Ход делал поворот направо. «Куда же он все-таки ведет?» — подумал барон. А в следующее мгновение он услышал… Звук.
Звук был похож на плюханье упавшей с потолка капли, но куда более сильный и резкий. Скорее это был удар.
Вернее, удары. Глухие и размеренные, словно замурованное в глубине каменной кладки чудовище (дракон?) искало выход на свободу.
Кристоф похолодел и, отшатнувшись, наступил на крысу. «Кой черт тебя принес!» — подумал он, теряя равновесие. Падая, он пребольно— ударился плечом о стену. Свеча упала в лужу на полу, зашипела и погасла. Жуть полнейшей темноты обволокла Кристофа. Он был недалек от того, чтобы закричать. Один, впотьмах, и в стену кто-то стучится…
Рука Кристофа дрожала. Он уронил еще одну свечу, прежде чем ход осветился вновь. И тут новый звук заставил барона задрожать.
Это был стон. Стон глухой, едва слышный, но одновременно и невероятно пронзительный, словно ржавыми вилами со всей силы терли лист железа. Полная тишина. Затем опять стон. Более громкий и уверенный, словно кто-то чувствовал приближение Кристофа и призывал его к себе.
Еще один поворот. И вот уже все подземелье заполнено стоном — протяжным, страшным, оглушающим.
Кристоф пожалел, что у него нет с собой оружия.
Что-то, какое-то существо стонало, каталось и колотило в стену где-то здесь, совсем рядом.
Кристоф едва удерживался от того, чтобы не закричать, не упасть на пол, закрыв уши руками, не броситься в бегство.
— Кто здесь? — спросил он. Голос его дрожал.
Стон оборвался. И тишина оказалась еще страшней.
— Кто здесь? — повторил Кристоф. — Отвечайте!… Ну же!…
— Помогите! — раздалось скрипучее, почти невнятное бормотание. — Помогите несчастному узнику…
Кристофу показалось, что у его невидимого собеседника во рту вместо языка— промасленная истлевшая тряпица, настолько тяжелы и неразборчивы были звуки этого голоса.
— Кто вы?
— Я всего лишь несчастный золотарь.
«Золотарь! Найди золотаря!» — вспомнилось Кристофу.
— Что вы тут делаете?
— Помо… — Голос захлебнулся, горло невидимого собеседника, казалось, отхаркивало какую-то пузырящуюся жидкость, затем голос захрипел вновь:— Помогите… Я не ел уже много дней. Я слизывал лишь влагу со стен, я так хотел есть… есть… Много дней я питаюсь только червями, горькими червями. — Вслед за этим раздался хриплый, напоминающий карканье, звук. — Помогите же, дайте что-нибудь поесть несчастному узнику!
Подняв свечу над головой, Кристоф увидел в противоположной стене подземелья нишу высотой в половину человеческого роста. В глубине ниши обозначались контуры двери, и не двери даже, а скорее какого-то лаза. «Неужели, — подумал Кристоф, — покойный Карл-Людвиг был деспотом? За что он заточил этого беднягу? А потом, умирая, велел мне его найти. Видать, совесть старичка заела».
— Помогите же! — скрежетало из лаза. — Я много десятков лет не видел солнечного света! Я умираю от голода!
— Как вы здесь оказались? За что?
— Я не помню! — Отвратительный каркающий голос, как нож, врезался в барабанные перепонки. — Я не помню! Меня столько лет окружает тьма, я забыл как выглядит свет солнца! Я не видел его столько лет!
Раздались хриплые рыдания.
Кристоф присел на корточки. Совсем рядом с дверью прямо в нише висело железное кольцо, к нему был прикреплен единственный ключ. На ощупь определив местонахождение огромного висячего замка, Кристоф проник в него ключом. Свеча, догорев, обожгла пальцы. Он поспешил зажечь новую, последнюю, свечу, понукаемый хриплым, лающим рыданием.
Ключ провернулся в замке. Кристоф выдернул его толстую проржавевшую дугу и рывком распахнул дверь. Его оглушила волна нестерпимейшего, копившегося десятилетиями, сладкого, насекомого зловония, смешанного с сыростью.
Кристоф отпрянул в сторону.
Рыдание перешло в хриплый скулеж.
В отверстии лаза показалась голова узника. Еще через несколько мгновений узник вылез полностью. Он напоминал огромную скользкую мокрицу. Кожа его, покрытая струпьями и чудовищными, гноящимися язвами, от долгого пребывания под землей приобрела землистый оттенок. Длинные волосы и борода от грязи слиплись в колтун. Изъязвленный, поганый рот целовал Кристофу башмаки.
Кристоф отпрянул. Конвульсии омерзения перешли в рвоту. Он побежал прочь, к выходу. Чудовищное, никогда доселе не испытанное отвращение выворачивало его внутренности наизнанку, выжимало их как губку.
Сзади буквально в двух шагах слышался хохот мерзкой мокрицы.
— Ха-ха-ха! Солнце! Я увижу солнце!
Золотарь полз на четвереньках, не отставая от Кристофа, судорожно цепляющегося пальцами за выщербленные каменные стены. Выход из подземелья был еще так далек. Казалось, погоня никогда не закончится. От неосторожного движения последняя свеча упала и погасла. И в ту же секунду золотарь опять схватил барона за ногу.
— Нет! Нет! — ахнул Кристоф. Его вырвало прямо на голову человеку-мокрице. — Нет!!!
Почти нечеловеческим усилием ему удалось выдернуть ногу из цепких объятий омерзительного существа. Кристоф побежал, ударился головой о стену, упал, из раны на голове потекла кровь. Кристоф слышал и обонял зловонное дыхание буквально в половине шага от себя, и что самое ужасное, Кристоф потерял ориентацию в пространстве, не знал, в какую сторону бежать. Избранное им направление вполне могло завести в тупик, и там Кристоф запросто мог бы помереть от омерзения в тлетворных объятиях человека-мокрицы. Цепляясь за стену, он поднялся на ноги и, держась за осклизлые камни, пошел как можно быстрей. И все равно он двигался очень и очень медленно, ему мерещилось, что он идет не туда, он падал, кричал…
Когда же наконец впереди блеснул свет, освещавший затхлые ступеньки, Кристоф понял, что все-таки спасся. В беспамятстве он преодолел лестницу. Глоток пыльного, спертого, но все же свободного воздуха опьянил его. Оглянувшись, он увидел, что золотарь отстал от него всего на несколько шагов, что он уже взбирается по лестнице.
Кристоф обессиленно рухнул на ковер. В проеме двери тем временем показалась покрытая язвами рожа.
Кристоф закричал. Его руки в поисках опоры судорожно ухватились за статую. Статуя повалилась набок и разлетелась на куски. С большим трудом Кристоф поднялся и за миг до того, как чудовище опять чуть не ухватило его за ногу, побежал прочь, не разбирая дороги.
Оглушенный ужасом и отвращением, Кристоф мчался коридорами и галереями и даже нисколько не удивился, когда выбежал в уже знакомую ему часть замка.
В ванной он скинул изгаженную одежду, надел охотничье платье, натянул высокие, выше колен, сапоги. Там же его в последний раз вырвало.
Вскоре он стучался в дверь флигеля, в котором жили егеря.
Открыл старший — Михаэль. Он был небрит. — О! Ваша милость! Здравствуйте. Прошу, — сказал он, пропуская Кристофа во флигель.
— Нет, — сказал Кристоф, мутным взглядом обводя помещение. — Нет, я не буду заходить!
В маленькой комнатке егеря играли в карты.
— Собирайтесь! — сказал Кристоф. — Выезжаем.
— Куда? — Егерь по имени Клаус вопросительно вскинул бровь. Обнаженный до пояса, он поиграл чугунными шарами атлетических мускулов. — В такую-то погоду?
— Да. Не важно, собирайтесь.
Он не видел, как егеря переглянулись и пожали плечами.
— Едем, — сказал Кристоф. — Так надо. Мы едем не на охоту. Мне надо, чтобы вы были со мною рядом. — И шепотом добавил: — Я не приказываю, я прошу.
— Ну, раз так, — Михаэль ободряюще улыбнулся, — тогда мы тоже едем.
Лишь когда все пятеро выехали за ворота замка, Кристоф почувствовал облегчение.
2. Буря
Копыта скакунов глубоко вонзались в дорожную грязь. Комья жирной глины летели на сапоги, облепляли лицо, волосы, шею. Пятеро всадников неслись сквозь темную влажную неразбериху, ветер задувал послушные капли под широкополые охотничьи шляпы.
Впереди всех, прижавшись к загривку своего арабского скакуна, мчался Кристоф. Замок Дахау славился лучшей в этих краях конюшней. И действительно, глядя на то, с какой небрежностью и в то же время аккуратностью эти скакуны несут своих всадников через непролазную грязь и завалы деревьев, сокрушенных бурей, трудно было усомниться, что выносливостью эти длинногривые красавцы не уступят ломовым лошадям, а грацией и изяществом — своей далекой африканской родне зебре.
