— «Но не любил он, нет, не любил он, но не любил он меня…» — пробормотала Анжела. — Меня никто не любит. Все только использовать хотят и бьют. — Девушка потерла щеку. — Вот гадина!

— Женщину можно понять. Она мужа потеряла и опасается всяких подвохов. Ты сейчас поскромнее держись, лады? А если будут трудности, ко мне по-соседски подскакивай. Разберемся.

Узнав о беременности, Анжела пришла не к кому-нибудь — к соседу Антону Евсеевичу. Антон чинил в сарае спортивный инвентарь. Повсюду валялись порванные мячи, резиновые круги и автомобильные баллоны, из которых Антон выкраивал заплаты. Резко пахло ацетоном и клеем.

— Вот это дела! — Он ударом ладони вогнал в бутылку с клеем сопротивлявшуюся пробку. — Чей ребенок, хоть знаешь?

Она утвердительно кивнула, не глядя ему в глаза.

— Почти точно.

— «Почти!» — Выдрать бы тебя хорошенечко… И как поступать думаешь?

— Не представляю. Мне второй аборт делать нельзя. Рожать тоже нельзя. Если мать узнает и все здесь — ужас что будет. Уж лучше топиться. Вдова Роберта все равно убьет.

— Не убьет — руки коротки. Утопиться успеешь, воды у нас хватает. Не Сашкин, выходит, грех?

Анжела отрицательно покачала головой:

— Вообще не знаю, куда Александр делся. Говорят, подрабатывать с ансамблем отправился. Расстались мы…

— Все у тебя наперекосяк! — Антон Евсеевич мрачно зашагал по сараю, подбирая обрезки резины. Сел на колесо, задумался. — Давай вот как решим: пару месяцев погоди, волну не гони, расслабься. Я с Веркой посоветуюсь, может, что и придумаем.

Вскоре Антон рассказал, что у его жены Веры есть родня на дальнем хуторе. Вокруг степь да степь. До деревни семь километров. Он туда в сентябре наведаться собрался. Огород старикам покопает, а заодно и проведет переговоры.

— Устрой так, как будто выступать тебя на гастроли пригласили. Поедешь со мной к старикам, родишь спокойно — тетка Веркина по этому делу мастерица, вроде повивальной бабки. Мой первенький — Митек — там и родился. А тем временем Сашка объявится, и я его, как миленького, обработаю. Вернетесь вместе, с ребеночком и под венец. Что тут такого — уехала беременная, одумалась, с отцом ребенка помирилась и в законный брак вступила. Нормальная жизнь пойдет, девонька! — Нептун нажал пальцем нос Анжелы.

— Б-и-и-п! — прогудела она, глотая слезы.

— Правильно. Вот так и держать, товарищ Градова.

Но Сашку насчет ребенка уговаривать не пришлось — умер мальчонка. Поехала Анжела в сельсовет, чтобы матери позвонить. Услышала, что Сашка как с ума сошел, надписи про любовь пишет и разыскивать ее собирается.

— Где ты? — кричала мать, совсем не ожидавшая, что поездка дочери так затянется. Сбежала, выходит, из дома или от Саши скрывается. — Что ему сказать-то?

— Я Саше сама позвоню и все расскажу. Не обижайся, мамочка. Вот еще в двух пунктах отыграем, и я — сразу домой. С подарком прибуду, — сообщила Анжела, радовавшаяся, что план ее потихоньку реализовывается. Сын родился благополучно и оказался таким нужным и любимым существом, что не ходила Анжела — летала. Летела и в тот день, гремя погремушками, приобретенными в сельпо для Лешеньки.

Вернулась на хутор — тетя Катя, что приютила ее, в истерике катается — мол упало из печи полено, вспыхнула колыбелька и вместо Алешки — один пепел остался и показать нечего… Вошла Анжела в прогоревшую избу, яркую игрушку к груди прижала и отключилась…

С тех пор она знала, как случается с людьми глубокий обморок, как теряют они сознание и всякий смысл своего существования. Потеряют себя и живут по инерции, не зная ни боли, ни радости.

Была свадьба, семейная жизнь была, выступления по ресторанам и здравницам, деньги… Но будто бес вселился в Анжелу — не было ей покоя и света совсем не было.

Потом Анжела отступилась и ее место заняла Анна. Счастливая женщина, покойная. И одиночество свое и болезнь как должное восприняла, с тайной радостью — покаяние смывает грех. Знала, что скоро появится рядом с могилой отца свежая, и жалела мать, что будет твердить ее имя, прижимаясь щекой к глинистому холмику.

Но перевернулась жизнь! На самом краю. Ой, как странно перевернулась!

В больнице Иллинойса ее звали миссис Анжела. Самый главный врач, огромный негр, сказал: «Я — Бил Самуэл. Я буду вас лечить. О’кей?»

Выплывая из забытья, Анжела вспоминала случившееся и не торопилась открыть глаза. Визит смуглого господина к Градовым, его обеспокоенность ее болезнью, хлопоты и перелет в Америку совершились, словно помимо воли Анжелы. Ее несла куда-то теплая волна, теплая и синяя, как в бухточке в июле. Кто-то жалостливый и всемогущий укачивал ее в своих огромных, добрых ладонях.

Однажды, открыв глаза, Анжела увидела сидящего возле ее кровати человека и сразу узнала его, хотя не было теперь на голове Али белого платка, а виски стали серебряными. Он внимательно посмотрел на нее сквозь поблескивающие очки и слегка улыбнулся, заметив ее радость.

— Здравствуй. Это тебе. — Он кивнул медсестре, двери комнаты открылись, впустив столик на колесах, полный цветов: букеты, горшки, вазы. И цветы самые разные. Заметив тюльпаны синего цвета, Анжела чуть улыбнулась — такого не бывает, она знала.

— Так будет повеселее, правда? Не беспокойся ни о чем, здесь хорошие врачи. Оплачиваю лечение я. — В глазах Али появилось новое выражение. Мудрость и печаль. Да, печаль пряталась в темных, как ночь, его зрачках.

— Спасибо. Я сразу узнала тебя.

— Ты должна простить меня за прошлое. Сейчас я думаю, что из всех женщин, которые были у меня в юности, я мог бы полюбить тебя… Женщин было очень много, а ты — особенная — частичка моря и солнца. — Он печально посмотрел на ее поблекшие волосы.

— Мы из разных миров. Ты правильно сделал, что прогнал меня. Прогнал ту Анжелу.

— Я был очень зол. Понимаешь, я знал все, что происходит в лагере. Директор приходил ко мне и лично докладывал… Он сказал, что у певицы много поклонников и среди них… В общем, важный коммунист с лицом бульдога. Я узнал это в тот момент, когда ты пела песню про снег… Мне было больно…

— Не надо вспоминать плохое. Я много пережила и сильно изменилась. — Анжела пригляделась к смуглому лицу гостя: — Ты тоже.

— Да. Много было горя. Я потерял жену и дочь.

— Извини… Это очень больно. Но почему… Почему ты вспомнил обо мне?

— Мудрые люди говорят, что ни одна жизнь не исчезает бесследно. Не остаются без плодов ни деревья, ни травы, ни деяния человеческие. А то, что по неразумию своему мы называем случаем, — есть воля Всевышнего.

Анжела согласно кивнула. Теперь-то она целиком чувствовала себя в его воле.

— Грешила я много.

— Но ведь покаялась.

— Нет, я не о связях своих, о другом… Столько лет в душе камень носила, но рассказала одному человеку, совсем чужому иностранцу, который обо мне позаботился. И о том, как бегала к тебе и как родила мальчика. Он тихо так, ласково выспрашивал, я соврать не могла. Извини, если причинила тебе вред.

— Ты поступила правильно. Это был мой верный слуга, и действовал он по моей воле. — Мухаммед осторожно взял руку больной, лежащую на одеяле: — Не волнуйся, Анжела, я должен сообщить тебе очень хорошие известия. Наш сын — это был наш с тобой ребенок — не умер… Ты понимаешь меня?

— Нет… Повтори, что?

— Мальчика увезли в другую страну. Он вырос и стал совсем взрослым. Сегодня я расскажу ему, что его мать жива. Ведь это чудо, Анжела?

Она молча кивнула. Она улыбалась и плакала и всем своим существом — пела!

— Это дар. Очень большой дар. Я брежу, да?

— Нет. Врачи сделали исследования. Все точно: у нас с тобой есть взрослый сын. Он думает, что сирота.

— Бедный малыш… — Анжела приподнялась на высоких подушках. — Нет… ему уже двадцать шесть, так? — Ярко вспыхнуло в памяти пасхальное утро и пришедший к Градовым американец. — Он живет в Америке? Сидней, да, Сид… Я знала, знала… Благая весть… Благая…

— Жалко, что ты не сможешь полететь со мной в Англию. Сидней сейчас там. Он должен узнать правду.