Я спросил:
— А как вы сами относитесь к русским?
— Мы их очень боимся, — ответила Гизела. — Нам сказали, что они не щадят ни женщин, ни детей. И вообще, говорят, это дикий народ с дикими нравами и у некоторых в темноте глаза горят!
— Ну как вы могли поверить этой чепухе? — возразил я. — Русские — обыкновенные люди, такие же, как вы, как Эрна и я. Вам их нечего бояться. Если, конечно, вы не будете стрелять в них. Отправляйтесь по домам и ничего не бойтесь. Ведь через два-три дня русские будут здесь — в Вене.
Я задал несколько вопросов о других батареях, расположенных в этом районе. Выяснилось, что до ближайшей батареи с кадровым мужским составом примерно с полкилометра напрямую, если пробираться через кустарник, а по дороге в объезд все три. Мы дружески распрощались, и уже на ходу Эрна не удержалась и крикнула:
— Можете не сомневаться в том, что сказал мой друг, он сам русский. Прямо из Москвы! — Эти слова вызвали смех у зенитчиц, они приняли их за еще одну шутку.
Мы сели в машину и поехали на Зойленгассе к Марко. Я рассказал ему о результатах посещения батареи и высказал свои сомнения: — С какой стати мы будем штурмовать эту бабскую обитель? Да им свистни, и они сами разбегутся...
Мы решили обратиться в штаб группы с просьбой дать другое дополнительное задание, более серьезное, например ликвидировать соседнюю, настоящую мужскую батарею. Вместе с тем мы понимали, что оставлять эту батарею просто так нельзя. Завтра девчонок заменят эсэсовцами, и тогда... Надо воспользоваться благоприятным моментом и, не применяя оружия, сделать всю батарею небоеспособной, а затем уж браться за другую. На том и порешили.
Не теряя времени, мы с Эрнои отправились в штаб группы, там доложили о результатах разведки и получили дополнительное задание.
В штабе не только согласились с нашим предложением, но и выделили в помощь еще троих товарищей. Правда, я рассчитывал на большее количество бойцов, но меня заверили, что на батареях серьезного сопротивления не будет: венский гарнизон деморализован, а нацистское руководство устремилось на Запад, опасаясь расправы.
По счастливому совпадению, один из наших товарищей жил недалеко от места расположения второй батареи, он мог наблюдать за ней в бинокль из своего окна. Теперь мы располагали исчерпывающими данными о второй батарее: в дневное время там находилось не более десяти—двенадцати человек, а начиная с вечера и до утра, оставалось только три. Пушки были тщательно замаскированы. Нам стало также известно, что батарея предназначалась для поражения только наземных целей и не должна была демаскировать себя раньше времени ни при каких обстоятельствах.
Обсудив подробный план действий, мы решили отказаться от предварительной разведки, чтобы заранее не вспугнуть опытных солдат и самим лишний раз не рисковать. Договорились о встрече вечером.
Домой мне ехать не хотелось, и я предложил Эрне пообедать в какой-нибудь закусочной, но она тоном, не допускающим возражений, заявила, что мы едем к ней.
Эрна жила с матерью в небольшой квартире на третьем этаже. Она усадила меня на тахту в своей комнатке, а сама занялась приготовлением пищи на кухне.
Я закрыл глаза (так лучше думалось) и постарался мысленно проиграть весь ход операции. Хотелось предусмотреть каждую мелочь, все возможные случайности. Угнетал недостаток времени для более тщательной подготовки. Тревожные мысли приходили одна за другой: как поступать в случае, если зенитчицы на первой батарее откажутся добровольно покинуть ее?.. А как действовать, если вернулся их командир?.. Вопросов было много, ответов меньше.
Подошло время отправляться. Эрна взяла сумку с медикаментами. Поехали на Зойленгассе. Марко уже ждал нас. Мы влились в негустой поток автомашин, выехали на Марияхильферштрассе и скоро очутились за городом. Здесь, у полуразрушенного здания/ было спрятано оружие, привезенное из Пёльтена. В нашем распоряжении оказались фаустпатрон, браунинг «Радом», два автомата, десятка два ручных гранат и несколько ракетниц, а также винтовки, но их мы решили пока не брать с собой. Оружие спрятали в машине под сиденье и отправились в район расположения первой батареи. Там была назначена встреча с тремя нашими товарищами. Они уже ждали нас. Я раздал оружие и еще раз объяснил порядок действий, в том случае, если на батарее окажут сопротивление. Эрна с ракетницей осталась возле машин, чтобы подать сигнал опасности. Стрелка часов показывала 21.00. Солнце скрылось за горизонтом, наступали сумерки. Мы двинулись к батарее. Не доходя метров сто до бруствера, разделились, чтобы подойти к позиции с разных сторон. Марко и я продолжали идти прямо, а трое наших товарищей пошли в обход. До бруствера оставалось несколько шагов, а нас никто не останавливал... Что это? Уже знакомая беспечность зенитчиц или засада? У самого бруствера нас наконец окликнули, приказали остановиться. Я назвал свое имя и сказал, что хотел бы переговорить со старшей — фрейлейн Гизелой. Меня узнали и разрешили подойти. Судя по всему, на батарее оставалось все по-прежнему. Мы вручили Гизеле копию решения штаба округа о капитуляции, подписанную майором Соколом, и попросили ее ознакомить с решением о капитуляции весь личный состав батареи. Я уже много раз замечал, что в подобных случаях действие официальной бумаги во много раз эффективней любых самых убедительных слов агитации. Сообщение было встречено с нескрываемой радостью. Мы поздравили девушек с окончанием для них войны и пожелали благополучно добраться до дома. Они не заставили себя уговаривать. Быстро собрали личные вещи, попрощались и покинули батарею. Мы в считанные минуты сделали все, чтобы эти пушки уже не стреляли никогда: сняли и надежно спрятали оптические прицелы для стрельбы прямой наводкой, порубили кабели синхронного наведения орудий и вывели из строя приборы управления огнем. Про орудийные замки, разумеется, тоже не забыли.
Довольные и радостные вернулись к машинам. Воодушевленные удачей, мы ехали на вторую батарею. По мере приближения к ней приподнятое настроение сменялось беспокойством. Орудийные расчеты этой батареи состояли из кадровых военных и народных гренадеров, солдат Первой мировой войны. И хотя это были в большинстве своем уже совсем пожилые люди, рассчитывать на то, что они добровольно уйдут с батареи, было бы наивно.
Все хорошо понимали, что успех зависит от слаженности наших действий. В случае сопротивления было решено подорвать пушки гранатами, заранее изготовленными связками.
Машины оставили в двухстах метрах от батареи. Дальше предстояло идти пешком.
Условились, что сигнал к атаке подаст Марко выстрелом из панцерфауста. Сигнал к отходу — зеленая ракета. Эрна вновь осталась у машин, а мы направились к батарее. Сначала шли вдоль каменной ограды, а когда она кончилась, пришлось двигаться ползком: местность была открытой. Впереди, в нескольких шагах от нас и метрах в тридцати от огневой позиции батареи, стоял кирпичный сарай. Мы с Марко решили воспользоваться им, как укрытием, остальные поползли дальше. Немного подождав, мы поднялись, но не сделали и трех шагов, как раздался окрик «хальт!» и прозвучала короткая автоматная очередь. Пули просвистели над головой. Мы все же успели укрыться за стеной сарая. Марко приготовил фаустпатрон. Сразу стало ясно, что мирно договориться не удастся. Но я все-таки решил попробовать и крикнул:
— Где командир? Переговорить надо!
В ответ прозвучало:
— Выкладывайте покороче, что вам нужно и проваливайте отсюда, пока целы! .
— У нас решение штаба округа о капитуляции. Через несколько часов здесь будут русские. Ваше сопротивление совершенно бессмысленно. Батарея окружена. Предлагаем добровольно...
Не успел я закончить фразу, как в ответ раздались выстрелы. Зазвенели, рикошетируя от стенки сарая, пули. Мелкие осколки кирпича оцарапали мне щеку. Я подал знак Марко, и он, направив панцерфауст в ближайшее орудие, выстрелил. Взметнулось пламя, раздался грохот, и тут же, одна за другой, на позиции стали рваться гранаты. Они полетели с разных сторон. Через минуту наш запас боеприпасов был израсходован, и я подал сигнал к отходу. Не успели мы с Марко отойти до ограды, как с батареи раздался одиночный выстрел. Марко тихо вскрикнул и начал опускаться на землю. Я подхватил его и оттащил за ограду. Правая рука его висела плетью. Пуля попала в лопатку. Вместе с товарищами мы донесли Марко до машины. Никто не преследовал нас. Батарея не подавала больше никаких признаков жизни. Кругом было тихо и безлюдно.
