Когда, поднявшись на последнюю ступень лестницы, мы оглянулись, то увидели под собой причудливую картину. Дым, поднимающийся снизу, закрывал всю левую часть вида трепетным покровом; люди, двигавшиеся за ним, походили на призраков. Они появлялись из-за дымовой завесы, все новые и новые, некоторые из них исчезали в ней и затем сливались с кружащейся толпой, перекатывающейся по залитому дождем, грязному базару. И вдруг мы показались самим себе бельмом в глазу этого удивительного мира; ведь ненавидящие взгляды мрачных мужчин относятся к тебе, к твоему до отвращения назойливому фотоаппарату, твоему чуждому им костюму, твоему любопытству. А что, если какая-нибудь из дымящихся жестянок, вращающихся повсюду вокруг, заденет твою голову?

В этот миг в людском рое мы увидели лицо Хулио Кахаса. Он направлялся прямо к нам.

— До четырех часов у вас есть время, я еще должен съездить в Санта-Крус, — произнес он совершенно прозаически, как будто этот причудливый мир его не касался. — Как вам здесь нравится? — спросил он, заметив нашу растерянность и безмолвные вопросы.

И тут мы узнали, что же, собственно, происходит вокруг нас. Не крысоловы, а брухос— колдуны — вымаливают здесь урожаи побогаче и божье благословение. А также накликают проклятья на головы своих врагов. Вот отчего и гневные взгляды и злобное бормотание. Ну, а коричневые лепешечки? Они не из кукурузного теста, а из ароматной смолы, копала. Дым их приятен языческим богам, с его помощью просьбы и проклятья быстрее достигнут неба. Еще быстрее достигают они цели с помощью ракет, выпускаемых по большим праздникам. Каменный стол у подножья лестницы — кемадор, жертвенник. А в храме вы еще не были? Ничего особенного там не увидите, статуи святых розданы религиозным братствам, кофрадиас, которые весь год хранят их и приносят обратно после рождества, на самые большие праздники. Идите туда спокойно и смотрите, ничего с вами там не случится. Счастливо, а мне уже нужно идти, чтобы к четырем поспеть обратно.

И ушел.

Обрадованные тем, что злобные взгляды не целиком относятся к нам и нашим фотоаппаратам, но также и к языческим божествам, мы вошли в храм.

До чего же кругом необычно! Каменный мощеный пол выстлан хвоей и ароматными травами, храм пуст, стены голы, словно перед побелкой. Свет горел всего лишь в одном месте, на главном алтаре. Зато сотни, а может быть, тысячи свечек пылали в жестяных желобах, расставленных по всему полу. Возле них стояли и сидели индейцы с гор. Они переходили с места на место, перенося с собою и свои свечки, вероятно, потому, что место, где они до сих пор стояли, им не понравилось. Некоторые сводили счеты со своими богами непосредственно сами, рядом с другими стояли нанятые богослужители. Вот прямо перед нами один из них; приветливо улыбаясь в лицо красивой молодой индианке, он касается руками ее волос, плеч и бедер, затем зажигает свечку, задувает ее, зажигает вторично и описывает концентрические круги над се головой. Вот он направляет свечку в сторону алтаря, два-три раза обходит вокруг женщины и, капнув воску на край жестяного желоба, ставит свечу среди других. Только сейчас, присмотревшись как следует, мы заметили, что женщина вскоре станет матерью. Но теперь она уверена, что произведет на свет здорового ребенка; она удовлетворенно улыбнулась и мелкими шажками направилась к своему мужу. А на их место уже встала другая пара из тех, что терпеливо ждут своей очереди к колдуну. К языческому колдуну в католическом храме.

— Католический священник? Он находится здесь же, — сообщил нам Хулио, когда вечером мы возвращались в Энкуэнтрос. — Но индейцы на него не очень надеются. Они больше полагаются на своих испытанных богов.

Словно выточенный из разноцветного мрамора, вздымается над ковром лесов центральной части Гватемалы стройный конус вулкана Атитлан и, едва стряхнув с себя дымку утреннего тумана, смотрится в гладь хрустальных вод озера того же названия. На противоположном его берегу раскинулся живописный городок Солола, пригоршня ослепительно белых стен и соломенных крыш. С высоты гор кажется, будто они робко попытались построиться в два-три ряда, но потом вдруг раздумали, решив, что такой озорной беспорядок им больше к лицу.

Одни считают, что Солола означает «Плакучая ива», другие — «Шумящая вода». Но плакучих ив у озера, насколько мы помним, нет, а воды его тихи, молчаливы и ласковы. И были они синие-синие, как высокое лазурное небо, распростершее свой купол над Гватемалой, и как дремучие леса, которым не было ни конца, ни края. Городку Солола очень подошло бы название «Лалала». Повсюду здесь цариг такая благодать, все вокруг дышит таким беззаботным спокойствием, что хочется танцевать, смеяться, петь. И надо сказать, что Солола и ее окрестности намного живописнее, чем их стараются изобразить в различных туристских проспектах с цветными картинками.

От Энкуэнтроса вниз к озеру вьется шоссе, но индейцы предпочитают ему короткий путь по крутым тропинкам, на которых они чувствуют себя, как ламы или серны. Вот они спрыгнули с края дороги, некоторое время спустя видишь их на добрых метров двести ниже, и, наконец, уменьшившись до размеров булавочных головок, они исчезают среди беспорядочно разбросанных, но таких привлекательных домиков Сололы.

В сказках бывает так: в награду за благородство тебе разрешается высказать три желания; мудрый старичок волшебник их выполнит. Но будь осторожен с третьим, оно не должно быть пустяковым, как два предыдущих!

Сценаристы приключенческих фильмов поступают иначе. Трое приятелей собираются у глобуса, поочередно один за другим раскручивают его, закрывают глаза и тычут наугад указательным пальцем. Куда попадут, туда и отправляются. Приключения начались…

Если вам когда-нибудь доведется оказаться в подобной ситуации, не полагайтесь в столь серьезном деле на волю случая. Не раскручивайте глобус, не раздумывайте над третьим желанием! Отправляйтесь прямо в Гватемалу!

Эта страна самая богатая по разнообразию природы во всей Латинской Америке. Здесь есть и тропические низменности и высокие горы, бескрайние банановые плантации и голубые леса средней Европы, морские пляжи и высокогорные озера, непроходимые джунгли и вулканы. Здесь найдется, что делать археологам, равно как и зоологам, ботаникам или же этнографам. Гватемала невелика, тем не менее здесь говорят более чем на двух десятках индейских наречий. Достаточно перевалить через горный хребет, и сразу уже оказываешься в краю, где иная речь, иная манера одеваться, иные обычаи.

Мы отправились из Энкуэнтроса вниз к озеру, обремененные нелегкой заботой. Нам предстояло достать солидной толщины доски для крепления «татры» к кузову грузовика, найти плотничные гвозди и прочные тросы, которые выдержали бы не только тяжесть, но и двухдневную тряску по ежовой щетине гор западной Гватемалы. Мы совершенно не думали о фольклоре или о красотах природы, фотоаппараты мы взяли с собой просто так, по привычке, машинально.

На площади в Сололе мы увидели мужчин, которые выше пояса были одеты, как пираты откуда-нибудь с берегов Персидского залива, а ниже — натянули на себя полосатые юбки времен наших бабушек. Сперва они смерили нас подозрительными взглядами, затем спрятались за колоннами деревянной аркады, и, наконец, когда мы подошли к ним, чтобы посоветоваться, они начали хохотать, ну, прямо как озорные мальчишки. От них мы толком не узнали ни слова, точнее — из того, что они говорили, мы не поняли ни слова. Они разговаривали на каком-то загадочном индейском языке, на какчикел, как сообщил нам Хулио. А поскольку Хулио был чиво, тоже индеец, но из Кесальтенанго, в тридцати пяти километрах отсюда по прямой, наш разговор зашел в тупик. Пираты демонстративно закинули концы своих широких полосатых платков за спину и вошли в двери с надписью: «Municipalidad mdigena» — «Индейским муниципалитет».

На этой же площади мы увидели другую группу мужчин, они прохлаждались на каменных скамьях. Сходными с предыдущей группой у них были только такие же самые краснобелые полосатые юбки. То, что они сидели, ввело нас в заблуждение. Оказалось, что на них были надеты не юбки, а широкие, ниже колен, болтающиеся штаны с повязанными поверх фартуками в пеструю клетку. Куртки мрачноватых цветов, какие-то серо-зеленые, темно-синие и с фиолетовым оттенком, были вышиты орнаментами. Головы их покрывали соломенные шляпы, обвязанные вокруг тульи скрученным красным платком. В центре восседал человек с великолепно отполированным посохом в правой руке, а другой посох, обернутый в красное сукно, держал в левой.