Значение этого раздела награбленных ценностей имело для Венеции в дальнейшем огромное значение. В руки венецианских купцов и ростовщиков попали огромные богатства, которые способствовали дальнейшему росту венецианской торговли и отчасти подводили экономическую базу под ее колониальную экспансию. «Торговый капитал, — говорит Маркс, — когда ему принадлежит преобладающее господство, повсюду представляет собою систему грабежа, и недаром его развитие у торговых народов как древнего, так и нового времени непосредственно связано с насильническим грабежом, морским разбоем, похищением рабов, порабощением колоний; так было в Карфагене, в Риме, позднее у венецианцев, у португальцев, голландцев и т. д.»[1547] Приведенные выше факты иллюстрируют это положение Маркса.

Вопрос об организации управления был разрешен в полном соответствии с желанием венецианцев. На императорский пост было выдвинуто две кандидатуры, если не считать кандидатуры Энрико Дандоло, снятой венецианцами, — вождя ополчения Бонифация Монферратского и Балдуина, графа Фландрского. Кандидатура Бонифация была менее желательной для венецианцев, чем кандидатура его соперника. Он был сильнее Балдуина, и потому венецианцы отдали свои голоса этому последнему, причем, как это и предвидели венецианские политики, французы были готовы подать голос также за Балдуина, что делало бесполезным сопротивление ломбардцев, входивших в состав комиссии, почему, после долгих споров и препирательств, Балдуин и был избран императором новой империи единогласно. «Французы, — сообщает нам по этому поводу Робер де Кляри, — радовались, а ломбардцы были опечалены».[1548]

Выборы произошли 9 мая, а шестнадцатого состоялось торжество коронации нового императора в церкви св. Софии. Высокие бароны крестоносного войска — забаллотированный Бонифаций Монферратский, Людовик, граф Блуасский, Юг де С. Поль вели себя при этой церемонии, как это подобает вассалам перед лицом своего сюзерена.[1549] Империя была формально основана.

Император Балдуин и бароны расценивали сложившуюся обстановку в высшей степени оптимистически… В восторженном стиле сообщал Балдуин Иннокентию III об основании новой империи: «Се ныне день спасения… восхвалите его первосвященической трубой в Сионе…, — писал император папе, — с уверенностью можем сказать, что никогда история войн не расскажет о более величественных и удивительных событиях…»[1550]

Над союзниками Балдуина, дожем и венецианцами, все еще тяготел, однако, наложенный на них интердикт. Балдуин усиленно рекомендует их папе, как вернейших и благороднейших сподвижников описанных им славных дел. Мы видели, что папа и сам пришел к мысли об изменении к ним отношения. Когда Петр Капуанский вместе с несколькими отрядами крестоносцев, которые раньше направились прямо в Сирию, а теперь решили присоединиться к константинопольским удачникам, явился к завоеванной Восточной столице, венецианцы были возвращены в лоно католической церкви. Несколько позднее этот акт легата был подтвержден и самим папой.[1551]

Когда Иннокентию III сделались известными ужасающие подробности разгрома Константинополя, его совесть еще раз была подвергнута тяжелому испытанию. Политик в папе победил, однако, и на этот раз. В своем письме к Балдуину от 7 ноября 1204 г. он выражает радость по поводу основания новой империи и берет ее под защиту церкви: «Тебя, земли и людей твоих мы берем под защиту св. Петра и наше особое покровительство», — писал он императору.[1552] Все участники крестоносного похода «должны мудро и всеми силами помогать тебе».

Так как за Венецией было признано право назначить Константинопольского патриарха, то венецианцы поспешили избрать на этот пост своего соотечественника Томаса Моросини. Избрание происходило заочно, так как Томас находился в Венеции и прежде чем получить палий восточного патриарха от главы католической церкви, который мыслил теперь себя главой всего христианского мира, должен был пройти целый ряд ступеней священства, отделявшие скромное звание иподиакона, которое носил Т. Моросини, от сана патриарха, на что требовалось время. Основанная крестоносцами империя была, поэтому, пока без духовного главы; но она имела теперь своего императора, получила санкцию на свое существование со стороны св. престола, даже взята под особое покровительство церкви. Пока все шло относительно гладко.

Надо было ожидать, что согласие покинет союзников, как только дело дойдет до раздела тех ценностей, которые феодал считал основными, ленов. Это так и случилось. Бонифаций, как забаллотированный кандидат в императоры, должен был бы получить малоазиатские провинции и остров Крит. Провинции эти, несомненно, были богатейшими в империи, но в данное время они не могли быть к услугам Бонифация, так как были заняты или турками, или греческими феодалами, сгруппировавшимися вокруг Феодора Ласкариса в Никее. Бонифаций понял, что он попал в невыгодную сделку и поставил перед Балдуином вопрос об обмене Азиатских провинций на Фессалию и Македонию с центром в Солуни и с титулом короля. После некоторых колебаний Балдуин дал на это согласие.[1553]

Таким образом вновь рожденная империя имела императора и короля, но состояла пока только из одной столицы. Империю надо было еще завоевать. Когда однако император и король приступили к овладению византийским наследством, то дело быстро дошло до разрыва между ними. Балдуин овладел Солунью, а Бонифаций начал осаду Адрианополя, где Балдуин уже поставил свой гарнизон. Энрико Дандоло и Людовику Блуасскому, остававшимся в Константинополе, удалось, однако, предотвратить дальнейшее развитие конфликта; но вместе с тем была оставлена и мысль о предварительном, до раздела, завоевании империи, мысль, которая, по-видимому, сначала руководила деятельностью крестоносцев, не спешивших с детальным разделом византийского наследства.

Вильардуэн, рассказав о ликвидации возникшего между Бонифацием и Балдуином конфликта, сообщает далее, что после этого начался раздел территории империи между участниками похода.[1554] Эта работа была проведена комиссией в составе 24 членов, избранных на паритетных началах, как это и было предусмотрено мартовским договором.[1555] Мы уже говорили в своем месте, что раздел был произведен или в конце сентября, или в начале октября 1204 г.

Акт о разделе является одним из важнейших документов в истории образования Венецианской империи. Не все, что венецианцы выговорили себе по договору в действительности стало их достоянием, но очень важно то, что он характеризует размеры венецианских территориальных притязаний, их программу колониальной экспансии, которую они по мере своих сил старались провести в жизнь.

В исторической литературе юридический статус и фактическое положение дела в этом вопросе столь часто смешивались, что необходимо особо подчеркнуть важность такого различения. Это тем более, что отсутствие такого различения характерно даже для самых последних исторических работ, касающихся этого вопроса. Мы уже говорили о преувеличенной оценке венецианских приобретений у Дорена. То же самое надо сказать и о работе Карли. В своей «Истории итальянской торговли» последний пишет: «Венеция овладела доброй половиной империи и господствовала над всем морским побережьем от Дубровника до Босфора, а также овладела Критом, Корфу, Кефалонией, Занте, Наксосом, Паросом, Мелосом, Андросом, Миконосом, Сиросом, Кеосом, Лемносом, наконец — тремя восьмыми Константинополя».[1556] С такой же преувеличенной оценкой венецианских приобретений встречаемся мы и в нашей исторической литературе, — укажем для примера труд проф. Семенова В. Ф.[1557] Разумеется, ни один из названных авторов не исследовал этого вопроса самостоятельно: их общие труды отражают несовершенство разработки его в специальных сочинениях, посвященных истории Венеции. Тем больше оснований остановиться на этой проблеме с надлежащим вниманием.