Сколько манящего очарования таится в этом безбрежном океанском просторе! Сколько отваги было в тех смельчаках, что четыре века назад отплыли отсюда на запад, но неизвестным водам, самым большим водам этой планеты, и завоевали для испанской короны островное царство Филиппин! Здесь, именно в этом заливе, причалили потом тяжелые галеоны, наполненные дарами Востока, а потом на этом же пляже происходили грандиозные аукционы, на которых привезенные украшения продавались на вес золота. Сказочно прекрасные ковры, муслин, жемчуга, бархат, фарфор, чудесные лаковые вазы, слоновая кость, амбра, божественно ароматные духи, тонкие, как паутина, вышивки, драгоценные пряности и превыше всего ценимые шелка, чудо из чудес. На хребтах мулов и рабов-индейцев эти драгоценнейшие дары дальних стран и отправлялись в труднейший путь по горам через величественный город Мехико в Веракрус, а затем, уже на других галеонах, в Европу, в Испанию двора его королевского величества. Они совершали самый длинный путь, вокруг света, какой когда-либо приходилось товарам проделывать, путешествие, длина которого равна примерно двум третям земного шара!

А сегодня?

В ущелье залива Кебрада бушуют вспененные валы водной стихии, бушуют с той силой, с какой их неустанно швыряет сюда морской прибой. Сквозь широкое горло каньона валит внутрь его огромная зеленая масса, добела дробит свои бока, злобно лезет вверх и тут же проваливается глубоко вниз, проносится сквозь узкую пещеру и с грохотом бьется о скалу. И снова, и снова…

Из бурлящей воды в ущелье появляется голова, затем другая, третья. Руки хватаются за скалу, и вот уже три человека карабкаются по выступам вверх, на минуту исчезают в узкой расщелине; вскоре они появились в ложбине на противоположной стороне и, наконец, стоят на вершине утеса, в тридцати пяти метрах над беснующимся океаном. Вот один из них перекрестился, нервно запустил пальцы в мокрые волосы, наклонился, расправил грудь, быстро поцеловал амулет, висящий у него на шее, и… прыгнул. Безумец, самоубийца' Затаив дыхание провожаем взглядом полет тела, летящего вниз головой. Вот оно врезалось в воду, несколько секунд ничего не видно, кроме мохнатых клочьев пены, из которой появляется черная прядь волос; и под аплодисменты восхищенных зрителей, собравшихся на галерее, прыгун вылезает из воды.

— Этим они зарабатывают себе на жизнь, — заметил сдавленным голосом один из наших мексиканских друзей. — Горький хлебушек, не так ли? В позапрошлом году здесь один разбился, когда дублировал Джонни Вейсмюллера в роли Тарзана. Джонни загреб денежки, а его двойника увезли в покойницкую…

Когда представление окончилось и импрессарио собрал входную плату, десять песо с человека, мы подошли к прыгунам. Это были рослые, бронзовые от загара ребята, каждому из которых могло быть лет семнадцать-восемнадцать. Они только что вскарабкались по скалам наверх, еще устало ловили ртом воздух и стряхивали воду с волос.

Некоторое время роешься в мыслях, прежде чем набираешься смелости сказать первое слово.

— Опасная профессия, а? — спрашиваем мы, чувствуя всю бессмысленность вопроса.

Парнишка поднял глаза, слегка улыбнулся и смущенно ответил:

— Si, senor. Но голодать хуже!

Плохо приезжать в Мексику, побывав до этого в Египте. Всякому, кто подвержен страсти открывать, классифицировать, фотографировать и карабкаться на пирамиды, безусловно, лучше было бы поступить наоборот.

С одной стороны, египетские пирамиды слишком хорошо известны. Уже с незапамятных времен они вошли в число семи чудес света. С другой стороны, это пирамиды очень уж пирамидальные, за четыре тысячи лет в их классических очертаниях изменилось, к сожалению, немногое. А главное — в Египте их тщательно пересчитали и не может случиться, чтобы в компанию к Хеопсу, Хефрену и Микерину вошел кто-нибудь четвертый, например Сахура.

Одним словом, из Египта в Мексику приезжаешь уже избалованный пирамидами. О них были наперед известны горы сведений, до этого была возможность порыться в сотнях фолиантов, потому что египетские иероглифы давно ведь уже выдали свои секреты. Совсем иное дело в Мексике. Здесь все письменные памятники, до последней капли, сознательно и тщательно уничтожили конкистадоры. Плюс ко всему древние мексиканцы не страдали фараонской манией запечатлевать историю, высекая ее на каждом камне. Вместо этого в Мексике на каждом шагу встречаются все новые и новые пирамиды. Там их столько, что всех, пожалуй, так и не откроют. Ни одна из тех, что вторично увидела божий свет, не похожа на другую. Это индивидуалистки. Они разбросаны по всей Мексике. Одна возвышается (вернее, возвышалась) прямо в сердце столицы, другие поглощены лесом, но ни одна из них не втиснута в светлую раму пустыни, которая обязательно возникает перед глазами при одном упоминании слова «пирамида». Представление о том, что в Новом Свете обязательно последует продолжение Старого Света, Мексика разбивает вдребезги.

Туристов из упомянутого уже Египта вдруг охватывает страсть познакомиться со всеми мексиканскими пирамидами, то есть со всеми открытыми уже, и открыть неоткрытые, и тщательно их фотографировать, и снимать на кинопленку, невзирая на то, что все они уже были несчетное количество раз сфотографированы и засняты.

— На это вам пришлось бы потратить всю жизнь, — заметили наши мексиканские друзья, — и горы денег. А дли чего, скажите на милость? Копание в камне и в земле, что это вам даст?

Компания «Пемекс» («Петролеос мексиканос». На страсти к новым открытиям прилично зарабатывают мексиканские нефтепромышленники. К пирамидам лучше всего ездить на бензине!) раздает бесплатно великолепнейшие путеводители но историческим памятникам Мексики, с красивыми цветными картинками и с точным указанием расстояния до них. И вот мы составили план: начнем с ближайших пирамид и постепенно будем продвигаться дальше в зависимости от того, на сколько нам хватит времени, вдохновения и бензина. Возможно, при этом нам удастся открыть какую-нибудь новую пирамиду, о которой еще даже «Пемексу» не известно!

На первой пирамиде «Пемекс» не зарабатывает ни сентаво. Несомненно, это прием рекламной тактики.

Дело в том, что с этой пирамидой турист сталкивается совершенно случайно, высматривая место, с которого бы объектив «взял» боковой портал великолепнейшего мексиканского кафедрального собора. За спиной у фотографа остается правительственное здание и Национальный музей, слева просторная площадь Сокало с низкорослым парком и немногочисленными пальмами (несколько лет назад здесь был парк с прекрасными многолетними деревьями, но поскольку они обеспечивали повстанцам идеальное укрытие при обстреле правительственного дворца, их беспощадно вырубили). Справа, в каких-нибудь ста метрах от площади, находится символический центр Латинской Америки — скрещение калье Гватемала и калье Аргентина. На углу снесли старый дом, камни его фундамента сложили за оградой из проволочной сетки, и теперь ждут разрешения на строительство нового.

Не тут-то было, здесь никто никогда ничего не построит! Перед нами зонд, введенный в историю Мексики ацтеков. Груда камней во дворе, сложенных на три метра ниже уровня калье Гватемала, не что иное, как основание величайшей на свете пирамиды, широко известной теокальи, которая когда-то превосходила своими размерами даже пирамиду Хеопса в Египте. Когда-то! А сегодня от нее остался вал высотою около двух с половиной метров, поднимающиеся рядом с ним бетонные столбы, которые подпирают половину проезжей части калье Гватемала, несколько ступеней и склад высеченных из камня голов…

Хоть какую-нибудь легенду или предание о великом переселении, вероятно, еще на заре своего существования получил каждый из народов. В этом отношении ацтеки не были исключением. Команду покинуть селение им подала пестрая птнчка, которая, сидя на ветке, запела: «Тиуи, тиун!» — «Пойдем, пойдем!» И ацтеки бросили все свое имущество на произвол судьбы, взяли жен, детей и отправились в путь. И они шли, и шли, пока не пришли в долину, именуемую ныне Мехико. О том, что они там увидели кактус, а на кактусе орла, о том, как он бился со змеей, нам уже известно из другой легенды. Известно также, чем она кончилась: ацтеки остановились тут и основали (в 1325 году) город Теночтитлан.