Время догата Пьетро Орсеоло II несомненно является важным моментом в истории Венеции как колониального государства и в лице этого дожа Венеция имела политического деятеля первого ранга. Мы думаем, однако, что значение этого времени и этого человека заключается не столько в том, что было тогда сделано, что было достигнуто, сколько в том, что тогда было намечено сделать, и наглядно показано, к чему надо было стремиться. Практические результаты, которых Пьетро Орсеоло удалось добиться в Далмации, как ни были значительны, не были устойчивыми, — за них, как мы увидим далее, республика св. Марка вынуждена была бороться, конечно с перерывами, целое столетие и к концу его ей пришлось оказаться в том самом положении, с которого начал свою деятельность в Далмации ее предприимчивый дож начала XI в. Далеко не обеспеченным оказалось и ее господство в Адриатике: в том же XI в. Венеция должна была вести напряженную борьбу с различными врагами, которые ставили под вопрос не только ее господство в Адриатике, но и те пути через это море, которые связывали ее с Востоком. В год похода Пьетро Орсеоло Венеция не стала ни обладательницей Далмации, ни владычицей Адриатики, — это случилось много позднее; но в этот догат ее правящий класс, класс арматоров и купцов, впитавший в свой состав наиболее дальновидную часть трибунских феодальных фамилий, отчетливо осознал свои внешнеполитические великодержавные задачи и впервые сделал попытку в значительном масштабе осуществить их на практике. Это не было, однако, даже первым актом колониальной истории Венеции, — это было только ее прологом.

Усматривая в событиях на грани X и XI вв. прежде всего зарождение идеи широкой колониальной экспансии и с этой точки зрения прежде всего оценивая их значение, мы не хотим, однако, отрицать и ряда практических результатов, которые до известной степени служили проверкой правильности и целесообразности проведения в жизнь этой идеи. Венеция несомненно извлекла из своего нового положения в Истрии и Далмации ряд выгод, которыми она не преминула воспользоваться. Опорные пункты ее торговли в далматинских городах несомненно окрепли; ее связи с северной частью Балканского хинтерланда стали более непосредственными и живыми; природные богатства Далмации и прежде всего такие, как лес, скот, оливковое масло, стали более доступными и, возможно, дешевыми; представлялась практическая возможность воздействия на местное производство и местный оборот в нужном для республики направлении. Все это не может быть в надлежащей степени подтверждено текстами из источников, так как составители анналов того времени мало интересовались этими вопросами и редко их освещали, а официальный материал, собрания актов и грамот, если он вообще существует для этого времени, т. е. для XI столетия, не опубликован. Тем не менее история борьбы Венеции за свои первые приобретения не лишена фактов, которые позволяют сделать такие заключения, но не прямо, а косвенно.

Таким образом, подчеркивая еще раз свою основную мысль, мы должны заявить, что на грани XI в. мы присутствуем не при разрешении адриатического вопроса, как это столь часто полагали, а лишь при его возникновении. Приобретения Пьетро Орсеоло были пока не колониями, а разве сферами очень слабого влияния республики на далматинском побережьи.

Прочный материальный базис и соответствующая ему политическая надстройка позволяли Венеции, правда осторожно и с оглядкой, преследовать свои экспансионистские цели в XI в. Цели эти были ясны: в Далмации и Истрии надлежало если не расширить, то укрепить приобретенные сферы влияния: в водах Адриатического моря — всемерно препятствовать всяким попыткам каких бы то ни было посторонних сил поставить под угрозу коммуникации с Востоком; на Востоке — поддерживать добрые отношения с василевсами, несмотря на их прогрессирующую политическую слабость; на Западе — добиваться мира с наиболее строптивыми немецкими преемниками Карла Великого и дружбы с теми из них, кого сила обстоятельств делала сговорчивым.

Преследование этих политических целей сделало для Венеции необходимой борьбу с хорватскими королями, заинтересованными в Далмации, с патриархом Аквилеи, претендовавшим на влияние в истрийских городах, с норманами, прочно обосновавшимися в южной Италии и Сицилии и обнаружившими тенденцию перешагнуть на другой берег Отрантского пролива, с венграми, когда те появились на восточном побережье Адриатики.

Республика св. Марка, распространив свое влияние на часть далматинских городов, долгое время старалась поддерживать фикцию византийского суверенитета над своею будущей добычей, не отрицая одновременно и своей «зависимости» от восточного императора. Дожи охотно продолжают носить звания и титулы византийской табели о рангах: Доменико Флабениго (1034–1042) был пожалован титулом протоспатария, его преемник Доменико Контарини (1042–1071) носит титул не только «божией милостию дожа Венеции и герцога Далмации», но также и «императорского магистра», еще позднее Витале Фальеро именуется «императорским протосевастом».[930] Дальновидные венецианские политики, ценившие не форму, а существо дела, находили пока невыгодным вступать в конфликты с Восточной империей, где у Венеции было так много существенных экономических интересов. Императорский щит особенно был необходим Венеции в Далмации, укрываясь за ним, она усиливала свои позиции в борьбе с противниками. По этой причине только что упомянутый Витале Фальеро охотно признавал, что «Далмация есть греческая провинция».[931]

Среди потенциальных противников Венеции в Далмации в первые десятилетия XI в. первое место занимали несомненно хорваты. Возможно, что недоразумения между хорватскими королями и Венецией начались вскоре после экспедиции Пьетро Орсеоло[932]; но превратились эти недоразумения в открытую борьбу только после смерти Святослава, считавшего себя обязанным венецианцам за поддержку его домогательств против Держислава, именно при Крешимире III (1018–1035). Дандоло под 1018 г. сообщает об экспедиции к берегам Далмации преемника Пьетро Орсеоло, его сына Оттона. Рассказ ведется в обычном для Дандоло стиле: Оттон явился в восточных водах Адриатики по просьбе тамошних городов (requisitus), вызванной тем, что Крешимир, а может быть и его предшественник, «беспокоил Задар и другие города Далмации постоянными набегами. Дож, — сообщает нам венецианский анналист, — обратил врагов в бегство и „обезопасил города“».[933] По-видимому, однако, опекаемые города не обнаружили достаточных верноподданнических чувств, так как дожу потребовалось «укрепить граждан этих городов в верности и послушании». Анналист не замечает явного противоречия, в котором находятся эти его слова с версией о выступлении по просьбе стесненных хорватами далматинских городов.

По сообщению Дандоло крупные далматинские города — мы не может составить их списка — обязались по отношению к Венеции лишь клятвами в верности, но города более мелкие, благодаря своему островному положению легко уязвимые с моря, должны были пойти на некоторые материальные жертвы, правда незначительные. Дож обязал жителей таких городов небольшою данью в пользу св. Марка и взял с них соответствующие обязательства. Это были города островов Цреса, Крка и Раба. Жители Раба обязались поставлять Венеции ежегодно ко дню рождества 10 фунтов шелка — сырца. Один из городов Крка дал обещание выплачивать в качестве дани 30 лисьих шкур, а другой — 15 куньих. Жители Цреса взяли на себя обязательство доставлять дожу по 40 куньих шкур.[934]