По данным МВД, за 1992–1994 годы из девяти чеченских банков поступило 485 фальшивых авизо на сумму 1 трлн рублей. Было возбуждено 250 уголовных дел по факту использования 2,5 тыс. фальшивых авизо на сумму более 270 млрд рублей. Для расследования была создана целая следственная бригада. Возглавлял ее высокий чин МВД, ему были приданы сотрудники КГБ. Неоднократно бригада собиралась в ЦБ, при мне, к сожалению, реального результата добиться не удалось…

Единая система МФО, безукоризненно работавшая в советских условиях, не была предусмотрена для работы с большим числом коммерческих банков. Тем более что связь в то время работала плохо, поэтому обычно, когда приходила нечеткая авизовка, приходилось запрашивать посылавший ее банк, просили подтвердить платеж. Но все, конечно, проверить было нельзя. Видимо, какие-то неглупые физики-математики эту аферу организовали.

Моя позиция всегда выражалась в том, что Центробанк должен проводить независимую от пожеланий властных структур политику. Вместе с тем я всегда заявлял, что ни в одном государстве Центральный банк не может быть независимым от экономического положения, в котором находится страна.

Приставка «и.о.» меня совсем не ущемляла, тем более что Гайдар был такой же, но работе, следует признать, немного мешала. И вот 30 октября Комиссия по бюджету, планам, налогам и ценам рекомендовала Верховному Совету утвердить меня в должности председателя Центрального банка России.

Прямых противников практически не оказалось. Если не считать таковым старого знакомого Владимира Рассказова, который заявил, что сейчас банковской системе России нужен другой человек. В мою поддержку выступили влиятельные комитет по промышленности и энергетике и плановобюджетная комиссия.

Утверждение Верховным Советом состоялось 4 ноября.

Вслед за моим утверждением Верховный Совет приступил к обсуждению состава совета директоров Центробанка. 6 ноября предложенные кандидатуры были одобрены планово-бюджетной комиссией Верховного Совета, а 10-го — утверждены Президиумом Верховного Совета. Ими были работавшие со мной еще в Госбанке СССР, первые заместители А.В. Войлуков и В.Н. Куликов, а также заместители — Т.В. Парамонова и A.А. Хандруев.

Я уже в предыдущих главах рассказывал, как мы вступали в Международный валютный фонд, Всемирный банк. Сейчас хотел бы коротко остановиться на наших взаимоотношениях с этими влиятельными международными финансовыми институтами, а также Федеральной резервной системой США.

Я бы не сказал, что от нас хотели чего-то особого и что на нас давили руководители зарубежных центральных банков. Коллеги, конечно, просили у нас информацию о том, что происходит в России, чтобы вносить необходимые коррективы в свои планы, но большего «внимания» не проявляли.

Хорошие отношения у нас сложились с президентом Федерального резервного банка Нью-Йорка Джеральдом Корриганом. Он был активным и влиятельным мужиком, входил в Комитет по открытой политике, принимавший основные решения по денежно-кредитной политике США. Это даже не совет директоров, членов которого назначает парламент, это более узкий круг избранных, принимающий важнейшие вопросы, в частности о величине учетной ставки.

Кстати, именно Корриган писал и корректировал выступление Б.Н. Ельцина в конгрессе США 17 июня 1992 года, в котором тот заявил, что с коммунизмом покончено[13]. Мне это рассказал сам Корриган. Помню также, как он жаловался, что после 11 сентября в Нью-Йорке, когда в городе дали свет, первыми подключили не банки, а бойни и холодильники.

А вот МВФ вел у нас, я считаю, просто неправильную политику. Впрочем, так же как и во многих других странах. У руководителей этой организации есть идейные вдохновители, которые исповедуют теорию школы монетаризма Милтона Фридмана.

Я был хорошо знаком с Западом и считал, что нам надо учитывать особенности национальной экономики (наличие сильных государственных структур, монополизма, инфляцию издержек). И поэтому, на мой взгляд, классические монетаристские методы вряд ли подходили для России. Я прекрасно понимаю, что эмиссия порождает инфляцию, но, с другой стороны, эмиссия предотвращает спад производства, а это в то время было важнее. Особенно если учитывать слабость производства в частном секторе. Деньги в СССР и в России никогда не выполняли функцию меры стоимости. Поэтому надо было идти по пути директивного установления паритетных цен на основные виды сырья и продукции, а не пытаться делать это через рынок. Инфляцию в России могла одолеть не жесткая кредитно-денежная политика, а инвестиционная активность[14].

Отношения с главой Международного валютного фонда Мишелем Камдессю персонально у меня складывались нормально. Человек он деликатный, культурный. Познакомились мы с ним, когда он еще работал в Банке Франции, а я — в Госбанке СССР. Посещая советский Евробанк, я обязательно совершал визит и к нему.

Помню, хитрый Виктор Степанович Черномырдин узнал, что Камдессю родился в каком-то маленьком городке, а отец у него был хозяином небольшого охотничьего магазина, и подарил ему ружье тульского оружейного завода. Подарок, видимо, понравился Камдессю, у них сложились хорошие отношения, и глава МВФ прислушивался к словам Виктора Степановича, не являющегося крупным макроэкономистом, но хорошо схватывающего суть экономических проблем. Именно ему периодически удавалось объяснить Камдессю, почему в России не все рекомендации МВФ нужно принимать немедленно.

Но в связи с тем, что основные вклады в фонд делаются США, их представители претендуют на то, чтобы [самим] все определять. В этом отношении интересна история, которую рассказывал мне предшественник Мишеля Камдессю — Жак де Ларозьер. После утверждения большинством голосов некой кандидатуры на пост председателя какой-то комиссии его заместитель, американец, спросил, почему он, де Ларозьер, не обратил внимания на его позицию: ведь тот поддерживал другого кандидата. Что, он, де Ларозьер, не хочет больше работать в фонде? Казалось бы, вопрос не стоил выеденного яйца — комиссия не самая важная, в ней работало всего 15 человек, но был нарушен установленный «порядок»…

В январе 1992 года правительство России впервые официально обратилось в МВФ за помощью в 6 млрд. долларов для создания фонда стабилизации. Первое соглашение о помощи было подписано М. Камдессю и Е. Гайдаром в начале июля 1992-го. Однако деньги МВФ в размере 1 млрд долларов не использовались до конца 1992 года, поскольку их нельзя было привлекать для платежей по бюджету, а значит, использовать для сдерживания инфляции и стабилизации.