И кроме того, Джереми начал догадываться, что, возможно, Незваный Гость в силу естественных ограничений просто не в состоянии полностью овладеть его сознанием, не способен им управлять.
Постепенно, и далеко не сразу, паренек начал понимать, что за деяние ему предназначено и каким образом его сознание сможет с этим справиться. Ему пришлось примириться с полным отсутствием каких-либо словесных объяснений — но теперь парню хватало и внутренней уверенности, убежденности в том, что он справится. Он должен был чудовищным усилием воли сокрушить врагов — своих врагов и врагов бога, пребывающего в его сознании. Он, Джереми Редторн, был необходим богу, — он был помощником и напарником. Некоторые, особенные, части его сознания, о существовании и возможностях которых парень еще недавно даже не подозревал, теперь позаимствовал Незваный Гость, видоизменил их — и начал использовать.
И по мере того, как Захватчик обустраивался в его сознании, Джереми стал несколько по-иному — не так, как раньше, — осознавать себя. Представление о себе как о Джереми Редторне сделалось каким-то неясным, расплывчатым. Джереми Редторн и Незваный Гость, Незваный Гость и Джереми Редторн — и не иначе!
Они оба помещались в голове одного человека, и границы между ними были весьма условными, — однако юноше не казалось, что кто-то из этих двоих борется с другим за господство. С самого начала совместного существования человек и божество ни разу не вступали в открытое противоборство. А теперь они сражались на одной стороне, плечом к плечу, внутри одного и того же тела — хотя и каждый по-своему.
Медленно, поначалу с заметным трудом, Джереми Редторн начал лучше постигать то, что должно быть сделано. Сперва осознавал только необходимые действия, теперь — и результат, который должен быть достигнут.
Джерри был настолько сосредоточен на деянии, что ему предстояло свершить, что абсолютно не обращал внимания на те мерзости и ужасы, что творились совсем рядом — буквально перед самой лавкой, на которой он сидел. Он не отворачивал головы от непрерывно кричащей девушки и ее мучителей, не отводил взгляда от похрюкивающего мужика, увлеченно насилующего несчастную жертву. Звуки, которые издавали бедная девушка и ее насильники, доносились до Джереми как будто откуда-то издалека. Паренек вообще почти не осознавал всего того, что происходило в доме или на пыльной деревенской площади перед домом, залитой ясным солнечным светом.
Джерри не знал и того, что разбойники себе на потеху подожгли один из домов чуть дальше по улице и теперь хохотали над бедолагами-хозяевами, которые безуспешно пытались залить пожар водой из колодца. Двое бандитов шутки ради предложили хозяину помочь — а потом, весело вопя и хохоча, опрокинули полные ведра ему на голову, вместо того, чтобы гасить пылающий дом.
Сейчас сознание Джереми служило источником энергии — грубой, примитивной психической силы, питающей волю и устремления Захватчика. А его устремления не были непосредственно связаны с тем, что происходило в деревне. Слитая воедино воля Джереми и Захватчика была направлена на нечто, расположенное довольно далеко от того дома, в котором находилось их общее тело. Оба были заняты чрезвычайно важным и спешным делом — они искали и призывали, они прочесывали цветущие поля и луга в поисках того, в чем отчаянно нуждались. Чтобы отыскать это, им пришлось растечься по воздуху надо всеми полями и лесами примерно на милю вокруг деревни. Им надо было собрать жизненную силу, соединить вместе и накопить необходимую мощь. Однако прежде чем эта великая задача была выполнена, на первый план выдвинулось еще одно крайне важное дело. Большая часть сознания Джереми Редторна снова медленно поплыла обратно к деревне, вернулась в его тело, брошенное на лавку, связанное, но невредимое.
По узкой пыльной улочке возле дома, в котором сидел Джереми, как будто без определенной цели бродили поселяне. И всякий раз, когда кто-либо из жителей деревушки показывался в окне, Джерри пристально вглядывался в лицо проходящего — будь то мужчина, женщина или ребенок. Парень знал, что взглядом своего левого глаза он способен оставить на людях невидимую метку, — и Джереми метил каждого из них Оком Аполлона, отмечал тех, кому суждено спастись. Не забыл он и о своих товарищах-заложниках, — чуть повернув голову, Джерри отметил взглядом божественного Ока каждого пленника бандитов. Он даровал спасение и той несчастной девушке, которую терзали разбойники, — ему очень хотелось ей помочь. Джереми ничего не мог поделать с тем надругательством, которое творили над нею бандиты, — но зато у него достало сил уберечь ее от гораздо более ужасных мучений.
Эти метки были не видимы глазам обыкновенных людей — их видел один только левый глаз Джереми Редторна, только тот Глаз, который отмечал людей этой печатью. Но в том, чтобы люди их видели, и не было никакой необходимости, — когда придет время и понадобятся эти знаки, их безошибочно заметят нечеловеческие органы зрения тех, для кого они предназначались.
Поддавшись внезапному порыву, Джереми повернул голову и отметил знаком Аполлона еще одну девушку — ее звали Кати, она лежала на полу, связанная, и рыдала, со страхом ожидая, когда насильники оставят свою нынешнюю жертву и примутся за нее. Джереми тихим и спокойным голосом сказал девушке: — Не бойся, я спасу тебя.
Как ни странно, она его услышала и повернула к парню удивленное лицо, мокрое от слез.
Какой-то разбойник, который стоял здесь же, неподалеку, и ожидал своей очереди примоститься между ног у первой девушки, тоже расслышал слова Джереми и, похоже, не знал теперь, что делать, — то ли рассмеяться, то ли рассердиться. Разбойник повернулся и поглядел на парня. Густые черные усы на его красной роже нервно подергивались от волнения. — Эй ты! Думаешь, у тебя получится уберечь эту маленькую сучонку? — Не от вас, — отстраненно ответил Джереми. — Тогда от чего же? — Вы не успеете причинить ей вред. — Что-о-о?! — Я спасу ее от того, что идет сюда, — от беды, которая обрушится на вас. Хотя, наверное, ей эта беда и так не страшна, — парень говорил медленно, отрешенно, потому что в это время большая часть его сознания все еще витала совсем в другом месте — примерно в миле отсюда, в полях за окраиной деревни.
Усатый разбойник разинул рот от удивления и нахмурил лоб — он никак не мог сообразить, в чем тут подвох.
Джереми, приняв во внимание полную беззащитность и уязвимость своего собственного тела, внезапно понял, что проявляет недостаточно рвения в исполнении второй из своих важных задач, — если он останется внутри этого дома, все жители поселка просто не успеют попасться ему на глаза.
В следующее мгновение парень вскочил на ноги. Ферранте тотчас же принялся извиваться всем телом, стараясь освободиться от пут. Бандит, которого приставили охранять заложников, в это время как раз был занят, — он удерживал Арнобия, который, кипя от безысходной ярости, так рьяно дергал связанными руками, что, казалось, веревки вот-вот лопнут. Поэтому внезапное порывистое движение Джереми оказалось для охранника полной неожиданностью.
Не задерживаясь ни на миг, юноша попрыгал к выходу из дома. Ноги его все еще были крепко связаны, он спотыкался, едва не падал — но все же сумел выбраться на прилегающую к дому деревенскую площадь. Там парень остановился и попытался сосредоточить вгляд своего левого глаза поочередно на каждом жителе деревни — хотя бы на кратчайший миг, — только чтобы успеть увидеть их всех, не пропустить ни одного. С этого места он и в самом деле мог окинуть взором всех до единого поселян — о боги, только бы никого не упустить! При каждом таком взгляде его левый глаз словно испускал тонкий, невидимый лучик и оставлял на человеке несмываемую метку. Метку, не видимую для человеческого глаза, зато…
Джереми весьма приблизительно представлял себе, для чего именно нужно отметить всех поселян знаком Аполлона. Однако парень нисколько не сомневался, что это должно быть сделано. Незваный Гость безмолвно повелел сделать это, и Джерри знал — так надо.
