Алексикакос, Отвращающий Зло.

Джереми легко мог прочесть имена и молитвы на старинных табличках, написанные неразборчивыми каракулями на разных языках, он понимал древние надписи на стенах алтаря — которые были древними уже тогда, когда их впервые увидели прапрадеды нынешних стариков. Причем, что любопытно, половина слов на табличках была на языках, которых Джереми Редторн никогда в жизни не слышал. Однако сейчас он прекрасно понимал все, что там написано, — по крайней мере те части надписей, которые были не слишком заплетены виноградом. Новый главарь разбойников отличался редкостной самонадеянностью. — Да плевал я на всех этих богов! — заявил он.

…А мысли Джереми все вертелись вокруг святилища. Оно наверняка было гораздо древнее этого селения и уж точно появилось здесь задолго до того, как построили самые старые из нынешних домов. Джерри не мог понять, откуда он это знает, — просто святилище выглядело настолько древним…

И постепенно, понемногу, где-то внутри его зародилось и окрепло глубокое спокойствие и уверенность. Джереми как никогда сильно ощутил свое единение с Аполлоном. Присутствие божественного Незваного Гостя в его сознании казалось сейчас настолько же реальным, как и само сознание. — Алексикакос, защити же нас!

Своим необычным левым глазом Джереми видел, как грубая древняя статуя постепенно стала изменяться.

Джерри чуть наклонил голову, прищурился от яркого света. Какая-то часть его сознания продолжала воспринимать плачевную реальность, — у парня сводило зубы от страха, туго перетянутые веревками руки и ноги мучительно болели. Но в глубине души Джереми слышал только звонкое, раскатистое гудение, которое становилось все громче и явственней. Неужто сам Аполлон явится во плоти на этой маленькой деревенской площади, поднимет серебряный лук и примется сеять стрелы мщения направо и налево, уничтожая мерзких святотатцев? При том состоянии духа, в котором сейчас пребывал Джереми, такая перспектива казалась ему вполне возможной.

Тем временем разбойники продолжали издеваться над упрямым стариком. Они обступили его и, насмехаясь, смотрели, как бывший жрец ползает в пыли перед алтарем, стараясь подняться на ноги — но разгулявшиеся бандиты снова пинками свалили его на землю. Старик еще дышал, но больше не пытался поднять голову.

А Джереми словно впал в некий транс и перестал воспринимать реальные звуки. Он не слышал больше ни хриплого дыхания старика, ни смеха разбойников. На алтарь брызнула кровь. Левым ухом Джереми услышал, как горячие капли ударяются о камень святилища, — звук был тихий и мягкий, похожий на шелест легкого дождика. Эти жаркие капли упали почти неслышно и никак не могли бы заглушить голосов молящих, их вообще невозможно было бы услышать при таком шуме, — и все же падение нескольких капель крови, забрызгавшей алтарь, отдались в сознании Джереми неумолкающим грохотом, отдаленным и грозным.

Этот грохот слился с негромким гудением, которое Джерри слышал и раньше, — оно и сейчас доносилось как будто откуда-то издалека. Больше никто из окружающих совершенно не обращал внимания на эти звуки, но в левом ухе Джереми этот тихий гул и жужжание звучали с каждым мгновением все отчетливей.

Парень поднял голову и посмотрел на небо. Далеко на западе, у самого края горизонта, в небе появилось какое-то странное облако — такое прозрачное, что его почти не было видно, и все же достаточно плотное, чтобы затянуть солнце смутной тенью.

Разбойники отловили трех или четырех девушек и молодых женщин-селянок и оттащили в сравнительно просторное здание возле площади. Джереми и остальные ценные пленники, которых тоже препроводили сюда из соображений безопасности, слышали испуганные крики девушек, рыдания, мольбы и треск разрываемой одежды.

Одну из девушек по каким-то соображениям выбрали первой, и четверо мужиков занялись ею — один целовал, прочие, похотливо посмеиваясь, лапали девушку, шарили жадными руками у нее под одеждой. Какой-то паренек из деревни, у которого, как видно, имелся к этой девушке личный интерес, подбежал к окну и, стоя там, надрывно кричал: — Фран! Фран!

Юноша пытался протестовать, он хотел хоть как-нибудь помешать тому, что делали с его девушкой, — но, когда один из бандитов свирепо взглянул на парня и поднял оружие, паренек сразу же замолчал. Он отвернулся от окна и закрыл лицо руками, а потом и вовсе убежал куда-то по улице.

Его девушка дико закричала, когда главарь бандитов и двое его подручных силой развели ей ноги в стороны. Снова раздался треск рвущейся ткани, — с девушки сдирали одежду. Девушка кричала и отчаянно вырывалась. Один из бандитов несколько раз крепко ударил ее, чтобы попритихла.

Другой разбойник притащил горшок с медом, найденный на кухне в задней части дома, и принялся поливать тягучей золотистой гущей обнаженное тело девушки, а его приятели крепко держали несчастную жертву за руки и за ноги. Эта выдумка с медом здорово позабавила разгулявшуюся компанию, бандиты весело заржали.

Арнобий, которого разбойники усадили рядом с Джереми и Ферранте на лавки, подался вперед, насколько позволяли туго стянутые веревками руки, и изливал на бандитов неиссякающие потоки проклятий. Он ругался громко и яростно, в полный голос — но разбойники не обращали на его проклятия ни малейшего внимания. Главарь банды справил свое грязное дело, и теперь на девушку по очереди, один за другим, наваливались остальные разбойники.

А тем временем тот странный звук, который уже давно звенел в голове Джереми, продолжал непрерывно нарастать, постепенно становясь все громче и громче. Для Джереми это непонятное гудение было гораздо более реальным, чем то ужасное отвратительное действо, что происходило прямо у него перед глазами. Прошло еще две или три минуты, и гудение стало настолько громким, что, несмотря на крики и хохот, его расслышали и другие. Бандиты один за другим поднимали головы, прислушивались и удивленно осматривались по сторонам, не понимая, откуда идет звук. Гудение было еще не слишком громким — пока, — но звук неуклонно нарастал, разбухал, наливался мощью, наполняя собой все пространство. И было в этом звуке что-то такое пронзительное, что даже насильники отвлеклись от своего занятия и замерли, настороженно прислушиваясь. Джереми почти не замечал тех непотребств, что творились у него перед глазами. Не замечал он и мучительной ноющей боли в ободранном колене и бедре — памятных метках, оставшихся после его попытки сбежать от Смерти. Не замечал боли от впившихся в тело веревок, туго стягивающих руки и ноги. Джереми сидел там, куда его бросили разбойники, вместе с такими же пленниками, как и он сам, разделяя их вынужденное бездействие. Связанные руки он держал на весу перед собой, глаза его были полузакрыты. Здесь, под крышей дома, не было прямых солнечных лучей — если бы Джерри захотел развести огонь, ему пришлось бы использовать только рассеянный свет, проникающий сквозь окна. Чтобы пережечь веревки, стягивающие руки, надо было бы здорово повозиться. Но, по правде говоря, Джереми и не думал этого делать.

Божественный Незваный Гость давал ему ясные и четкие указания, хотя они и не были облечены в слова. Без слов, но удивительно доходчиво он убедил Джереми, что не стоит беспокоиться о веревках, — по крайней мере прямо сейчас. Потому что как раз сейчас его сознание будет занято совершенно другим, — Джереми придется до предела напрячь все силы, всю волю, чтобы сотворить нечто гораздо более значительное. Чтобы справиться с этим, юноша должен полностью сосредоточиться, не отвлекаясь ни на какие мелочи.

Стараясь исполнить предназначенное, Джереми охотно позволил Незваному Гостю полностью занять свое сознание, потому что видел, хотя и смутно, чем в конце концов все это должно завершиться.

Такого не бывало все эти дни и недели, когда Джереми постепенно привыкал к Незваному Гостю. И потому парня более чем ошеломило пришедшее сейчас осознание его всепоглощающего, всепрони-кающего присутствия. Джереми отчетливо ощутил, насколько полно овладел им Захватчик, насколько тот слился с его сознанием, — это ощущение одержимости запросто могло поколебать ясность человеческого рассудка. Однако на самом деле рассудок Джереми даже укрепился от этого чувства разделенности сознания.