Акт о разделе империи показывает, что участники его поставили своею задачей произвести раздел по «справедливости». С этой целью империя была, по-видимому, сначала разделена на три неравных части: одну, считавшуюся, вероятно, более ценной, составляли прилегающие к Константинополю земли во Фракии и северной Македонии[1558]; другую — остальные материковые земли в Европе и Азии; третью — острова Архипелага и Ионического моря. Каждый из трех участников раздела должен был получить долю в каждой из них. В самом договоре различаются, впрочем, лишь первые две части, но внимательное рассмотрение показывает, что во второй части каждому участнику выделяются и острова. В общем мы имеем здесь перед собою обычную для западного феодала форму черезполосного раздела земель с отнесением их по добротности к нескольким конам.

В центре нашего внимания стоят венецианские владения, почему земель, предназначенных для императора и для остальных крестоносцев мы будем касаться лишь попутно. Доля венецианцев, как и других участников раздела, в соответствии с указанным выше принципом раздела, заключалась, прежде всего, во владениях во Фракии, в непосредственной близости от столицы, затем в материковых владениях в южной и западной части Балканского полуострова и, наконец, в некоторых островах Архипелага и Ионического моря. Венецианские владения всюду перемешаны с владениями крестоносцев и императора, только в Ионическом море и по западному побережью Балкан ни император, ни крестоносцы не хотели или не могли обеспечить себе владений.

Во Фракии венецианцы выговорили себе города: Адрианополь, Аркадиополь, Бургарофль и Картокопль с территориями, к ним примыкающими.[1559] Территория этих городов идет довольно широкой полосой по центру Фракии от верховьев Марицы и ее притоков к Мраморному морю. На побережье Пропонтиды эта полоса расширяется и захватывает все пространство от Селимврии до южной оконечности Галлиполийского полуострова. Здесь Венеция особенно заботливо оговорила свои территориальные притязания, перечислив в договоре даже незначительные пункты побережья с обязательным указанием на pertinentia. Таким образом, здесь названы: Гераклея, Родосто, Панизо, Ганос, Пактия, Галлиполи и Мадита.[1560] На противоположном берегу, в Малой Азии, венецианцы получили Лампсак, единственное по разделу внеевропейское владение Венеции. Отдельно от основного массива своих владений во Фракии венецианские делегаты обеспечили за собой Месинополь, претензию на который со стороны Венеции можно объяснить только особыми соображениями венецианцев.[1561]

Континентальные притязания Венеции распространялись также на весь Пелопоннес: во втором разделе венецианских владений, в первую очередь, названа provincia Lakedemoniae и при том еще отдельно города: Патрас, Коловрит, Модон, т. е. важнейшие пункты на севере полуострова (Патрас), почти в центре его (Коловрит) и на юге (Модон), — все это, конечно, cum parva et magna pertinentia.

Далее по западному побережью Балкан, на довольно значительную глубину от береговой полосы Ионического и Адриатического морей, владения Венеции, по замыслу ее представителей в комиссии по разделу империи, должны были идти сплошной полосой от середины северного побережья Коринфского залива до Дринополя или Дрина (залив Дрин в Албании). Здесь были названы несколько известных городов и много мелких пунктов: Навпакт, Воница, Никополь, Арта, Янина, Драч, Охрида и др., конечно с примыкающими к ним территориями.[1562]

Таковы были территориальные притязания св. Марка на континенте.

Из островов Архипелага венецианцы претендовали на немногое: за ними были оставлены два пункта — один на севере, другой на юге — на острове Негропонте, — это Ореос и Каристос; острова Андрос, Эгина и Саламин.[1563]

Вся остальная масса островов была поделена между императором и крестоносцами. В этом пункте мы серьезно расходимся с тем широко распространенным взглядом, по которому венецианцы добились признания за собой всех Киклад, Спорад и даже Додеканеза (в современном смысле слова) и Родоса в частности. Здесь большое влияние оказали Томас и Тафель, и следующий за ними в этом вопросе Гейд.[1564] Это утверждение основывается на отожествлении Konchilari нашего акта с Кикладами и Canisia — с Наксосом. Уже сами эти отожествления довольно произвольны, но что особенно важно, ни Наксос, ни другие Киклады венецианцы не считали своими, хотя владели этими островами выходцы из Венеции. Сеньор Наксоса ведет себя на Крите, как увидим это в своем месте, не как вассал могущественной республики, которая всегда умела обуздывать своих граждан, а как независимый от Венеции феодал. Позднее в договорах Венеции с Михаилом Палеологом она прямо будет указывать, что сеньоры Киклад не находятся в ее власти.[1565] От своих же прав, даже самых сомнительных, Венеция никогда не отказывалась, по крайней мере добровольно. Маркко Санудо и его товарищи принесли за свои владения ленную присягу не Венеции, как это часто без всяких оснований принимается[1566], а императору, а позднее, по уступке последнего, князю Ахейскому. Наконец, в договоре прямо указано, что Додеканез (Dodecanisos), как тогда назывались Киклады, относится к доле крестоносцев.[1567] Не лишенным значения представляется нам и свидетельство Канале, который писал в XIII в. и хорошо знал владения Венеции в то время, в своей хронике, перечисляя владения Венеции на Востоке, Киклад он не называет.[1568] Прекрасно осведомленный в восточных делах Лоренцо де Моначи говорит об островах Архипелага перед занятием их венецианцами, что они «они пребывали в состоянии безначалия» и нигде не называет их принадлежащими Венеции.[1569]

Отнесение к венецианским владениям Спорад, как это делают Дарю, Пужуля и др., вообще ничем не обосновывается ими, как и другими авторами, разделяющими их взгляд. Прямо противоречит тексту договора утверждение, что венецианцы «оставили за собой» Родос и группу островов вокруг него. Некоторые соображения, впрочем, могли бы быть приведены в пользу принадлежности венецианцам Родоса: это, во-первых, тот факт, что временный владыка острова леон Гавала, отстаивая свою независимость от Никейской империи, принес ленную присягу Венеции, а, во-вторых, в одном арабском источнике Родос по разделу империи отнесен ко владениям Венеции.[1570] Но эти аргументы не могут быть признаны убедительными: ленная зависимость сеньора Родоса была кратковременной и случайной, не имевшей никакого практического значения и во всяком случае не предусматривалась договором, чем мы теперь интересуемся; свидетельство араба противоречит тексту договора и фактическому положению дела, в чем можно убедиться хотя бы из того, что на Родос претендовали и пытались его захватить в тридцатых годах XIII в. генуэзцы, а в это время они были в дружбе с венецианцами, что было бы совершенно невозможно, если бы Генуя притязала на владения св. Марка.

Таким образом, притязания Венеции в области островного мира Эгеиды были довольно скромными. Зато в Ионическом море венецианцы захотели получить все семь крупных островов этого моря и среди них, прежде всего, Занте, Кефалонию, Левкас и Корфу.

В договоре о разделе империи обращает на себя внимание тот факт, что и здесь, как и в договорах Венеции с Византией в XII в., не упоминаются совершенно территории Черноморья. Объяснить это ссылкой на то, что Византия фактически уже не распоряжалась на берегах «Большого Моря», нельзя, так как Венеция не останавливалась перед такой ситуацией там, где ее интересы серьезно затрагивались. Остается, поэтому предположить, что до начала XIII в. у Венеции здесь не было сколь нибудь значительных интересов. Мы в этом вопросе расходимся с некоторыми русскими исследователями проблемы итальянской торговли на Черном море. Еще Медовиков полагал, что венецианцы получили несколько пунктов на берегах Понта.[1571] Позднее Брун в своей работе, посвященной поселениям итальянцев в Крыму, прямо указывал на Согдайю, Сурож наших летописей, как город, выговоренный венецианцами для себя во время раздела. Основанием для такого суждения было для Бруна упоминаемый в договоре emborium Sagadai. Он же считал Lazi et Lactu договора устьями Днепра и Буга. Несколько позднее Юргевич в примечании к изданному им тексту «Устава для генуэзских колоний» нашел возможность заметить, что венецианцы при разделе «не забыли упомянуть о Сугдее, или Суроже».[1572] Эта или подобные точки зрения встречаются, конечно, и у иностранных историков.[1573] Согласиться совсем этим мы не считаем возможным. Messini Медовикова имеет разночтение Mesinople, как мы уже отмечали выше, что говорит не о Месимврии, как думает Медовиков, а Месинопле. От части своих догадок Брун отказался сам в результате полемики с Гейдом, и в частности — от только что приведенных географических отожествлений.[1574] Мы, впрочем, не можем согласиться с вопросом о Sagudai также и с Гейдом, который, опираясь на одно место из Алексиады Анны Комниной, относит это наименование к одному из пунктов в Малой Азии.[1575] По ходу описания территорий в акте о разделе здесь должна идти речь об одном из портов на южно — фракийском побережье. В таком случае Sagudar договора должно быть сближено с одним из наименований славянских племен, живших в южной Фракии или Северной Македонии.[1576] Заинтересованность венецианцев в таком пункте могла быть двоякой и обусловливаться, с одной стороны, их торговыми интересами в северной Македонии и южной Фракии, а с другой стороны, как и обладание Мозинополем, желанием приобрести ряд земель в непосредственной близости от Солуни для обмена с Бонифацием Монферратским на острове Крит.