траву.

— Вот твоя кавалерия, граница. Прошу любить и жаловать.

— Да-а… — брезгливо промолвил Грачев, осматривая лошадей, ветхую повозку и две деревянные бочки на ней. На заставе за такое отношение к конному составу и снаряжению он бы влепил повозочному наряд вне очереди, а здесь — «кавалерия».

Потом, хмурясь и чертыхаясь про себя, Грачев запряг лошадей и поехал на колодезной водой по дороге, которую ему показал старик.

— Торопись, граница! Не дай бог, опоздаешь привезти для обеда. Синица тебя заклюет, как пить дать.

— Что еще за Синица?

— Повариха наша! Не девка, а казак в юбке. Поторапливайся.

Этого еще не хватало! Какая-то повариха будет им командовать…

Лошади шли неторопливо, отмахиваясь от наседавших слепней. Кругом простирались поля, наполовину убранные, утыканные лохматыми копнами соломы. На неубранных местах лежали длинные ряды валков. Виднелись островки и совсем еще не сжатой пшеницы. Волоча за собою длинные шлейфы пыли, по дорогам ползли автомашины.

Колодец стоял в центре небольшого аула. Грачев размотал длинную веревку, привязанную к ведру, и долго опускал в темные недра, пока ведро не плюхнулось в воду. Потом стал поднимать, перехватывая веревку руками. Двадцать пять ведер в одну и двадцать пять во вторую бочку натаскал Грачев из колодца, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть любопытствующих ребятишек, о чем-то галдевших по-казахски, громко и оживленно.

Потом он поехал обратно. Лошади шли еще медленнее, повозка кренилась из стороны в сторону и скрипела, из бочек то и дело выплескивалась вода, свертываясь на дороге в грязные шарики. Оглядываясь на них, Грачев хмурился, ему было жалко пролитой воды, но он тут же отворачивался: все равно!

Смуглокожая девица в белом поварском колпаке и в цветастом сарафане, присев на корточки, раздувала плиту. Это, очевидно, и была Синица. Грачев негромко кашлянул.

Девица повернула раскрасневшееся лицо, выпрямилась и удивленно вскинула на него зеленоватые насмешливые глаза.

— Ты и есть новый водовоз?

— Я, — мрачно ответил Грачев, предчувствуя каверзу. — А что?

Синица еще раз зыркнула по нему глазами и быстрым движением заправила под колпак прядь светлых, чуть рыжеватых волос.