Дмитрию Тулину я сразу сказал, чтобы он срочно уезжал в Вашингтон. Дело в том, что в Москву был отозван директор Международного валютного фонда от Российской Федерации К.Г. Кагаловский, он умудрился перессориться со всеми, с кем надо и с кем не надо, да и мало чего в деле понимал. Вместо него назначили Д.В. Тулина. Еще двум сотрудникам, замеченным в организации утечки инсайдерской информации о действиях ЦБ на ММВБ, я пригрозил: «Или вы оперативно увольняетесь, либо на вас заводят уголовные дела!» Об этом знали, но за руку их, увы, не поймали. Оба посчитали правильным быстро подать заявления об уходе. Потом один из них стал помощником Касьянова и звонил мне, задания давал.

Потом вызвали меня в Федеральную службу контрразведки (так чуть более года называлась компания КГБ-ФСБ). Начали расспрашивать. Мне это надоело, и я им заявил: «Что вам опять рассказывать, вы сидите на заседаниях комитета Лобова, все слушаете, нового я ничего не поведаю! Вот комитет придет к каким-то выводам, тогда принимайте решения и вы».

И все-таки я покинул Центральный банк. Дело было так. Сразу после происшедших событий меня вызвал к себе руководитель Администрации Президента Российской Федерации Сергей Филатов и «ласково» спросил: «Виктор Владимирович, мы слышали, что ты собрался уходить?» — «А какого… я должен уходить? — переспросил его я и добавил: — Вы скоропалительно создали комиссию, она разберется, кто виноват, тогда и буду решать — уходить или нет. Если я виноват, то я уйду!»

На следующий день меня вызвали на заседание комиссии, которая расследовала причины обвального падения рубля. В тот же день вечером мне позвонил помощник Ельцина Виктор Илюшин и пригласил на встречу с Борисом Николаевичем. Она состоялась в пятницу 14 октября в половине третьего. Я пришел, Ельцин достает листочек и зачитывает три претензии ко мне: в отсутствии концепции кредитно-финансовой политики, в неотлаженности контроля за деятельностью региональных отделений банка и в невыполнении некоторых прежних президентских указов, касающихся, в частности, кадровой ситуации в ЦБ. Объясняю ему, что все они несостоятельны. Тогда он говорит: «Ну, ладно, оставим это… Когда мы тебя нанимали, ты говорил, что уйдешь, когда потребуется. Вот сейчас по политическим мотивам — нужно уйти». Я отвечаю: «Пожалуйста, вернусь в банк, напишу заявление в Думу». Но он потребовал, чтобы я это сделал немедленно и оставил заявление на его имя, об этом у них есть договоренность с Рыбкиным. При этом протянул мне свой блокнот с шапкой «Президент Российской Федерации» на каждом листке. Я еще подумал: может, взять на память на всякий случай. Но заявление на бланке президента решил не писать. Напоследок Борис Николаевич спросил, надо ли мне помогать с устройством на работу. Я поблагодарил и отказался. Оставив заявление, ушел.

Там же в коридорах власти меня отловил корреспондент РИА «Новости», знавший, что меня вызвали в Кремль. Так сведения о моем уходе быстро попали на информационные ленты. Пошли предложения о трудоустройстве. Я же хотел, прежде всего, съездить на 75-летний юбилей Моснарбанка[21] в Лондон. К тому же я состоял членом аудиторской комиссии Моснарбанка и должен был принять участие в ее работе.

По закону заявление я должен был написать спикеру Госдумы И.П. Рыбкину, но Ельцин попросил сделать это на его имя. Спорить я не стал, написал «по собственному желанию». Но буквально через час позвонил начальник Главного государственноправового управления Администрации Президента РФ Руслан Орехов и потребовал у меня, чтобы я забрал заявление, поскольку оно нелегитимно. Я ответил, что на этом настаивал Ельцин, забирать написанное не буду, это их проблема, но готов написать новое — председателю Думы.

Статья 83 действующей Конституции (пункт 2) свидетельствовала, что президент РФ «представляет Государственной Думе кандидатуру для назначения на должность Председателя ЦБ РФ и ставит перед Государственной Думой вопрос об освобождении от должности Председателя ЦБ РФ». Согласно 103-й статье Конституции, к ведению Государственной думы относится «назначение на должность и освобождение от должности Председателя ЦБ РФ».

Увы, Ельцин активно вмешивается в хозяйственные дела, в которых совершенно некомпетентен. Отсюда и быстрота реакции, скорость суда. Однако неслучайно в народе говорят: «Скорый суд — неправый суд».

В тот же насыщенный событиями день позвонил директор ФСК России С.В. Степашин, выразил мне сожаления, я же воспользовался случаем и попросил у него разрешения в субботу вылететь в Лондон, чтобы во вторник принять участие в праздновании, а в среду (19 октября) вернуться в Москву и вновь принять участие в расследовании. Сергей Вадимович не возражал, и я отбыл в Лондон даже раньше, уже на следующий день, 16 октября.

В докладе, который был подготовлен комиссией, говорилось, что основной причиной обвала является «раскоординированность, несвоевременность, а порой и некомпетентность решений и действий федеральных органов власти».

В одном из интервью в тот период я сказал: «Только здоровая экономика может иметь здоровую валюту, поэтому, на мой взгляд, в том «черном вторнике», в резком падении курса рубля мы должны винить не только специалистов, работающих в ЦБР или в банковской системе. Кто-то наверняка спекулировал, как и значительная часть населения. Мы должны искать основные, фундаментальные факторы. Они нам говорят о том, что основу здоровой экономики любой страны составляет не только ее потенциал, но и развитие этого потенциала, чем мы не занимаемся в последнее время…»[22]

Когда я занял пост председателя Центрального банка, в стране были серьезные проблемы с наличностью, снабжением и удовлетворением потребностей в национальной валюте, неплатежей, проблемы расчетов. Система платежей стала давать сбои вследствие непродуманного, неподготовленного перехода к расчетам между коммерческими банками. По этой причине появились в том числе и так называемые чеченские авизовки. Поэтому естественно, что Центробанку, я бы даже уточнил, людям, которые раньше работали в государственном банке, пришлось, как пожарной команде, спасать ситуацию и восстанавливать систему платежей. Я считаю, нам это удалось сделать всего за один год. В 1994 году платежи шли в основном один-два дня, и мы переходили на международную систему расчетов, осуществляемых в 48 часов, а когда нужно, по требованию клиента, и немедленно.

Не собираюсь из какой-то ложной и глупой скромности отрицать собственную роль в этом, но система была придумана и сделана не мной, а усилиями всего 60-тысячного коллектива ЦБ и, в частности, Татьяной Владимировной Парамоновой, которая непосредственно за этот участок отвечала.

Конечно, вопросы модернизации системы расчетов, компьютеризации, введения новой электронной системы оставались актуальными. Для проведения денежно-кредитной политики еще необходимо было создать четкую и стабильную систему контроля за коммерческими банками со стороны Центрального банка. В стране практически не было аудиторских компаний, которым можно было бы в полной степени доверять.

В последнем, перед уходом, разговоре с Ельциным я спросил у него: «А кого вы собираетесь назначить вместо меня? Слухи ходят, чуть ли не Гайдара. Мой совет: поскольку вскоре будут внесены поправки в Закон о Центральном банке и вам необходимо будет его подписывать, лучше всего, если вы определитесь с новой кандидатурой до того, как закон заработает, а пока поставьте исполнять обязанности председателя Т.В. Парамонову. Во-первых, она задействована в процессе подготовки бюджета на следующий год, а во-вторых, активно работает с делегацией МВФ».