Год назад союз молодежи был для них только мечтой, теперь пора приниматься за его создание.
На Новосивковской много народа, несмотря на поздний час. В большой комнате райкома шумный разговор. Поминают Багдатьева и еще кого-то, не желающего понять, что революция должна идти вперед, к социализму.
— Теперь, когда приехал Ленин, всё становится ясно. В его тезисах сказано то, о чем мы много думали, только выразить не всегда умели, — как действовать дальше, каким курсом идти.
Говорит Станислав Косиор. Скоринко чувствует: разговор серьезный, надо послушать. И вместе с тем ему не терпится скорей поговорить с Васей. А Вася действительно здесь. Он сидит на подоконнике, внимательно слушает Косиора. Апрельские тезисы — это программа революции, их надо хорошенько понять.
Скоринко и Саша осторожно пробираются к Васе. Разговор в комнате меняет русло и растекается несколькими ручейками. В одной группе продолжают говорить о Багдатьеве и Каменеве, который всё тянет не туда. В другой группе заходит речь о подозрительном поведении министра иностранных дел Милюкова, ярого сторонника империалистической войны. Впрочем, чего еще ждать от кадета.
Вася подвигается, освобождая место на подоконнике для Вани и Саши:
— Как, ребятки, дела?
— Читаешь «Новое время»? — говорит Скоринко, хлопая рукой по газете, которую держит Вася. — «Правду» сегодня видел?
Вася берет его за рукав:
— До «Нового времени» я, видишь, к ночи добрался. Что замышляет реакция, тоже знать надо. А «Правдой» начинаю день. Советую и тебе внимательно ее читать.
— Про то и разговор. Вот это объявление видел?
Скоринко достает из кармана смятый номер «Правды», показывает на строчки, напечатанные мелким шрифтом. 13 апреля в пять с половиной часов вечера на Выборгской стороне, в столовой завода «Русский Рено», состоится общегородское собрание представителей заводской молодежи.
— Да, — замечает Вася. — Я это видел. Поехать вот не мог. Мне надо было на митинге выступать.
— А мы там были. До чего здорово, ты бы знал!
Скоринко говорит, торопясь и жестикулируя, а Саша Зиновьев степенно кивает головой. Он вынимает черную книжечку, похожую на те, в которые приказчики мануфактурных лавок записывают проданный товар.
— У меня тут всё. Я тебе расскажу по порядку. Устроили это собрание представители от Выборгского района…
— А ты знаешь, как мы туда попали? — перебивает его Скоринко. — Нам ведь в мастерской не разрешали. Меньшевики и эсеры из цехового комитета уперлись, как козлы. Поругались мы с ними, страсть! Еще издеваются. «Вам бы, — говорят, — устроить митинг тех, что на ночных горшках сидят. А то соберите всемирную конференцию новорожденных. Только пеленки запасите…» За это ведь и по шее отвесить можно, ты как, Вася, считаешь?
— Можно. Только вы расскажите толком, что и как там было?
Наконец все-таки они начинают рассказывать более или менее спокойно. Говорит преимущественно Скоринко. Саша Зиновьев смотрит в свою записную книжку и уточняет:
— Это не Бурмистров предложил. Это господин Шевцов.
— Какой еще, к чертям, господин? Студент? Ну, пусть он, от этого не легче, — отмахивается Скоринко.
Постепенно Вася узнает о событиях дня.
Началось с того, что Ваня Скоринко взял в цеховом комитете свежий номер «Правды», развернул и натолкнулся на объявление.
«Сашка, гляди! Надо и нам представителей выбирать. Какое может быть без путиловцев общегородское собрание?»
«Пойдем в цеховой комитет договоримся о выборах делегатов», — согласился Саша.
Но цеховой комитет запретил собирать молодежь. Хватит, мол, что вы вместе со взрослыми на собрания ходите. Пускают вас — и будьте благодарны. А отдельные собрания вам ни к чему.
— Ну, ты объясни мне, пожалуйста, почему они против молодежи? Что мы, теленка у них съедим? — горячится Ваня Скоринко.
— Тут, знаешь, большим, чем теленок, пахнет, — смеется Вася. — В вашей мастерской собрание молодежи в том месяце было? Было. И в других тоже. Молодежь прав для себя требует. Она требует, чтобы ей прибавку давали, как взрослым, и чтобы ей рабочий день сократили. Большая часть заводских ребят за наши большевистские лозунги стоит. Что же ты хочешь, чтобы меньшевики и эсеры помогали молодежи проводить большевистскую линию? Этого от них не дождешься.
— Ну, мы на «Рено» всё равно пошли. Потолковали с ребятами в мастерских, они говорят: идите. Я Сашке мандат подписал, что он представитель от путиловской молодежи, а он мне.
— А что же там все-таки было, на «Рено»?
— Собрались в столовой. Название у нее шикарное — Зимний сад, но, между прочим, ничего особенного, даже довольно темно. Народу было тоже не очень густо, зато из разных районов — кто из-за Невской, кто с Петроградской стороны, кто с Васина острова. Больше всего выборгских пришло.
Постепенно для Васи проясняется картина этого собрания. У выборжцев возникла хорошая мысль — пусть молодежь выйдет на первомайскую демонстрацию самостоятельными колоннами, пусть она идет со своими собственными знаменами впереди района. Это будет первая свободная маевка в России, и заводская молодежь открыто, так, чтобы все слышали, скажет о своих требованиях и стремлениях. Выборгские большевики поддержали ребят, посоветовали вести агитацию по всему городу. Надо объединять молодежь. Вот для этого и устроили собрание в столовой завода «Русский Рено».
— Толковые ребята были? — интересуется Вася.
— Разные. В общем-то свойский народ, — говорит Скоринко, — хотя в голове не у всех ясно. Сам понимаешь, ученики, совсем еще зеленые ребята — лет по пятнадцать-семнадцать. Я одного там приметил сразу, как мы пришли. Бегает, суетится, кричит не разобрать что. «Ну, — говорю Сашке, — не иначе анархист. Или психический или анархист». Верно, сказал я так, Саша?
— Сказал, правда. Только давай Васе по порядку о собрании расскажем.
— Сейчас по порядку. Но учтите, про того парня я точно определил. Анархистом и оказался.
— Что же там решили?
— Ты меня послушай, — вмешивается Саша Зиновьев. Он медленно листает черную книжечку. — Во-первых, о молодежных колоннах. Чтобы они шли Первого мая впереди каждого района…
— А с какими лозунгами, говорили?
— Из-за лозунгов больше всего и шума было, — снова оттесняя Зиновьева, говорит Скоринко. — Бурмистров, анархист, с «Нового Лесснера», предлагал такой лозунг: «Трепещите, тираны, молодежь на страже!»
— Да, это на них похоже, — замечает Вася. — Грозно и неопределенно. А еще?
— Еще эсеры надрывались. У них лозунг: «Молодежь, в борьбе обретешь ты право свое». Но сколько ни кричали, а в конце концов ребята признали то, что предлагали большевики. Главное — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а потом: «Да здравствует шестичасовой рабочий день!» Это для учеников, конечно, шестичасовой, для тех, кому лет мало.
— А кто от большевиков выступал?
— Большевики и взрослые были. Во-первых, Чугурин. Он нас, молодежь, от имени Выборгского районного Совета приветствовал, и еще Крупская. На учительницу похожа.
— Крупская, Надежда? — переспрашивает Вася. — Да ведь это жена Ленина, Владимира Ильича. Что она говорила, запомнили?
Вася знает Ивана Чугурина. Тот появился в Питере в шестнадцатом году, поступил жестянщиком на завод «Промет». От Путиловского до «Промета» далеко, через весь город надо ехать — на Выборгскую сторону. Но и путиловским большевикам имя Чугурина стало вскоре известно. Особенно хорошо его узнали после февральских дней. Член Петроградского комитета партии и Выборгского райкома Чугурин вел большую работу в Совете. А 3 апреля, в тот незабываемый вечер, когда питерские рабочие встречали Владимира Ильича Ленина, Вася видел Ивана Дмитриевича Чугурина на Финляндском вокзале. Это Чугурин, взволнованный и торжественный, подошел тогда к Ленину.
«Владимир Ильич, — сказал он, — я товарищ Петр. Мне поручено в ознаменование вашего возвращения на родину вручить вам партийный билет. Большевики-выборжцы считают вас членом своей организации».