— Я не понимаю, о чем вы говорите! — разгневанно перебила Вероника.

— Подождите гневаться! Я ни в коем случае не делаю вам оскорбительных намеков. Я всего лишь предостерегаю вас от необдуманных поступков, совсем не связанных с тем, что вы подумали.

— Откуда вам знать, что я подумала?

— Тысяча извинений, сударыня! Хоть я и доктор красноречия, однако не в моих силах объяснить вам, что я имею в виду…

Взгляд Кристофа, устав скучающе блуждать по заоконному пространству, обратился к подоконнику. Сделанный из красного дерева, он содержал на себе несколько предметов: резную фигурку, изображавшую толстого монгола с бритой наголо головой, сидящего на корточках и блаженно чему-то улыбающегося; пожелтевший кусок пергамента, испещренный неведомыми значками; хрустальный флакончик, до половины наполненный какой-то белой, напоминающей воду жидкостью. Машинально флакончик этот очутился у Кристофа в руке. Аккуратно, двумя пальцами, Кристоф Убрал с его горлышка миниатюрную хрустальную пробку и, поднеся флакончик к самым ноздрям, понюхал жидкость. Она обладала резким, но не лишенным приятности запахом, как будто нашатырь смешали с изысканным благовонием. Кристоф еще раз глубоко вздохнул, и, странное дело, ему показалось, что жидкость выделяет радужный пар. Гладко, как дым из трубки, извиваясь в воздухе, разноцветный этот пар стремился в ноздри Кристофа. В этом было что-то пугающее. Кристоф быстро закрыл флакончик и поставил его на прежнее место. Кажется, маэстро ничего не заметил.

— Сударыня! — продолжал маэстро. — Вы начинаете обижаться, так и не соизволив меня понять…

— Кто вам сказал, что я обижаюсь? — пожала плечами Вероника. — Хотя, сказать честно, я была лучшего мнения о вас.

— Я всего лишь предупреждаю вас, что принятие вами необдуманных решений может привести к нежелательным последствиям…

— Что ж, я поняла вас. — Шурша юбками, Вероника поднялась из кресла. — Господин барон, пойдемте на карнавал…

Жидкость с подоконника обладала несомненно опьяняющим действием. Кристоф вдруг почувствовал, как все расплывается перед его глазами. Маэстро превратился в нечто огромное, бесформенное и расплывчатое. Вероника, казалось, растеклась в воздухе белым ажурным пятном. Стены кабинета раскачивались перед глазами. «Еще мгновение, — подумал Кристоф, — и они пустятся в какой-то нелепый, фантастический танец, увлекут за собою меня, я не выдержу, упаду в обморок, как кисейная барышня, и…»

— Сударыня! — продолжал маэстро шепотом. — Хорошо же. Приоткрою чуть-чуть завесу тайны. Посещая замок, вы рискуете попасть в довольно неприятную историю. Воздержитесь, — маэстро умоляюще сложил руки, — от частых посещений замка!

— Знаете ли! — Вероника в гневе закусила губу.

— По крайней мере старайтесь не посещать замок незапланированно!…

— С меня довольно! — воскликнула Вероника. — Господин барон, вы идете? Или я пойду сама!

Кристоф нагнал ее уже на лестнице. В дверях своего кабинета беспомощно раскланивался маэстро.

— Что случилось? — спросил Кристоф.

— Ничего не случилось! — резко отвечала Вероника, каблучки ее туфель разгневанно щелкали по ступеням. — Ничего не случилось! Он обычный шарлатан — твой маэстро! — Она почти кричала.

Кристоф мог клясться и божиться, что видел, как из ее рта вылетают белые пушистые хлопья, похожие на маленькие облака, вылетают и с хлопком лопаются. «Это слова», — понял Кристоф.

— Как ты сказала? — проговорил он. — Повтори, пожалуйста.

— Твой маэстро — обычный шарлатан! — В гневе Вероника даже топнула ножкой.

Кристоф же удивленно наблюдал за вновь возникшими пушистыми хлопьями-облаками. Облачко, образовавшееся от слова «маэстро», неожиданно приняло облик самого маэстро и грозно грозило Кристофу эфемерным кулаком.

— Кристоф! Что случилось? Что с тобой?

Эти слова приняли вид множества вопросительных знаков. Они мягко облепили тело Кристофа, щекотались изогнутыми верхними концами, присасывались к камзолу и панталонам нижними своими точками.

— Все в порядке! — сказал Кристоф, с изумлением наблюдая, как с его губ слетают восклицательные знаки. Прямые и стройные, уверенные в себе, они врезались в изогнуто-неуверенное месиво знаков вопросительных. Те вяло отступали.

«Битва восклицательных и вопросительных знаков! — подумал Кристоф. — Никогда подобного не видел!»

— Кристоф! — Вероника обвила его шею тонкими своими руками. — Ты сейчас какой-то ненормальный. Ты устал? Может, проводить тебя в спальню?

И опять целая лавина заботливых вопросительных знаков.

— Что с тобой?

Еще больше знаков вопроса.

— Вероника! — тяжело проговорил Кристоф. — По-моему, я сошел с ума. — Слова тяжелыми металлическими кубами вылетали из уст. — Но… Нет, этого не объяснить.

— Расскажи мне, пожалуйста! — Вероника еще тесней прижалась к нему.

— В общем… Я, как бы это сказать, вижу все слова.

О черт! — Слова, тяжелые и громоздкие, едва выходилииз горла, то и дело норовили застрять во рту, и Кристофу приходилось тяжело и натужно выплевывать их наружу, и они с грохотом осыпались к его ногам. — Прости меня!

— Ты бредишь, Кристоф! У тебя лихорадка?

— Нет-нет! Я действительно вижу слова! Понимаешь, пока ты разговаривала с маэстро, я стоял у подоконника. — Слово «подоконник» было таким длинным и громоздким, что Кристоф чуть им не поперхнулся, затем с облегчением отметил, что оно, как и прочие, все же обрушилось вниз, к его ногам, и продолжал: — Там стоял какой-то флакончик с прозрачной жидкостью. Я понюхал ее. У меня все поплыло перед глазами. И вот теперь… я вижу слова…

— О Боже! — воскликнула Вероника. Кристоф почувствовал и увидел, как его обволокла, заботливо и нежно, мягкая прозрачная пелена. — О Боже! Какой ты странный! Пойдем, я провожу тебя в спальню…

— Пойдем! — сказал Кристоф, перешагивая через груды омертвевших слов около его ног. Вероника взяла его под руку. «Черт побери! Приятно все-таки иногда почувствовать себя смертельно больным!»

Когда они спустились этажом ниже, слышны стали звуки музыки, доносящиеся снизу.

— Карнавал уже начался! — вздохнула Вероника.

Чем ниже они спускались, тем громче становилась музыка. Наконец она стала громкой настолько, что Кристоф смог увидеть звуки. Они имели формы обычных музыкальных нот и, как рой насекомых, клубились в воздухе. Каким-то образом почувствовав человеческое присутствие, звуки устремились прямиком к Кристофу с Вероникой. Закругленные их окончания вздрагивали, как тельца насекомых. Жужжа, кружились они около голов и после секундного промедления, еще раз тряхнув своими «тельцами», вонзились заостренными хвостиками в уши.

— Аи! — закричал Кристоф, почувствовав резкую боль. Он закрыл уши ладонями. Звуки бились в его руки, нещадно кололи их своими жалами. Однако жжение в перепонках не проходило, ибо несколько звуков таки сумели протиснуться под закрывающие ушные раковины ладони. — Аи! Вероника! Быстрей! Зажми уши! Зажми!

Звуки, он это видел, хищным потоком влетали в уши молодой графини, вгрызались в барабанные перепонки и вылетали раздувшиеся, как комары, после того как напьются крови.

— Да закрой же ты уши!!!

— Господи! Кристоф! Ты совсем сумасшедший! Где тут твоя спальня?

— Там! — указал Кристоф в глубь широкого коридора, весьма скудно освещенного.

Кристоф шел по нему все так же, зажав уши ладонями. Подойдя к двери в опочивальню, он пнул ее ногой. Дверь распахнулась скрипя. Кристоф увидел, как из несмазанных ее петель выползают звуки — ленивые, жирные, напоминающие хорошо откормленных сверчков.

— Все! Ложись на кровать, накройся одеялом и спи! — сказала Вероника. — А я пойду смотреть карнавал.

— Постой! — сказал Кристоф, отнимая руки от ушей, ибо звуки музыки сюда почти не доносились, лишь несколько незначительных ноток кружились в сумеречном воздухе. — Постой! А как же я?

Огромный вопросительный знак повис у Вероники на шее.

— А ты спи! — отвечала Вероника. — Не хочу с тобой общаться. Ты сегодня сумасшедший и противный.