«Я отдыхаю всей душою…» Я отдыхаю всей душою, Дорога дальняя — близка. А небо вовсе не большое: Все — от деревни до леска. Здесь я — земное средоточье, Поля и небеса вокруг. В мое окно стучится ночью Сухая ветка, — страж и друг. И аскетический бессмертник, Цветущий под моим окном, Спокойно шепчет о бессмертьи В тревожном воздухе ночном. «Всё меньше цветения в мире…» Всё меньше цветения в мире, И солнечных меньше чудес. Поляна становится шире, Но уже становится лес. Усталые птицы смолкают, Холодные ночи темней. И в холоде звезды сверкают Огнем драгоценных камней. Быть может, деревья жалеют О листьях, лежащих в грязи, Но лес, умирая, светлеет, И небо всё больше сквозит. Когда же последнею тенью Последний листок опадет, Таинственный вздох облегченья По голому лесу пройдет. «Это было глухой зимой…» Это было глухой зимой. Но светилась земля морозом. Шла я ночью одна домой. — Не по инею, а по розам. Я не зябла в худом пальто, Говорила — к весне готовься, Шла и пела, не знаю — что, То, что не было песней вовсе. Те, кого пришлось повстречать, Мне качали вслед головами. Не могла ни петь, ни молчать, Не могла говорить словами… «Крепко пахнет землей сырой…» Крепко пахнет землей сырой, Приготовился сад к весне. — Отчего ты ночной порой Посещаешь меня во сне? Может быть, я тебя зову: И не помню, едва проснусь. Я боюсь тебя наяву, Я тебя и во сне боюсь. Но, быть может, когда опять Ты придешь мой сон посетить, Я посмею глаза поднять И впервые не опустить. «У сердца печали вдовьи…» У сердца печали вдовьи, Три раза оно запело. Три раза цвело любовью И трижды оно вдовело. А после третьего раза Заплакало сердце глухо, Ослепни, — сказало глазу. Оглохни, — сказало уху. Замкнуло себя сурово, Не хочет как прежде биться. Но птица щебечет снова, И сердце боится птицы. Вздыхает липа медово. А сердце — липы боится. СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИК «БЕЛЫЙ ПОСОХ»
«День бытия неповторимо мал…» День бытия неповторимо мал, Он в точке пролетающего мига, Но есть в его полете перевал Духовного, мучительного сдвига, Когда душа еще освещена Весенних зорь непотускневшим златом, Когда душа уже обращена К пыланию последнего заката. И оба близки, оба далеки, Два этих света: встречный и прощальный. И так похоже светят огоньки Крестильных свеч, — и свечек погребальных. Закат («Вечерами вниз, на водопой…») Вечерами вниз, на водопой, Сходят овцы по крутому скату. Над овечьей серою толпой Золотое таинство заката… Каждый вечер солнце на покой Провожает облачная свита. В это время небо над рекой Радужными лентами обвито. Рдеют ленты огненной каймой, Многоцветным золотом пылают… Стадо блеет и спешит домой, Две овчарки, забегая, лают. Не поднимет пастушок лица, Не посмотрит на закат в долинах, И уносит за овцой овца Отблеск неба на покорных спинах… О музыке Расходится завеса тишины И музыка, свободная, как чудо, Является неведомо откуда Дорогой трепетания волны. Идут минуты, может быть, года, Но каждый звук — сияющий предтеча. И в каждом звуке — ожиданье встречи, Которой не бывает никогда. Последний звук теряется во мгле. Приходит безнадежное молчанье, О музыка! — ты сдержишь обещанье. Но не на этой, на другой земле. Антология «На Западе» (Нью-Йорк, 1953) «Спускается вечер… который?..» Спускается вечер… который? Неверный сбивается счет. Под гул голосов и моторов Толпа непрерывно течет. Спешить эти люди устали, А все же спешат и спешат, Как будто бы все они стали Толпой суетливых мышат. Доносятся хриплые звуки — Калека у стенки поет, Повисли отсохшие руки, И жалобно корчится рот. Сменяются волны народа, Нет времени людям зевать И некогда слушать урода, И франк недосуг доставать, И долго уродливый нищий Напрасно о счастьи поет. Такого и добрый освищет, Такому и злой подает. «Русский альманах», 1981 |
