Ошеломленный откровенностью костюма в пляске «Вигвам» — кое-какие веревки и перья на обнаженном, умащенном коричневым кремом теле, Сид заявил свой протест:

— Ухожу. Голой жопой вертеть не стану.

— Глупости. Это ж не стриптиз-клуб! Комплексы надо преодолевать, — не одобрил вспышку приятеля Вашек. — Это театр. Нам платят неплохие деньги. Стриптиза от тебя никто не требует, тем более что ты трясешься с копьем на заднем плане. А с барышнями после программы хороводиться — за отдельные деньги, по желанию. Стыдно, Сидней. Считаешь, что все здесь глупее тебя… Боб, между прочим, женат, имеет сынишку. У Тома — степень бакалавра! Парни подрабатывают — и все! Ну, если тебя, конечно, уж очень смущают обнаженные ноги, надень под перья колготки.

Сид не надел колготок. После первого выступления он выпил с Вашеком за кулисами и почувствовал себя легче. Еще через три дня — хохотал над своим «лепетом протеста». А потом он увидел Грету. Изящная, словно породистая борзая, женщина сидела за первым столиком. В полутемном зале Сид видел только ее — пышные серебряные волосы светились ореолом, голубые, очень темные глаза были устремлены на Сида. Нет, он не ошибся, седая дама высмотрела среди участников шоу именно его. И в конце, когда актеры вышли на поклон, хлопала, подняв над головой руки. А потом помахала ладошкой, заманивая его спуститься к столику.

Переодевшись, Сид вернулся в зал, где уже начались танцы. Свою даму он увидел сразу — в лунно-серебряном платье из парчи, она выделялась в сумраке и тоже искала его глазами. Он подошел и пригласил ее на танец. Танго его научил танцевать Вашек — с вывертами и всякими захватывающими душу прибамбасами. Чувство ритма и, главное, чувство гибкой женской талии под его ладонью увлекли Сида. Лишь когда музыка умолкла, он взглянул в лицо своей партнерше.

— Грета, — представилась она с сильным немецким акцентом.

Сид удивился: платиновая седина обрамляла довольно молодое и чрезвычайно породистое лицо — узкое, бледное, с тонким, чуть горбящимся носом и широким, неожиданно ярко очерченным ртом.

— Очень приятно. — Сид, кажется впервые в жизни, в порыве чувств поцеловал руку даме.

Она была не просто красивой, молодой или старой, глупой или умной, — она была как раз то, что надо. После третьего танца они отправились в отель Греты.

— Как только я увидела тебя, в моей голове словно кто-то включил сигнализацию: гори все синим пламенем, я должна принадлежать этому парню, — призналась Грета в перерыве между безумными ласками.

— А у меня сработала сигнализация в штанах. Именно на тебя, хотя вокруг целый цветник барышень, — со злинкой ухмыльнулся Сид, сообразив, что стал альфонсом — платным партнером в постели.

Она закрыла его рот ладонью и посмотрела очень строго:

— У нас совсем другое, мой мальчик… мы станем настоящими друзьями.

Сид оставил шоу, уехав с Гретой в Германию, где у богатой вдовы имелся прекрасный дом и, кстати говоря, достойное общественное положение. Фрау Хофман не побоялась предъявить обществу молодого любовника. Конечно, они не являлись вдвоем на званые вечера, но всем, кто попадался на пути влюбленной пары, Грета объявляла: мой друг, Сидней Кларк. Конечно, она была чрезвычайно элегантна и дьявольски сексуальна. Сида волновал резкий контраст внешности неприступной леди с темпераментом официантки. К тому же она была по натуре развратна, получая удовольствие от опасной игры: явлением юного любовника она бросала вызов обществу.

Однажды Сид разглядел истинное лицо своей возлюбленной. «Это же не седина! Это напудренный парик маркизы Помпадур! Недаром она подводит темным карандашом маленькую выпуклую родинку в уголке рта!» Постепенно становилось очевидно, что сработал самый банальный вариант: Сиднея Кларка содержала состоятельная, пылкая дама в качестве сексуального партнера. Ни на что другое он не годился. Эпизод с попыткой опубликовать рукопись, завершившийся ее сожжением, подтвердил это. А ведь Сид писал об Эмили, о дяде Джузеппе, Гуго, Синди… Он выворачивал наизнанку душу в надежде на понимание старшего «друга»! Грета сказала: «Слишком мрачно, дорогой…» Посоветовала ему смотреть на мир оптимистичней и согласилась финансировать публикацию повести мизерным тиражом. За молодого любовника и его капризы надо платить…

Все это вспомнил Сид, лежа без сна в номере отеля «Сирена» на берегу озера Гранди. За окном в кронах деревьев шелестел дождь. Включив лампу, он долго глядел в потолок, мысленно рисуя на белом «полотнище» один и тот же вопрос: «Что ты здесь делаешь, Сидней?»

Весь следующий день, прихватив зонт, он бродил по городку. Присматривался, прислушивался, ждал. Вдруг из дверей автомобиля выйдет она… Говорили вокруг только о непогоде, о том, что на пляже смыло павильоны, в кафе «Бристоль» унесло ветром зонтики, что туристы бегут, напуганные холодами, а те, кто успел прихватить свой лакомый кусочек, затаились в теплых постельках.

В самом деле, зашторенные окна отельчиков выглядели чрезвычайно загадочно. За ними скрипели кровати, пылали сосновые чурки в каминах и везде — на коврах у огня, под пышными перинами, при свете хрустальных люстр или в темноте, обнаженные люди занимались любовью. Сид представил, что за одним из таких окон его ждет Софи. Или, допустим, звякнет колокольчик, распахнется дверь пиццерии, впуская влажный воздух и женщину в мокром плаще. Она стряхнет и сунет в корзинку зонтик, отбросит со лба черные мокрые завитки и посмотрит прямо на Сида…

Странно, Сиду Кларку везло на больницы. Первый раз, попав туда, он встретил Вашека и все-таки, расставшись с Гретой, поступил в университет, второй раз — в госпитале государства Фарух, Сид провел двое суток в общении с очаровательной девушкой. Они сидели в саду, без умолку болтая. Софи рассказала о любимых игрушках, о розовых полях Болгарии, пони в замке Флоренштайн. А потом — о несчастной любви к Полю. Сиду пришлось подробно и жестко, скрипя зубами, поведать Софи про Гуго Гесслера. Вскользь он помянул Эмили и затяжной роман с Гретой.

— Ого! — почему-то обрадовалась Софи. — Да у тебя не биография, а целый авантюрный роман. Не слишком, правда, веселый.

— Увы… — Сид поколебался и выпалил: — К тому же я не сын Келвина…

— Потрясающе! К чему такая таинственность? Может, ты из ЦРУ или из русского КГБ? — недоверчиво нахмурилась Софи.

— Дело в том… Дело в том, что я ищу клад. Это касается и тебя. — Сид рассказал про встречу с Арчи и затеянные им поиски. Глаза Софи широко распахнулись.

— Фантастика! Столетний клад на дне моря! И что за глупые игры с кассетой?! Боже мой, моя мама прятала в прическе какую-то пиратскую карту… А другая русская девушка — в бюстгальтере! Детский сад… Даже статью не напишешь.

— Но золото еще не найдено. Оно все еще лежит там!

— Тогда скорее ищите, мне нужен захватывающий сюжет для репортажа.

— Это же секрет! Ты что, не поняла?! — Сид помрачнел. — Я думаю, жуткий, самый жуткий криминал…

Софи задумалась, машинально ощупывая ушибы и наклейки пластыря.

— Н-да-а… — наконец проговорила она. — На меня, как дочь, притязает премьер этой страны, ты разыскиваешь сокровища, а по ходу дела сметаешь с лица земли маньяков… Похоже, жизнь не так уж скучна, чтобы искать допинги в наркоте или левацких заскоках. Ты явно умеешь устраивать триллер из повседневной бодяги, мистер Кларк… — Черные глаза задорно блеснули. — Как ты думаешь, Сид, тебе бы не помешала в розысках смелая, сообразительная и почти бескорыстная партнерша?

— Отличная идея! Жаль только, что заблуждения Арчи скоро развеются. Мне понравилось путешествовать. Стало любопытно соприкасаться с людьми, которых, как я полагал, старикан придумал. Представляешь, русская девушка из попсовой группы, теперь поет в церкви. Твоя мама стала графиней. Осталось навестить москвичку.

— Поедем вместе! Я ни разу не была в России.

— Нет, Софи. Никто не должен знать, что я разболтал тайну Келвина. Особенно он сам… Да не хмурься ты, повязка отпадет. — Сид ладонью прижал пластырь ко лбу Софи, лишь потому, что очень захотелось прикоснуться к ней. — Через пару недель все выяснится… Бедный Арчи…