При попутном ветре суда прошли пролив Бока-де-ла-Сьерпе («Пасть змеи»). К северу от него воды были спокойны. Случайно зачерпнув воду, Колумб нашел, что она пресная. Он плыл на север, пока не дошел до высокой горы (Патао — 1070 м) на востоке гористого п-ова Пария, отделяющего залив Пария от Карибского моря. «Там пролив сделался очень узким… и течение также шло в двух направлениях, и вода бурлила с такой же силой, как и у берегов Песчаного мыса. И точно так же вода в море была пресная». Этот северный пролив был назван Бокас-дель-Драгон («Пасти дракона»). Чем дальше на запад шел Колумб вдоль южного берега Земли Грасия (п-ова Пария), тем все более пресной становилась вода. На побережье росло много незнакомых испанцам фруктовых деревьев, на их ветвях резвилась масса обезьян. Испанцев удивляли мангровые заросли, поднимавшиеся «прямо» из моря. Там, где полуостров расширяется, а горы отступают к северу, суда бросили якорь. «Туземцы… стали подходить к кораблям на бесчисленном множестве каноэ, и у многих висели на груди большие куски золота, а у некоторых к рукам были привязаны жемчужины… Они сказали мне, что жемчуг добывается здесь, именно в северной части этой земли».

Высадившихся испанцев индейцы приняли очень радушно. Адмирал полагал, что Грасия — остров, но напрасно искал выхода из залива в западном направлении, следуя вдоль его берегов. А море стало уже опасно мелким. И адмирал направил самое маленькое из своих трех судов — каравеллу «Коррес» — дальше на запад; там оказался тупик.

Тогда испанцы пошли на юго-юго-восток вдоль берега, мимо трех бухт «средней величины» — устья pp. Амана, Сан-Хуан и Рио-Гранде — и достигли четвертой бухты, в которую «впадала огромная река. Глубина в реке была пять локтей, вода пресная, pi текла она в огромном количестве». Судя по описанию, они открыли западный рукав дельты Ориноко. Так разъяснились те странные явления, которые наблюдал адмирал, — водовороты в проливах от встречи морских течений с потоками речной воды, пресная вода в заливе. Зато возникло другое тяжелое недоумение: где и как могла образоваться такая могучая река?

Болезнь и порча припасов не позволяли Колумбу оставаться дольше у берегов этой странной земли, которую он сначала окрестил «Грасия», а потом изменил название на Земля Пария. Адмирал решил скорее добраться до Санто-Доминго. Воспользовавшись попутным ветром, 12 августа он благополучно вывел свои суда через «Пасти Дракона» в открытое море. Повернув на запад, он шел два дня «вдоль высокой, очень красивой земли» — северное побережье п-ова Пария. К северу (у 11°05' с. ш.) он видел группу островов Лос-Тестигос («Свидетели»). 15 августа он подошел к островам, где индейцы занимались ловлей раковин-жемчужниц, и матросы набрали у них жемчуга в обмен на безделушки. Самый большой из этих островов (около 1,2 тыс. км²) был назван Маргаритой («Жемчужная»).

Оттуда Колумб двинулся прямо на север, к Эспаньоле. Лежа на койке, обессиленный недугом, Колумб обдумывал значение своих новых открытий. Из письма, которое он несколько недель составлял для королей, видно, как замечательные догадки смешивались в его уме с фантастикой. Масса пресной воды в заливе Пария свидетельствовала о существовании впадающей в него мощной реки, которая могла образоваться только на материке: «Я убежден, что эта земля величайших размеров и что на юге есть еще много иных земель, о которых нет никаких сведений». Но что это был за материк? И тут с совершенно верным выводом переплетался мистический бред: Колумб утверждал, что подошел к земному раю. Он заявлял, что земное полушарие, куда он проник, «представляет собой [как бы] половину круглой груши, у черенка которой имеется возвышение, подобное соску женской груди, наложенному на поверхность мяча[18], что места эти наиболее высокие в мире и наиболее близкие к небу»: «Оттуда, вероятно, исходят воды, которые… текут в места, где я нахожусь. И если река эта не вытекает из земного рая, то я утверждаю, что она исходит из обширной земли, расположенной на юге и оставшейся до сих пор никому не известной…», т. е. течет по неизвестному южному материку, северное побережье которого он открыл примерно на 400 км.

Совершив первое пересечение Карибского моря, адмирал прибыл 20 августа 1498 г. на Эспаньолу и застал там полный развал. Идальго отказались признавать власть начальников, назначенных Колумбом. Они восстали с оружием в руках против его брата Бартоломе. Они для потехи превращали индейцев в мишени для стрел, изнуряли своих новых «подданных» работой на плантациях, держали десятки рабов для рыбной ловли и охоты, для переноски себя в гамаках, а рабынь — «для домашних услуг». Они жили с захваченными ими насильно индианками «в наглом многобрачии». Мятеж закончился унизительным для Колумба соглашением. Каждому мятежнику был отведен большой участок земли, к которому для обработки было прикреплено определенное число индейцев. Так Колумб санкционировал широкое распространение той характерной для начального периода испанской колонизации системы закрепощения индейцев, которая получила название репартимьенто (буквально — распределение, раздел). За побег по усмотрению владельца полагалась смертная казнь или обращение в рабство.

Королевская казна продолжала получать ничтожные доходы от новой колонии. А в это время португалец Васко да Гама открыл морской путь в подлинную Индию (1498 г.), завязал с ней торговлю и вернулся на родину с грузом пряностей (1499 г.). Земли, открытые Колумбом, — теперь это было уже очевидно, — не имели ничего общего с богатой Индией. Сам Колумб казался болтуном и обманщиком. На него посылались новые доносы, обвинения в утайке королевских доходов. Из Эспаньолы поступали сведения о мятежах и казнях дворян. Идальго, вернувшиеся ни с чем на родину из колумбовой Индии, обвиняли адмирала, открывшего «страну обмана и несчастий, кладбище кастильских дворян». Они свистками и бранью преследовали сыновей адмирала — пажей королевы. В 1499 г. короли отменили монополию Колумба на открытие новых земель, чем немедленно воспользовалась часть его спутников, ставших его соперниками. А в 1500 г. на Эспаньолу был отправлен с неограниченными полномочиями Франсиско Бовадилья[19]. Адмирал должен был сдать ему все крепости, корабли, лошадей, оружие и запасы. Бовадилья захватил в руки всю власть, поселился в доме Колумба, завладел его вещами и документами, его деньгами, выплатил всем колонистам задержанное жалованье. Он стал всеобщим любимцем, когда разрешил каждому испанцу добывать золото в течение 20 лет, с уплатой в казну лишь седьмой части добычи (вместо прежней трети). Он арестовал адмирала, его братьев Бартоломе и Диего и заковал их в кандалы. После двухмесячного следствия Бовадилья пришел к заключению, что Колумб был человек «жестокосердный и неспособный управлять страной», и отправил трех братьев в кандалах в Испанию. В октябре 1500 г. корабль вошел в гавань Кадиса. Однако заинтересованные влиятельные финансисты сумели «мобилизовать общественное мнение» в пользу разжалованного и униженного адмирала моря-океана. Короли приказали освободить Колумба, письменно выразили ему свое сочувствие, лицемерно негодовали против недостойного обращения с ним, приказали выдать ему 2 тыс. золотых, чтобы он мог явиться ко двору «в приличном виде», обещали восстановить в нравах, но не выполнили этого[20].

Наместником Гаити был назначен Николас Овандо: Бовадилья, видимо, рассматривался как временный исполнитель королевских поручений. Овандо получил приказание по-прежнему взыскивать с золотоискателей одну треть добычи в пользу казны. Вся торговля колоний должна была на деле стать монополией кастильской короны. Индейцам за работу в казенных рудниках полагалось определенное жалованье. Между тем в Испанию начало прибывать золото, добытое на Эспаньоле, и жемчуг, собранный на Жемчужном берегу. Поэтому сотни новых искателей легкой наживы устремились в Западную Индию. 25 тыс. человек изъявили желание отправиться вместе с новым наместником «на ловлю счастья и чинов». 30 кораблей понадобились, для того чтобы перевезти их через океан. С этого времени началось массовое заселение испанцами Антильских о-вов. В апреле 1502 г. флотилия Овандо пришла в Санто-Доминго.