- Никакая шутка не стоит свободы, - сказал, наконец, Гаврила. - Или у вас тут по-другому все?

Патрикий дернул головой и потускнел, словно луна, прикрытая облаком.

- Конечно, ты прав… - наконец отозвался он. Только что живой голос теперь наполняла тоска. - Но что остается делать, если не вспоминать, когда ты уже полгода сидишь в подземелье без надежды на милость, и почти свихнулся от огорчения?

Марку показалось, что он ослышался.

- От огорчения? Не от раскаяния?

Почти против воли Патрикий рассмеялся.

- Что ж раскаиваться? Шутка получилась уж больно славная…

Память перенесла его в прошлое, он снова ожил. Рассказать другим о своем успехе, значит заново пережить его. Лицо перекосило в злой улыбке. Гаврила понял, что сейчас что-то услышит, и пододвинулся поближе.

- Был у меня враг при Императорском дворе… Перетрий Митрофади. Все силой своей гордился, мужественностью. Бороду не брил, не мылся, не завивался. Все вопросы хотел мечом, силой решить…

Узник засмеялся, и звон цепей причудливо переплелся со злым смехом.

- Не понимал, чурбан дубовый, что чтоб при Императорском дворе удержаться мало прямоты, силы и мужества. Ум еще нужен, коварство и осмотрительность…

Враг Императора прикрыл глаза, вспоминая мгновения непонятной Гавриле радости. Лицо осветилось внутренним светом.

- Пришлось показать Императору, что неправильный это путь, что ошибся его любимчик.

Он засмеялся легко и весело, словно чудом каким-то перенесся в то самое время.

- Мои люди поймали Перетрия и три месяца мыли, выщипывали волосы, умащивали благовониями.

Он наклонился к Гавриле и по-заговорщицки прошептал:

- Оказывается, что горячая вода, мыло и благовония обладают волшебной силой менять внешность человека!

Марк сунул голову поближе и услышал.

- Император искал его по всей стране, и когда я три месяца спустя, объявил, что нашел пропажу, то он примчался в мой загородный дом, где я и держал Перетрия.

Лицо Патрикия задергалось от сдерживаемого смеха.

- Я нарядил своего врага в женскую одежду и Император при всей его проницательности не смог узнать Перетрия среди моих танцовщиц, прыгавших вокруг него и кричавших "Я Перетрий! Я Перетрий!"… Ему пришлось раздеться, чтоб показать Императору…

Не в силах удержаться он расхохотался, и в этом смехе не было ни капли злобы. Только радость. Когда он отсмеялся, Гаврила спросил:

- А потом, что было?

Узник вздохнул, обвел взглядом темницу.

- А потом было это…

Про замок Ко Патрикий не знал. Слышал, вроде, что-то, но так чтоб твердой рукой дорогу указать - нет.

Он честно хмурил брови, копаясь в памяти, но так ничего там и не выкопал. Попытался он, было рассказать о замке волшебника, имя которого Гаврила тут же забыл, осталось от него только ощущение чего-то разбивающегося вдребезги, но Масленников мрачно поблагодарил его, и чтоб не испытывать судьбу отошел подальше.

- Говорил я тебе, - начал Марк.

- Ничего, не треснул, - оборвал его Гаврила. - Когда еще с таким человеком посидеть придется… А не спросишь - так и не узнаешь ничего. Мне теперь своим умом жить…

- Ну даже если б и сказал бы он тебе про твой замок… Дальше-то что? Все равно нужно сперва отсюда выбраться. Знаешь как?

- А ты?

- Пока ты его сказки слушал - я думал. Да и есть у меня кое-что в запасе.

Он пальцем поманил Гаврилу к себе, но тот не наклонился. Тогда купец сам припал к его уху и зашептал.

- Есть у нас путь на волю! Есть! Имеется у меня корешок один волшебный. Чуть пожуешь его, да проглотишь - так силы вдесятеро прибавляется.

Он потер руки, улыбнулся. Гаврила только плечами пожал.

- Я его тебе дам, - продолжил купец, заглядывая в Гавриловы глаза, - а ты всю стражу перебьешь, нас освободишь. Потом из города или к морю…

До Митриданова обмана не спросил бы ничего Гаврила, просто поверил бы, а тут…

- А сам что? - остановил его Масленников. - Сам бы и перебил…

Он пальцем оттянул губу у купца, разглядывая крепкие зубы.

- Или зубов нет, корешок разжевать?

- Боюсь… - откровенно сказал Марк. - Я слабый. Меня такая сила надвое разорвет…

Он снизу ткнул Гаврилу пальцем в живот и тот, ойкнув, отдернул руку от купеческого лица.

- А ты вон какой здоровый… - продолжил Марк, как ни в чем не бывало тем же просительным тоном.

Гаврил не согласился, но и не отказался. Он отвернулся к стене.

- До утра подумаю, а там видно будет.

- Утором ты только цепь увидишь, - грустно сказал купец в Гаврилову спину. - И вообще… С корешками своими я и от нового хозяина убегу, а ты… Смотри…

Купец оказался прав. Утро началось с цепного звона.

Пленников будили хлыстами и тут же, на походных жаровнях, заковывали в ручные кандалы. К вони, пропитавший воздух, добавились новые запахи - пахло горелым волосом, паленой кожей. Патрикий Самовратский смотрел на эту суету со спокойствием человека, хорошо понимавшего, что это его не касается и что в их положении всякая перемена - это перемена к лучшему. Изменение давало этим людям надежду, которой у него уже не было.

Выглядев в толпе новых знакомых, он поднял руку, чтоб помахать, но построенные в ряд пленники тронулись вперед и звон его цепей затерялся в общем звуке…Ветер гнал пыль, но после застенка воздух, хоть пыльный, но пахнущий морем, показался Гавриле лакомством. Он застыл в дверях, но тут же получил кулаком по спине. Тем, кто шел следом, вонь подвала тоже надоела. Незлобно выругавшись, бывший свободный подданный Журавлевского князя сделал еще один шаг вперед. Цепи на руках празднично звякнули, в такт звону, что висел в воздухе.

Узники выходили если не на свободу, то, по крайней мере, наружу. Солнце ударило по глазам до рези, до слез. Веки смежились, не давая разглядеть, что ждет впереди.

- Вот уж правда в темнице сидели, - сказал Гаврила, ногой нащупывая ступень впереди. - Ничего не вижу…

- Иди, иди, - пробурчал из-за спины Марк. - Заблудиться не дадут… Сейчас за рога и в стойло… Опомниться не успеем.

Звеня кандалами, они прошли несколько шагов. Нога нащупала еще ступеньку, и кто-то зрячий сильно толкнул его наверх. Щелкнул кнут, но никто не заорал от боли.

- По ступенькам вверх! - прокричал надсмотрщик. - До самого верха.

Нащупывая ногой ступени, Гаврила поднялся до самого верха. Там не высоко было - всего-то три ступени. Резь в глазах ослабла, и сквозь слезы он разглядел широкий помост под ногами, фигуры с копьями по краям и море голов вокруг.

- Рынок, - сказал сзади Марк. Купеческие глаза каким-то чудом видели все.

- Чем торгуют?

Гаврила, так толком ничего и, не разглядев, глубоко вздохнул. Запах воды, наполненный чем-то едким, бодрящим бил в нос, да и голод заставлял думать о еде.

- Рыбой что ли?

- Скотом, - мрачно сказал купец. - Двуногим…

Гаврила не понял, только еще раз вздохнул поглубже, стараясь уловить знакомые запахи.

Марк услышал вздох, не сдержался и добавил.

- Рабами тут торгуют. Обычное дело…

Дело шло своим чередом: каждый из тех, кто командовал или стоял с кнутом, знал, что нужно делать - ведь те, кого продавали на этом помосте, были тут далеко не первыми.

Скованных по пятеро пленников выводили на помост, и толпа тут же взрывалась криками. Темнокожие людишки бегали вокруг, то ругались, то били друг друга по рукам, заключая сделки. Соленый ветер толкал их, рвал просторные одежды.

- Ну, будешь? - спросил Марк. - Самое время… А то продадут вон тому, щербатому.

Он выразительно пожевал. Гаврила сообразил, что тот опять про корешки.

- Отстань.

- Верное дело, - прошипел купец. - Цепи порвем, смуту устроим, рабов освободим и в порт… Корабль захватим…

Гаврила молчал.

- А то, может, и в гарем продадут…