— Ну вот, готово!

— А почему я должен вам верить? — спрашивает Анри.

— Как это почему? Вы разве сами не слышали?..

— Вас-то слышал… а вот ответ? Мне даже кажется, что там повесили трубку, разве не так? Да и все равно, это лишь одно из наших требований…

Они возвращаются в кабинет.

— Теперь еще вопрос об арестованных.

Префект раздраженно машет рукой.

— Знаете, вы уж слишком требовательны. Ну, я надеюсь, этим вы ограничитесь?

Он снова направляется к телефону.

— Нет, — отвечает Анри, — еще вопрос о докерских карточках.

Префект хотел было даже повесить трубку — на этот раз он сам крутит ручку, — но подавил свое желание и махнул рукой с откровенно беспомощным, пожалуй даже подчеркнуто беспомощным видом…

В кабинет Анри возвращается сияющий.

— Их сейчас освободят! — сообщает он товарищам. И, обернувшись к префекту, во всеуслышание заявляет, чтобы предупредить всякую провокацию:

— Господин префект, во всяком случае, вы должны признать, что мы вели себя по отношению к вам вполне корректно…

— Только этого не хватало! — осмеливается проговорить префект.

При мысли, что угроза насильственного вторжения в префектуру устранена или, во всяком случае, скоро будет устранена, префект облегченно вздыхает. Его бы выгнали в два счета, как пить дать, — он это понимает.

— Карточки вам тоже вернут, — обещает он с таким видом, будто решил это не под нажимом, а просто из благородства и великодушия. — Я при вас же отменю постановление. Впрочем, между нами, оно было временным. Я же вам говорил, что вы не все знаете…

Префект усаживается за стол и пишет. Анри стоит рядом с ним. Кончив, префект расписывается, промокает и ставит печать. Анри нагибается и через его плечо читает, что тот написал. Префект потрясен такой беззастенчивостью и решает в свою очередь поставить Анри в неловкое положение. Он встает и церемонным жестом приглашает Анри сесть на его место:

— Прошу вас…

Но Анри не так легко озадачить. Правда, растерявшись, он не сказал «а почему бы и нет», как собирался в первый момент, но все же садится и холодно говорит:

— Благодарю вас! — И как ни в чем не бывало, продолжает читать бумагу.

Не оправдались расчеты префекта, что над Анри будут смеяться. Наоборот.

— Так, пожалуй, было бы не хуже! — громко и совершенно серьезно произносит Сегаль.

— Не хуже? Было бы гораздо лучше! Нам такого именно и нужно, — говорит кто-то из женщин. Наверно, Раймонда.

Первая партия арестованных с пением и радостным смехом прибежала на площадь как раз в тот момент, когда Анри вместе с делегацией вышел от префекта. Все, конечно, спускались по винтовой лестнице, приставная все равно была уже убрана.

Полетты не оказалось в этой партии. Жак шел впереди, его сразу можно было узнать по забинтованной руке. Ему немедленно сообщили, что его разыскивали дети, и он, помня свое обещание, бегом бросился домой. Только бы все обошлось благополучно… Франсина, наверно, даже и не знает об его аресте.

К тюрьме — вот куда решила двинуться демонстрация. Возвращаться к бирже, даже если оттуда ушли охранники, не имеет смысла.

Здание тюрьмы находится на улице, параллельной той, на которой помещается префектура. Обе эти улицы выходят на улицу Жан-Бар, а она является продолжением улицы Гро-Орлож (по которой пришла сюда демонстрация) и выходит на бульвар Себастьен-Морнэ, ведущий в порт.

Итак, впереди новый этап. Еще не было окончательно решено и объявлено, что после тюрьмы демонстрация направится в порт, но все, естественно, стремились именно туда. Смущало только одно: у ворот порта были сосредоточены крупные силы охранников, которые могли преградить путь демонстрантам.

Но в то время, пока колонна шла к тюрьме, из которой выходили все новые и новые партии освобожденных товарищей, пришло радостное известие: охранники спешно отозваны из порта, с тем чтобы разогнать демонстрантов на площади префектуры.

И вот сейчас грузовик за грузовиком ехали по бульвару Себастьен-Морнэ в сторону префектуры. Такой удачи никто не мог ожидать, и невольно закрадывалось сомнение, нет ли за этим какой-нибудь очередной ловушки?

Произошло следующее: после звонка префекта командир охранников на площади биржи наконец понял, что префектуру осаждает не жалкая горсточка демонстрантов, а основная масса. Другими словами, грузовик, посланный туда, не сможет принести никакой пользы. Это не помешало командиру охранников в полном бешенстве ругать префекта. Надо же так сдрейфить! Чорт знает чего наобещал демонстрантам! Пусть и не надеется, что все это будет выполнено. Они, видите ли, хотят вернуться к бирже труда и там с блеском закончить день каким-нибудь митингом, чтобы тем самым скрыть свое полное поражение!.. Чем больше они требуют, тем меньше им нужно уступать. Пусть попробуют явиться сюда… Мне наплевать на обязательства префекта! С ним мы потом объяснимся… Каждый сам отвечает за свои поступки… Префектуру, конечно, надо освободить и как можно скорее, а не разводить дискуссии. Немедленно отправить туда крупные силы. Отозвать охранников из порта, оставив там только небольшое прикрытие на всякий пожарный случай.

Таким образом, между бульваром Себастьен-Морнэ, улицей Префектуры, отрезком улицы Жан-Бар и улицей Свободы (так называется улица, на которой помещается тюрьма, — явление довольно частое) образовалось какое-то круговое движение, словно охранники и демонстранты танцевали кадриль.

Когда демонстранты вышли на бульвар Себастьен-Морнэ, он оказался свободным до самого порта. Охранники в это время были где-то у них за спиной. И вот начался безумный бег. Сотни людей ринулись вперед, сами хорошенько не понимая, почему они бегут. Наметилась ли внезапно новая цель и все устремились к ней? Или же угрожает какая-то опасность? Что там впереди? А позади? Люди расспрашивали друг друга на бегу, и никто ничего не мог объяснить. Все были в равной мере настроены атаковать и обороняться, прорываться сквозь вражеские кордоны и отбивать натиск. Каждый понимал, что нужно быть готовым к любым неожиданностям. Хотелось знать, что же происходит впереди, и многие, продолжая бежать, толкая других, вставали на цыпочки и пытались хоть что-то разглядеть поверх голов. Люди на бегу оборачивались, некоторые даже бежали боком или пятясь, но никто ничего не мог увидеть, кроме сплошной массы бегущих людей. Случалось, что кто-нибудь спотыкался и, чтобы удержаться на ногах, хватался за чей-нибудь карман или рукав, или же падал, и тогда бегущие сзади валились на него с руганью и смехом, но тут же вскакивали и снова спешили вперед, стараясь наверстать потерянное время… Этот стремительно несущийся поток людей обладал невероятной, всесокрушающей силой…

Анри, понятно, не мог задержаться у тюрьмы и не увидел Полетты.

Она вышла вместе с несколькими женщинами и Алиной, которая с самого утра не расставалась с ней. По улицам стелился туман. Несколько отставших демонстрантов шли по тротуарам. Охранники спешно оцепляли улицу Свободы.

Демонстрация беспрепятственно проникла в порт и дошла до мола. Другими словами, она очутилась почти у самого парохода, едва различимого в надвигающихся сумерках. Бывают вечера, когда вода словно освещает все, что находится на ее поверхности. Сегодня небо покрыто тучами, и море только сгущает сумерки. Воздух около самой воды кажется почти черным, но выше он становится светлее. Лучше всего видны верхушки мачт, они словно повисли в воздухе. Правда, на них еще горят огни. По мачтам-то и можно догадаться, где стоит пароход.

Здесь преимущество на стороне охранников. Оборонять мол — дело совсем нетрудное. Человек тридцать охранников образовали изогнутую цепь перед будкой часового у входа на мол. Приблизительно такое же количество, выстроившись в пять шеренг, перерезало мол. Чуть подальше, на самом молу, стоит не меньше пятидесяти охранников. Не говоря уж о том подкреплении, которое наверняка находится у причала, на пристани.