Дрязгову послышались в голосе горничной насмешливые нотки.

— Барин в гости уехали. Раньше утра не вернутся.

Дрязгов смущенно повесил трубку. Время было позднее, ждать они не могли и стали снова печатать…

Так появилось название «Труд и свет».

Вася Алексеев всего этого, разумеется, не знал. Он еще не встречался с Шевцовым, только слышал о его выступлении от Вани Скоринко и Саши Зиновьева. Но название настораживало, и Вася говорил об этом товарищам без обиняков.

28 апреля спор о названии возник в Зимнем саду завода «Русский Рено». Всерайонный совет собрался там на свое первое заседание. Всерайонным он был еще весьма относительно. От многих районов не пришло ни одного представителя — не успели прислать. От Выборгского в совет входили пять человек, и все они тогда шли за Дрязговым и Бурмистровым. А Дрязгов и Бурмистров шли за Шевцовым. От Петергофско-Нарвского присутствовали только двое — Скоринко и Зернов. На следующий день у Васи Алексеева произошел с ними крупный разговор. Вася был возмущен тем, что утвердили название «Труд и свет».

— Что же вы глядели? Не могли объяснить ребятам, куда их тянут?

— Объясняли. Я говорил, что нам такое название не подходит, — оправдывался Скоринко. — Мы свое предлагали — Социалистический Союз рабочей молодежи. Да Шевцов стал доказывать, что, мол, не надо связывать себя ни с какими партиями. Молодежь должна быть вне политики…

— А вы не понимаете, что это тоже политика, только не наша, а кадетская? — разволновался Вася.

— Не послушали нас…

— Эх, надо было пересчитать этому Шевцову зубы, — оживился Зернов.

— Ну, ты только и знаешь кулаки. Они голову в политике не заменяют.

Это была пора, когда бурно развивалось движение рабочей молодежи. Молодежь чувствовала себя обездоленной еще сильнее, чем взрослые, а Временное правительство и не думало идти ей навстречу в самых насущных нуждах и требованиях — ни прибавки, ни сокращения рабочего дня, ни избирательных прав… В рабочих районах создавались юношеокие организации. Называли их по-разному, социалистическим назывался пока только один союз — Петергофско-Нарвский, но боевой дух рабочей молодежи давал себя знать повсюду. Правда, в организациях было еще немало меньшевиков, эсеров, анархистов, но они уже не могли повести массу рабочих ребят по дороге, на которую толкали Шевцовы, — в сторону от политической борьбы.

В Петергофско-Нарвском районе возникли даже две молодежные организации. Социалистический Союз рабочей молодежи объединял подростков до восемнадцати лет. Юноши от восемнадцати до двадцати одного года создали свой клуб. Назывался он культурно-просветительным и социалистическим клубом Петергофско-Нарвского района. Его организовали молодые рабочие Путиловского завода и верфи, входившие до революции в кружок Васи Алексеева. Это были А. Афанасьев, В. Смирнов, Устинов, Тихонов, П. Степанов и П. Толстое.

Организаторы клуба ходили по заводам и фабрикам, собирали молодежь, обсуждали с ней, как должен работать клуб. Средств не было никаких. Исполнительная комиссия по организации клуба просила хотя бы оплатить товарищам потерянное рабочее время. Председатель путиловского завкома большевик А. Е. Васильев поддержал просьбу, но когда дело дошло до председателя районного Совета, тот написал: «По принципиальным соображениям отказать».

Районный Совет отказал и в средствах, и в помещении. По тем же «принципиальным соображениям», которые выдвигались меньшевиками, — мол, отдельные организации молодежи не нужны.

Помог большевистский райком. По его настоянию клубу разрешили разместиться в школе на Старо-Петергофском, в доме 28. Потом клуб стал получать от районного Совета и кое-какие средства. На этом тоже настояли большевики.

А главной заботой было, чтобы клуб по-настоящему политически просвещал молодежь. Под его крышей начали было свивать гнезда анархисты и эсеры. Тогда большевистский райком поручил Васе Алексееву и Ване Тютикову активно заняться клубом. Вася и Тютиков стали там постоянно бывать. Иван работал в правлении. Вася ходил на лекции, на танцы, на спектакли драматического кружка. А если в какой-то день и не мог заглянуть в клуб, он всё равно знал, что там делается.

Однажды в клуб позвали какого-то либерального деятеля — читать лекцию о литературе. Вася устроил такую головомойку организаторам лекции, что даже самоуверенный скандалист Зернов почувствовал себя виноватым. Разволновавшись, Вася изрядно выругал их. Как же это? Ведь им доверили просвещать молодежь, а они позволяют сбивать ее с толку. Разве можно терпеть, чтобы всякие кадеты проповедовали здесь свои взгляды?

Зернов растерянно смотрел на Васю и чесал затылок. Кадетов и он терпеть не мог, хотя выражал это по-своему, анархистски — устраивал налеты на отделение кадетской партии за Нарвской заставой, скандалил там на собраниях и буквально терроризировал почтенных инженеров из управления завода и лабазников, посещавших кадетские сборища… После этого случая организаторы клуба уже не забывали посоветоваться с Васей, какого пригласить лектора и о чем читать лекции.

Вскоре клуб объединился с Социалистическим Союзом молодежи.

…Через годы, вспоминая то время, товарищи поражались, какую неимоверную нагрузку нес Вася Алексеев. Тогда это как-то не бросалось в глаза. Он не сетовал, что занят, принимал с готовностью каждое поручение. Его карие глаза горячо глядели на мир, на лице то и дело появлялась добрая улыбка. Дел хватало и на «Анчаре». Надо было создавать Красную гвардию и добывать для нее оружие, воевать с дирекцией, налаживать работу заводского комитета, заниматься расценками и финансовыми делами…

— Ну что ж, — только смеялся Вася. — Теперь восьмичасовой рабочий день. Хоть явочным порядком, а ввели его. Можем и общественными делами заняться.

Однако почти каждый день приходилось бывать на других заводах, выступать на митингах, в районном Совете… Всё это отдалило встречу Васи с Шевцовым, прямую схватку между ними. Но она должна была произойти неизбежно.

На некоторое время связь между Социалистическим Союзом рабочей молодежи Петергофско-Нарвского района и организацией «Труд и свет» совсем прекратилась. Скоринко и Зернов ушли оттуда, хлопнув дверью. Очень уж явно старался Шевцов со своими оруженосцами оторвать рабочую молодежь от политической борьбы.

Путиловцы возмущались, слушая, как он отговаривал заводских представителей от участия в демонстрации молодежи. Она все-таки состоялась — вопреки его стараниям — в середине мая. Молодые путиловцы вышли на Марсово поле. Навстречу двигались колонны ребят с «Лесснера», с Обуховского, «Сименса-Шуккерта», с Пороховых. Красные знамена спускались на площадь с выгнутой спины Троицкого моста, колонны демонстрантов выносили их из устья широкой, как река, Миллионной улицы, из стиснутого горла Садовой.

На плакатах были требования: «Шестичасовой рабочий день для подростков!», «Всеобщее бесплатное обучение!», «Долой эксплуатацию детского труда!», «Мир — хижинам, война — дворцам!», «Да здравствует социализм!»

Иван Скоринко раздельно и громко, во весь голос, читал лозунги, написанные на плакатах, то и дело оборачиваясь к друзьям:

— Эх, ну где, вы только мне скажите, этот Шевцов? Пусть поглядит, чего требует молодежь. Скучно станет ему…

Высокий, остроглазый Иван зорко оглядывал поле, заполненное девушками и подростками:

— Вон синюю хоругвь несут. Ей-богу, одна на всю демонстрацию, а красные знамена не пересчитаешь!

По-ораторски выкидывая руку, он говорил, подражая Шевцову:

— Мы должны хранить свою беспартийность, как девицы целомудрие… Красные знамена несут кровь, и мы пойдем под синими, потому что синий — это цвет неба, цвет свободной морской стихии. Синие блузы — у рабочих, синие петлицы — у студентов… Чего там еще синее, ребята? Я думаю, физиономия у Шевцова сейчас синяя от злости. Не вышло! Рабочая питерская молодежь идет под красным знаменем.