Еще когда председателем Центрального банка был С.К. Дубинин, приняли решение, что вклады частных лиц из крупнейших банков могут быть переведены в Сбербанк. Естественно, встал вопрос, что будет обеспечением для Сбербанка по этим обязательствам. Предполагалось, что в Сбербанк будут переданы из коммерческих банков имеющиеся у них ГКО, а потом и другие активы, которые должны были быть направлены на погашение вкладов.

Кстати, МВФ, обещавший финансовую помощь, поддержку стал оказывать только с середины 1999 года, причем в несерьезных размерах — дал примерно 250 млн долларов, которые нам были как мертвому припарки. Да и они пошли на выплаты иностранцам. То есть нам предоставили возможность выкарабкиваться самостоятельно. Получи мы большую сумму, то они могли бы оказать какое-то психологическое влияние на ситуацию, хотя и в этом случае не решили бы все проблемы.

Мне кажется, еще в апреле нужно было отказываться от валютного коридора и в какой-то степени девальвировать рубль или пустить его в свободное плавание. И конечно, после азиатского кризиса 1997–1998 годов следовало вводить лимит на привлечение средств от иностранцев.

Вообще помощь МВФ в то время в основном состояла в болтовне. В последнюю декаду июня 1998 года они дали ЦБ кредит 4,8 млрд на поддержание курсовой политики, при этом отказались выделять деньги Минфину, заявив, что он их бестолково растратит. Тем не менее 1 млрд из предоставленной суммы все равно пошел на закрывание срочных социально значимых платежей в бюджете.

Потом появились обвинения в нецелевом использовании этих денег, вспомнили FIMACO. Начались проверки, мы предоставили необходимые данные, a Price Waterhous провел аудит. Для этого мы даже получили разрешение всех стран нахождения совзагранбанков на проверку средств, размещаемых у них ЦБ. В результате доклад был представлен в Фонд. Противозаконного ничего не оказалось. За 2 месяца, с 1 июля до 1 сентября, ЦБ на поддержание курса рубля в рамках заявленного на 1998 год коридора были потрачены 10,8 млрд долларов, в том числе предоставленные МВФ.

И вот через три или четыре месяца, когда я уже работал в ЦБ, появилась новая идиотская идея о том, что был якобы еще один кредит на такую же сумму в 4,8 млрд долларов и вот он точно был разворован. Упоминали даже три банка, через которые они уходили: United Bank of Switzerland, наш банк в Германии — Ost-West Handelsbank и какой-то третий, совсем неизвестный. Особенно старался депутат В.И. Илюхин, он даже об этом написал письмо двум американским конгрессменам. Началась буча, американские парламентарии выдвинули претензии Фонду, основным спонсором которого является США.

В это время сменился руководитель миссии Фонда. Им стал некий Жерар Беланже. И вот он меня спрашивает: «Вы можете свои банки спросить о кредите?» Я отвечаю: «Во-первых, я уже это сделал, но главное, вам-то проще спросить своего казначея — платил он или нет!» Ничего они, видимо, не понимают в бухгалтерии, одни общие рассуждения. Макроэкономисты!

Кстати, долго иностранные консультанты пытались нас вытолкнуть и из акционерного капитала банка ВТБ. Мы объясняли, что не много в России структур с деньгами, которые могли бы внести деньги в капитал такого банка, имеющего большой авторитет за рубежом, выполняющего важные государственные функции. Потом пристали: почему вы участвуете в капитале загранбанков. Мы отвечали: Банк Франции еще 15 лет назад владел долями в своих зарубежных банках и Внешторгбанке Франции. И в Германии такие банки есть. У каждого своя специфика. Не все же нам сразу сделать, нужно время, процесс должен быть эволюционным, а не революционным.

Роль Международного валютного фонда ясна, ведь даже Анатолий Чубайс после дефолта заявил, что дефолта бы не случилось, если бы МВФ своевременно предоставил стабилизационный кредит.

А вот с точки зрения опыта кризис 1998 года стал и для банков, и для экономики России в целом большим плюсом. Кто помнит полученную «пятерку»? А вот если «двойку» по математике влепили, ты, глядишь, ту пресловутую теорему наизусть и выучишь.

В пятницу вечером, 11 сентября, 315 депутатов проголосовали за мое избрание председателем Банка России, 63 были против и 15 воздержались.

В коридоре Думы меня встретил депутат Н.И. Рыжков и сказал: «Нечего тебе предлагать список членов совета директоров банка в 16 человек. Давай вначале утвердим минимум, необходимый для принятия решений, в семь человек. А если не справитесь, мы вас всех через три месяца снимем».

Меня это устраивало. Предстояла сложная, но интересная работа, ведь когда все размеренно — неинтересно.

Моим условием был уход в отставку всего состава совета директоров Центрального банка. Из старого совета я оставил пятерых: главного бухгалтера Л.И. Гуденко, начальника сводно-экономического департамента Н.Ю. Иванову, руководителя ГУ ЦБ по Москве К.Б. Шора, первых зампредов ЦБ А.А. Козлова и А.В. Войлукова. Среди новых лиц, которых мне хотелось видеть в совете, были: В.Н. Мельников, в разное время занимавший посты начальника управления валютного регулирования Центробанка, первого вице-президента «Токобанка», а тогда — замсекретаря Совета безопасности РФ; глава ГУ ЦБ по Санкт-Петербургу Н. А.Савинская и работавший со мной во Внешторгбанке и дочернем ему Донау-банке (Вена, Австрия) А.Е. Четыркин. В результате не прошел только последний. Также не была утверждена кандидатура, предложенная Администрацией Президента, некоего советника Государственно-правового управления (ГПУ) Вячеслава Прозорова. Он как для меня, так и для большинства депутатов оказался темной лошадкой. Его рекомендовал руководитель Администрации Валентин Юмашев, в то время не очень популярная фигура. Тем не менее на меня почему-то долго был обижен начальник ГПУ Р.Г. Орехов.

Однако следовало оперативно приниматься за работу. Уже 15–18 сентября подходил срок возврата коммерческими банками России кредитов почти на 20 млрд долларов, которые они взяли в сотне банков 15 стран мира. Особенно много в Германии. Наши банкиры рассчитывали на то, что к концу 1998 года доллар будет стоить не более 7,5 рубля. Но грянул кризис, и он стоил почти в три раза дороже[24]. Еще столько же мы должны были выплатить в сентябре западным банкам, вложившим средства в наши ГКО. Надо сказать, что разрешение иностранцам покупать ГКО было порождено вопиющей некомпетентностью прежнего состава совета директоров банка, которым в последнее время заправлял не Дубинин, а некое отнюдь не «святое семейство» — первый зампред Д.Г. Киселев со своей женой И.Е. Ясиной.

При этом следует отметить, что к августу 1998 года цена на нефть снизилась до 10 долларов за баррель. В начале 1999 года она упала до 7,5–8 долларов. И лишь весной 1999 года пошла вверх, преодолев в апреле 11-долларовый рубеж. Так что атмосфера, в которой я приступил к работе, была, мягко говоря, непростой.

Уже 15 сентября я восстановил справедливость и подписал приказ о передаче ОПЕРУ-2, занимавшегося надзором за деятельностью крупнейших (системообразующих) банков страны, в подчинение ГУ ЦБ по Москве.

В тот же день я сподобился в Кремле личной встречи с президентом Ельциным. Мы обсуждали стратегические и тактические направления работы Банка России. Борис Николаевич поддержал мое предложение о необходимости возврата к контролируемому эмиссионному кредитованию бюджета взамен выпуска госбумаг.