Вот тогда старшие товарищи по баскетболу объяснили: «Если опоздал, то приходи к началу следующей пары и никогда не болтайся в институте, а особенно на втором этаже!» Так я иногда и делал в последующие три года.

Многие думают, что у меня карьера прямая и безоблачная. В целом я согласен с тем, что судьба у меня сложилась неплохо. Но так, чтобы все протекало совсем безоблачно, увы, не получалось. Очень многие вещи, особенно связанные с заграничной работой, меня закалили. А имя отца, широко известное в банковских кругах, карьере на начальном этапе не столько помогало, сколько мешало. Когда я стал студентом, то стипендию не получал, хотя и учился хорошо, объяснялось это тем, что я из обеспеченной семьи. «Стипендию» мне давал отец в том же размере —

22

рубля, и ни копейки больше. Если не хватало, добавки не получал. «Стрелял» до получки, потом возвращал долг, так и крутился. Первый костюм я купил, взяв деньги в кассе взаимопомощи.

Первая самостоятельно купленная крупная вещь — диван-кровать. На нее копили вместе с женой, когда стали жить отдельно от родителей.

Свою жену я приглядел в институте — ею стала однокурсница Нина Дроздкова. Она круглая отличница, была старостой группы, увлекалась комсомольской работой, я — баскетболом. Обоих освобождали от субботников: у нее была большая общественная загрузка, а у меня по субботам — игры.

В институте работал сильный завкафедрой физкультуры бывший лыжник Бычков, он следил, чтобы нас не отвлекали на посторонние дела. Кстати, моя жена — лидер по характеру — до сих пор пытается мною командовать, но я неподдающийся.

Окончив Московский финансовый институт, я 17 августа I960 года согласно распределению вышел на работу в управление иностранных операций (УИНО) Госбанка СССР. Дату я запомнил хорошо, так как это произошло на следующий день после зарплаты в банке — ее всегда платили 1-го и 16-го числа. Из нашей студенческой группы в Госбанк пришли практически все москвичи, 15 человек (среди них 4 парня, включая меня).

Все выпускники пришли в операционные отделы простыми бухгалтерами — выбора у нас не было. Прекрасно помню место, где стоял мой первый бухгалтерский стул, — на втором этаже дома на Неглинной, позже здесь был кабинет моего начальника секретариата.

Начальником управления иностранных операций был прекрасный человек и специалист Мефодий Наумович Свешников, на него позже лег основной груз создания Внешторгбанка из нашего УИНО Госбанка.

В Госбанке я проработал недолго — когда произошла реорганизация УИНО Госбанка, я был переведен во Внешторгбанк в тот же отдел на скромную должность инспектора отдела. Устав Внешторгбанка (август 1962 года) устанавливал необычную для Советского Союза форму учреждения — акционерное общество. Акционерами Внешторгбанка были 15 советских организаций: Госбанк СССР, Министерство финансов СССР, Министерство внешней торговли, Государственный комитет по внешним экономическим связям, Ингосстрах СССР, Министерство морского флота СССР, Стройбанк СССР, Центральный союз потребительных обществ СССР и несколько советских внешнеторговых организаций. Клиентами же в начале 1961 года стали 32 внешнеторговых объединения (в середине 70-х годов их станет уже 136). Кстати, переезжать нам никуда не пришлось — Внешторгбанк СССР располагался в одном здании с правлением Госбанка на Неглинке.

Стал я бухгалтером (потом инспектором) в отделе корреспондентских отношений со странами Европы, США и

Океании управления валютно-кассовых операций, одного из ведущих в банке, определяющем его политику, сеть корреспондентов за границей, методы расчетов и, наконец, проводящем операции с валютой (дилинг и депозиты). Зарплата у нас была невысокая — от 80 до 100 рублей. Мы много читали — любую попадавшуюся специальную литературу. Все интенсивно учили языки. Через год мы стали получать по 10 % надбавки за знание языка, как и все сотрудники, сдавшие соответствующие экзамены.

Расчеты с капиталистическими странами в условиях холодной войны шли сплошь через аккредитивы. Причем подтвержденные за границей, то есть наш платеж должен был быть гарантирован иностранным банком. Тогда же Внешторгбанк начал не только предоставлять, но и получать депозиты в валюте, покупать и продавать валюту для обеспечения расчетов. Все это было еще примитивно. По каждой валютной операции писалась служебная записка и получалось разрешение у руководства.

Время шло, те, с кем я вместе пришел в банк, как-то двигались по служебной лестнице, переводились в более интересные отделы, а я как сидел, проверяя свои рамбурсы, так ничем новым и не занимался. Хотя со временем и стал получать третий по размеру оклад в отделе после начальника и его зама — 125 рублей плюс 10 % за язык. Но это больше из-за того, что народ расходился: все двигались по пресловутой карьерной лестнице, а я — нет! Причем с делом справлялся! Однажды я даже предложил взять на себя два участка и тянуть их, но чтобы мне платили полтора оклада. «Нет, — говорят, — не положено!»

Как-то подходит ко мне Борис Михайлович Лукашков и говорит: «Виктор, хочешь пойти к нам в отдел загранучреждений валютно-экономического управления?» А он у нас вел политзанятия, и французский мы с ним вместе изучали. Я говорю: «Интересно», — хотя и понимаю, что это не самая увлекательная работа. Но все-таки какая-то экономическая работа, анализ деятельности наших зарубежных банков и т. д. Но не тут-то было! Фамилия оказалась не та! Член правления банка Петр Терентьевич Носко, отвечающий с

1961

года за валютно-экономическое направление, услышав фамилию Геращенко, сказал, что с ней к председателю правления Госбанка А. К. Коровушкину ходатайствовать не пойдет. Правда, тот же товарищ Лукашков, уезжая в ноябре

1962

года на практику в Лондон, все-таки пролоббировал и мою поездку в Моснарбанк, поговорив обо мне с председателем лондонского банка А. И. Дубоносовым.

В декабре 1962 года мне неожиданно предложили поехать на стажировку в Англию. Собирались отправить трех человек, среди которых должен был быть, в частности, и управляющий Ялтинским районным отделением Госбанка. Жена у него была начальником управления продовольственных товаров города. В советское время должность покруче мужниной! Для поездки в то время необходимо было кандидата утверждать на выездной комиссии в райкоме партии, давать ему характеристику. И вот вызвал секретарь РК нашего коллегу и предупредил: «Знаешь, я не советую тебе ехать. Сейчас, если вынести твою кандидатуру на загранкомандировку, столько анонимок на жену придет, не отмоешься!» Он послушался совета и отказался от поездки. В общем, появилась нежданная вакансия.

Председатель

Moscow

Narodny

Bank

(Московского народного банка) в Лондоне А. И. Дубоносов был одним из лучших и опытнейших наших банкиров. Возглавил банк он в мае 1959 года.

Узнал я о поездке так. Однажды прибегает ко мне в отдел Инесса Квиткина и говорит: «Тебя Дубоносов ищет!» Встретились с Андреем Ильичом в коридоре, и он мне предложил: «Я народ подбираю на перспективу и хочу, чтобы у них была возможность практику пройти за рубежом. Как вы относитесь к поездке в Лондон?» Я отвечаю: «К поездке отношусь положительно, только у меня с английским языком слабовато — все-таки кредитный факультет заканчивал, а не международный». На этом и разошлись. После этого обо мне не забыли, выделили учительницу, начал я учить разговорный английский язык.

Так я и попал на стажировку в Лондон. В это время (в марте 1963 года), кстати, произошел, вероятно, самый крупный в прошлом веке в Британии скандал с министром обороны Джоном Профьюмо, стоивший консерваторам власти. Этот министр, как говорят, под напором неопровержимых доказательств признался в том, что поддерживал любовную связь с

call

girl

Кристин Килер, которая, в свою очередь, была в близких отношениях с помощником нашего военного атташе в Лондоне Евгением Ивановым. Я с интересом следил за развитием событий по английским газетам.