По знаку капитана мы сели на лавку, приделанную к бревенчатой стене землянки. С помощью Маринчи я объяснил им, кто я и для чего сюда пришел. Капитан смущенно пожал плечами и недоверчиво проговорил:

— Право, не знаю… Откуда мне знать, что все это так?

Я поднялся и попросил карту. С ее помощью я стал объяснять сложившуюся обстановку. Две мощные пехотные колонны немцев, поддерживаемые танками, вышли из Югославии и Венгрии и двигались по обоим берегам Дуная, стремясь в первую очередь овладеть Железными Воротами, а потом ударить во фланг нашего фронта на Карпатской дуге, одновременно зайдя во фланг болгарским воинским частям и партизанским отрядам на Балканах.

С одной из этих колонн у нас шли тяжелые бои под Оравицей в долине Неры и под Оршовой… Однако другая колонна, которая направлялась из Белграда, двигалась пока беспрепятственно и быстро приближалась к сербско-болгарской границе…

— Нам нужно действовать совместно, — заключил я, — чтобы остановить эти колонны прежде, чем они проникнут в дефиле Дуная.

— Это очень интересно! — воскликнул болгарский капитан, пододвинув к себе карту с моими пометками. Он еще раз внимательно ее рассмотрел и повернулся в сторону сидящего рядом человека в штатском:

— Ну? А что вы скажете?..

— Благодарим вас за столь ценные сведения, но расположение наших частей мы вам раскрыть не можем! — заявил он.

— Почему? — поспешно спросил я. — Что вам мешает сделать это?

Человек в штатском промолчал. Я подумал, что, очевидно, он и является командиром партизанских отрядов окрестных районов. Он некоторое время о чем-то думал, потом поднялся из-за стола и задул лампу. В маленьком окошечке землянки, как в бриллианте, заискрился утренний свет. Штатский обогнул стол и остановился перед окошечком, сунув руки в карманы. Я, болгарский капитан и Маринча вопрошающе смотрели на него и молча ждали, когда он к нам повернется.

— Не забывайте, господин младший лейтенант, — наконец сказал он серьезно, — у нас восстание началось только вчера и немцы еще в стране.

— Не понимаю! — недовольно ответил я. — Именно поэтому нам и надо действовать совместно, чтобы не дать немцам опомниться и развернуть свои силы! Пока есть время для этого…

— Совершенно верно, — согласился он, — но о дислокации наших сил и о наших планах мы не имеем права вам рассказывать.

— Значит, следует считать, что моя миссия закончена? — спросил я с нескрываемым раздражением.

Партизан широко развел руками, словно говоря: «Ну что я могу поделать?» — и повернулся к столу. В то же мгновение с лавки поднялся Маринча и подошел к нему.

— Товарищ, — обратился он к партизану, глядя ему прямо в глаза, — так мы не можем возвратиться!.. Ведь мы вместе боремся за правое дело, — укоризненно добавил он.

— Но как раз ради этой борьбы я и не могу сказать вам больше! — отрезал партизан, бросив на Маринчу чуть хмурый пронизывающий взгляд.

Несколько мгновений они молча стояли, недоверчиво глядя друг другу в глаза. Но тут Маринча, схватившись рукой за угол стола, да так, что, казалось, вот-вот вытащит его ножки из земли, с подчеркнутой серьезностью проговорил:

— А Колю Бошкова можно видеть?

В глазах партизана вспыхнул огонек, и лицо его прояснилось. Но он быстро овладел собой, сел за стол и начал расспрашивать у Маринчи, что и от кого он слышал о Коле Бошкове. Маринча торопливо рассказал ему о том, как все лето прятал у себя Бошкова, с того самого дня, когда он, преследуемый немцами и жандармами, перебрался через Дунай, и до той ночи, когда переправил его обратно в Болгарию на своей лодке.

— Так, так, — задумчиво повторял человек в штатском, слушая рассказ Маринчи.

Но по тону его голоса нельзя было понять, уступает он или остается при прежнем мнении. Он забарабанил пальцами по столу, внимательно разглядывая Маринчу с ног до головы. В землянке установилась тягостная тишина. Все чувствовали себя очень неловко и не знали, как выйти из этого затруднительного положения, для разрешения которого было мало одной лишь доброжелательности. Тогда Маринча, еще ближе подойдя к партизану, решительно посмотрел ему в лицо;

— Ты командуешь партизанами? Может быть, ты коммунист?

Тот ничего не отвечал и не отводил пронизывающего взгляда от рыбака. Маринча тихо проговорил:

— Я тоже коммунист!

Я удивленно посмотрел на Маринчу. Партизан обошел стол и остановился перед Маринчей, потом повернулся и исчез за незамеченной мной раньше дверью в бревенчатой стене, в глубине землянки. В комнате остались я, Маринча, болгарский капитан, не спускавший глаз с принесенной мною карты, и неподвижно вытянувшийся перед дверью партизан. Теперь и он, как мне показалось, смотрел на Маринчу более теплым и дружественным взглядом.

Я подошел к столу, желая более подробно объяснить болгарскому офицеру всю опасность продвижения немцев к Железным Воротам… Но как раз в этот момент в глубине землянки открылась дверь, и в комнату вошел Коля Бошков. Увидев Маринчу, он, казалось, в первую минуту не поверил своим глазам, а потом бросился к нему с протянутыми руками. Их большие натруженные ладони сплелись в крепком пожатии, глаза загорелись, оба были взволнованы неожиданной встречей. Коля Бошков первый не выдержал и по-мужски крепко обнял Маринчу. Когда они выпустили друг друга из объятий, я заметил, что у обоих от радости посветлели глаза.

— И мы, браток Маринча, начали! — с какой-то почти мальчишеской гордостью прошептал Бошков. Потом он подошел ко мне и, озорно улыбаясь, сказал: — А мы ведь с вами знакомы, господин младший лейтенант… Как-никак старые друзья.

Я смущенно улыбнулся, не веря своим глазам. В самом деле, передо мной стоял не кто иной, как тот усатый крепыш немой с худым оливкового цвета лицом, черными глубокими глазами и поседевшими висками, которого я не раз видел среди рыбаков.

Коля Бошков сделал нам знак войти в находившуюся в глубине землянки дверь. Мы оказались в потайной маленькой комнатке с бревенчатыми стенами и деревянными лавками вдоль них; в центре комнаты стоял сколоченный из досок стол. За ним сидели болгарский полковник, командир отряда из Кулы, офицер югославской Народно-освободительной армии, который командовал отрядами, действовавшими в югославской части Карпат, и один сербский партизан. Партизан был ростом чуть выше Бошкова, но тоньше, подобраннее, с острым и холодным взглядом. «Это больше того, на что мы могли надеяться! — удовлетворенно подумал я. — Если и сербы вмешаются в дело, немцам не пройти по Дунаю!»

Мы сели за стол и склонились над большой развернутой картой района. Я снова объяснил всем нашу задачу и пути продвижения гитлеровских частей, идущих по обоим берегам Дуная при поддержке речной флотилии. Два других офицера также обрисовали положение в районе Железных Ворот на их участке границы.

— Плохие дела, — сказал Коля Бошков. — По направлению к Дунаю движется также колонна немцев, удирающих из Софии. Наши силы пока еще рассеяны в горах и плохо вооружены. Нам надо как можно скорее спуститься к. Дунаю. Этим же вечером трогаемся!

Югославы также приняли наше предложение и решили направить свои отряды к Железным Воротам. Но всем было ясно, что имеющихся у нас сил будет недостаточно для того, чтобы остановить наступление немцев, которые стремились рассечь на отдельные участки фронт наших армий в Карпатах и на Дунае. К тому же и мы, и югославы, и болгары все еще вели бои с немцами на территории своих стран…

Затем Маринча повернул к себе карту и показал пальцем на черный кружок, прижавшийся к голубой ленте Дуная.

— Каково положение в Видине? — спросил он Колю Бошкова. — Порт в ваших руках?

Бошков посмотрел на луч света, пробивающийся сквозь окошечко землянки, и задумчиво ответил:

— Думаю, что да!.. Конечно да! — повторил он с большей уверенностью. — Правда, у нас пока еще нет известий, но сегодня ночью туда ушел отряд!

— Надо непременно овладеть портом! — сказал Маринча. — Я думаю, что Красная Армия уже достигла берегов Дуная. Вчера ночью она была в Крайове! Если мы предупредим вовремя русских товарищей, они переправятся на эту сторону, и тогда мы покажем немцам, где раки зимуют!