— Слыхал немного. А как, по-вашему, он пользуется влиянием на молодежь?

— Влияет на тех, у кого в голове неразбериха. Храните, говорит, в чистоте свою беспартийность. Что же нам, от большевиков, от Ленина храниться?

В глазах человека, сидевшего за столом, мелькнула искра веселого смеха.

— Нет, этого я вам, разумеется, советовать не стану. Но как вы думаете быть с организацией «Труд и свет»?

— Что думаем о ней, мы в резолюции написали. А больше и думать нечего. У нас с ней дел нет, хлопнули дверью и ушли. Теперь уж туда ни ногой.

— Так, значит, и ни ногой?

Человек, сидевший за столом, повернулся к Скоринко всем корпусом и оглядел его быстрым внимательным взглядом:

— Вы хлопнули дверью, а другие туда ходят?

— Только не из нашего района.

— Из вашего или из других, но ходят. Так ведь? Значит, соглашатели и либералы имеют возможность влиять на рабочую молодежь. Вы ушли, и думаете, что поступили архиреволюционно. А на деле вы просто-напросто уступили противнику поле боя. Добровольно, без сопротивления. Революционно же было бы противостоять влиянию буржуазных прихвостней на молодежь. И не только противостоять, но и, конечно, наступать на них. Всеми силами наступать! Бороться за молодежь, показывать ей, что Шевцовы говорят на чуждом ей языке, вырывать ее из-под влияния соглашателей и либералов.

Он снова улыбнулся, как бы ободряя смущенного собеседника:

— Я не хочу вам навязывать никаких готовых рецептов. Молодежи нужна самостоятельность. Знаете, нередко бывает, что люди пожилые, старые не умеют подойти как следует к молодежи, которая по необходимости вынуждена приближаться к социализму не тем путем, не в той обстановке, как ее отцы. Организационной самостоятельности молодежи боятся оппортунисты. А мы за нее стоим безусловно. Без полной самостоятельности молодежь не сможет ни выработать из себя хороших социалистов, ни подготовиться к тому, чтобы вести социализм вперед.

В комнату вошла женщина в синем халате и остановилась возле дверей.

— Извините. Еще одну минуту, — сказал ей человек, сидящий за столом. — Обещаю, что не задержу вас.

Он провел рукой по влажному газетному листу и снова повернулся к Скоринко:

— Мы за полную самостоятельность организаций молодежи, но и за полную свободу критики их ошибок. А в данном случае, на мой взгляд, совершена явная ошибка. Подумайте об этом. А за критику не взыщите…

Сколько длился их разговор, Скоринко потом не мог сказать. Ему казалось, что он пробыл в редакции совсем недолго. И вместе с тем было такое чувство, что он шел туда с резолюцией, воображая, как удивит и обрадует всех, даже не сегодня, а давно-давно, словно очень многое произошло с тех пор, очень многое изменилось. То, что он услышал от человека, сидевшего за столом, заставляло по-новому думать, по-новому взглянуть на происходящее.

Он вышел на Невский. Вечер был теплый. По тротуарам медленно текла густая толпа. Господа в котелках перемежались с офицерами, которые шли, тесно держа под руку нарядных барышень в белых платьях. Молодые люди в полувоенных с иголочки френчах из добротного английского сукна небрежно размахивали стеками. Это были сынки богатых отцов, должно быть за взятки избавленные от военной службы. На Невском они чувствовали себя героями.

Ване Скоринко нечасто случалось бывать здесь в такую пору. Публика, двигавшаяся по тротуару, была ему чужда и противна. В другой раз он обостренным ненавистью глазом подметил бы в ней много такого, о чем можно зло и забавно рассказать ребятам. Сейчас было не до того. Полный впечатлений от недавнего разговора, он быстро шел через толпу гуляющих, иногда задевал плечом какого-нибудь господина. Вслед ему отпускались ядовитые фразы о «неумытых товарищах», от которых даже на Невском не стало покоя. Но Скоринко не обращал внимания. Всё это сейчас просто не имело значения. Надо было скорее добраться за Нарвскую к Васе Алексееву, к друзьям, передать разговор, который был в «Правде».

В райкоме на Новосивковской Васи не оказалось, и Скоринко зашагал в Емельяновку. На этот раз ему повезло. Вася сидел на кухне — пил чай и что-то читал. Скоринко даже поздороваться с другом забыл.

— Ты знаешь, что мне в «Правде» сказали?

— Наверно, что-нибудь интересное, если ты так бежал. Здорово запыхался.

Скоринко стал рассказывать. Вася слушал, забыв о чае.

— Подожди, как ты сказал? Уступаем поле боя?

На щеках Васи проступил румянец.

— Нет, ты подробнее. Это очень важно, постарайся вспомнить каждое слово.

Он вскочил из-за стола:

— Очень верно — про путь молодежи к социализму. И вообще… Ведь так ясно. Как мы этого не поняли сами?

Вася говорил, сильно заикаясь:

— Ты подожди. А какой этот человек из себя? Не с бородкой? А лет ему сколько на вид? Глаза какие, голос?

Он схватил Скоринко за плечо:

— Эх ты! Всё надо было разглядеть, всё запомнить. А если это был Ленин?

— Ленин? — оторопело переспросил Скоринко. — Я с Лениным говорил?

— А что, очень возможно. Очень!

— Я побегу. — Скоринко вскочил с табуретки. — Может, он еще там, не уехал.

— Спохватился. Сколько времени прошло. Да и зачем ты пойдешь сейчас? Ведь он сказал тебе то, что нужно.

Перед заседанием Всерайонного совета ребята сидели группками — о чем-то говорили, хохотали над смешными историями, пели песни… Вася Алексеев ходил от группы к группе — смеялся вместе со всеми. Знакомых тут было немного, но он чувствовал себя легко среди этих заводских ребят.

Организационное бюро Петергофско-Нарвского Социалистического Союза рабочей молодежи собралось на следующий же день после того, как Ваня Скоринко побывал в «Правде». Решили немедленно послать представителей в «Труд и свет». Выделили четверых: Васю Алексеева, Сеню Минаева — энергичного и толкового парня, тянувшегося к большевикам, и Скоринко с Зерновым, которые входили во Всерайонный совет прежде.

Теперь, придя на заседание, Вася внимательно присматривался к представителям других районов, стараясь выяснить, с кем можно будет действовать вместе, с кем надо драться. Единомышленники у него тут были, он это быстро почувствовал. Петр Смородин обрадовался приходу нарвцев.

— Нашего полку прибыло, — сказал он, пожимая Васину руку.

И Ваня Канкин с Семянниковского тоже был рад. Его Вася уже знал. Канкин приезжал в Петергофско-Нарвский район, советовался, как лучше организовать рабочих ребят. Союз молодежи Невского района во многом следовал примеру нарвцев.

Петя Смородин и Ваня Канкин познакомили Васю с другими ребятами, близкими к большевикам. Но и тех, на кого соглашатели могли пока довольно твердо опираться, тут было немало. Вася в этом вскоре убедился.

Началось заседание. Шевцов произносил речь. Вася слышал его впервые, но рассуждения о «внепартийности», о всечеловеческой культуре и прочем были ему известны. Он знал, из каких они почерпнуты газет.

— Слушай, — сказал он в перерыве Дрязгову, взяв его за плечо. — Слушай, этот Шевцов не из общества «Маяк» часом?

— Что ты, он замечательный человек, настоящий вождь молодежи!

— Я уж вижу, чем он замечателен.

После перерыва Вася попросил слово.

— Мы рады, что представители Нарвской заставы отказались от своей прежней позиции и пришли к нам, — любезно улыбаясь, заявил Шевцов.

Он смотрел на Васю настороженно. И тот сразу ответил ему:

— Нет, мы своей позиции не изменили. Наша позиция — это позиция классовой борьбы. Мы на ней стояли и стоим. И мы не к вам пришли, господин Шевцов. Мы пришли, чтобы бороться с вами. Мы будем бороться за кровные интересы рабочей молодежи, рабочего класса. Мы против тех, кто хочет увести молодежь в сторону, кто затуманивает сознание сладкими обещаниями и лживыми сказками…

После заседания долго ходили по набережной Невы — Вася, Скоринко, Минаев и новые их друзья из других районов.

— Здорово ты Шевцову врезал — в лоб! — восхищенно сказал Канкин.