– Вы мне вот что объясните, Василий Тихонович, – вступил в разговор Житков, – почему вы не застраховали его от умышленного убийства? Понятно, что страховать от самоубийства бессмысленно. Но убийство? Я не понимаю.

– А чего тут понимать? Он сам не захотел.

И правильно сделал. Профессия предпринимателя сейчас у нас очень опасна. Соответственно высоки и взносы за такую страховку. Овчина не стоит выделки.

– Странный он, однако, избрал способ для самоубийства, если, конечно, это именно самоубийство, – заметил Крылов.

– Не более странный, чем способ убийства, в том случае, если это убийство, – живо возразил Ягодин.

– Да, – задумчиво согласился Житков, – замаскировать самоубийство под несчастный случай гораздо легче, чем убийство. Ведь в этом случае жертва сотрудничает с людьми, заинтересованными в ее смерти. Если, конечно, такое сотрудничество вообще имеет место.

– Кстати, о заинтересованности, – вспомнил Крылов, – кто является получателем страховой премии?

– Молодая вдова, Юлия Тарасовна, – ответил Ягодин.

– Сколько ей?

– Двадцать восемь.

– Давно они поженились?

– Полтора года назад.

Наступила короткая пауза, которую прервал Крылов:

– А почему, будучи достаточно богатым, чтобы страховаться на триста тысяч баксов, он ездил на троллейбусе?

Ягодин усмехнулся:

– Я вот тоже не бедный, во всяком случае, пока не выплатил эту проклятую страховку, однако к вам также приехал на троллейбусе. Причины для этого могут быть самые разные. Не хочу их даже называть. Но что касается финансового положения покойного, то в последнее время оно стало далеко не блестящим. И незадолго до своей гибели он продал одну из двух своих машин – «шестисотый» «Мерседес». На другой – «Фольксвагене» – в основном ездила его жена.

– А что по этому поводу думает милиция?

Ягодин кивнул головой на Житкова:

– Я думаю, что про милицию твой шеф тебе лучше меня расскажет. Ее, в отличие от меня, несчастный случай вполне устраивает. А единственное, что она умеет делать безупречно и виртуозно, так это увиливать от работы. Чем вы, собственно говоря, и пользуетесь. Еще есть вопросы?

Переглянувшись, оба сыщика отрицательно помотали головами.

– Что ж, – подытожил Ягодин, поднимаясь со стула, – вопросов у вас нет, коньяка тоже.

Пора уходить. Когда что-нибудь появится – звоните.

– Вы имеете в виду вопросы? – простодушно уточнил Крылов.

– Почему? Коньяк тоже хороший повод для звонка.

– Сейчас куда? В контору? – спросил Житков, подавая клиенту не успевший высохнуть плащ.

– Нет, домой. Как говорится, с утра выпил – день свободен. Сегодня без меня обойдутся. Я думаю, вам излишне напоминать, что всю добытую в ходе следствия информацию, если таковая, разумеется, появится, следует сообщать мне, и только потом мы будем совместно решать, как поступить дальше.

Житков утвердительно кивнул головой.

Помахав на прощанье шляпой, Ягодин, тяжело ступая, вышел из офиса.

* * *

– С чего же мне начать? – спросил Крылов, когда дверь за Ягодиным закрылась.

– С покупки в ближайшем ларьке нескольких пачек жевательной резинки попахучей. Жевать ее тебе придется до вечера, чтобы не дышать алкоголем на тех людей, с кем ты будешь общаться.

– А с кем мне придется общаться?

– Во-первых, вот тебе телефон следователя районной прокуратуры Виктора Владимировича Черных. Он ведет это дело. Скажешь, что ты от меня. Я с ним уже договорился. Пока они это дело не прикрыли, а все к этому идет, он тебе, чем сможет, будет помогать. А когда прикроют, квалифицировав инцидент как несчастный случай, то, наоборот, – будет мешать изо всех сил: ворошить закрытые дела для них – нож острый, тут Ягодин прав. Кстати, с этого момента вдова будет иметь право на получение страховой премии. Во-вторых, после разговора с Черных будешь действовать по обстановке. Встречаемся здесь в пять часов вечера и утром в девять, как обычно. Только без опозданий. Договорились?

– Договорились.

– Тогда разбежались. Время не ждет.

Следователь Черных, несмотря на свою фамилию, оказался ярко выраженным блондином лет около тридцати двух, не более. Он принял Крылова в здании районной прокуратуры, в своем кабинете, который, судя по количеству столов, делил с тремя, в данный момент отсутствующими, коллегами. Как и предсказывал Житков, он проявил полную готовность предоставить информацию о ходе следствия взамен на обещание сообщить ему все, что сможет накопать Крылов, в чем лично он, Черных, очень сомневается. Тем не менее он выложил на свой стол тощую папку и сказал:

– Садитесь за любой свободный стол и изучайте. Можете только читать, выписки делать нельзя. Много времени это не займет. Будут вопросы – задавайте. Я пока поработаю с другими бумагами.

Крылов последовал этим указаниям, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом бумаг и скрипом перьевой ручки следователя Черных.

Знакомство с материалами следствия, как это и предсказывалось, не заняло много времени.

Оно могло быть и еще короче, но, помня предупреждение Черных, Крылов кое-что запомнил наизусть. Память у него была хорошая, если не сказать больше. Через двадцать минут у него сложилось следующее представление о случившемся две недели тому назад: Александр Алексеевич Кривопалов покинул офис в десять тридцать и в сопровождении своего личного секретаря, Евгения Олеговича Семко, направился к остановке троллейбуса, чтобы отправиться на нем к зданию арбитражного суда, где ровно в одиннадцать часов должно было состояться слушание дела, в котором Кривопалову предстояло выступать в качестве ответчика. До суда было четыре остановки, что не могло занять более десяти минут; так что запас времени у них был достаточный. В руках Кривопалов нес свой «дипломат» с документами по делу. У Семко также был «дипломат» и, кроме того, большой зонт – в это время шел дождь. Зонт был один на двоих: его размеры это позволяли. Подойдя к остановке, они остановились, стоя под зонтом – дождь усилился. Народу было немного – человек шесть-семь.

Когда подошел троллейбус и несколько человек из него вышли, Кривопалов вышел из-под зонта и направился ко входу. Семко несколько отстал, складывая зонт; между ним и Кривопаловым оказалось два-три человека. Когда Кривопалов занес ногу на подножку троллейбуса, держась рукой за поручень, раздался щелчок и, практически одновременно, крик и визг. Кривопалов упал на мокрый асфальт, сжимая в руке ручку своего «дипломата». Рядом с ним, роняя авоськи, опустилась на колени, а потом повалилась на бок пожилая женщина в полуобморочном состоянии; она одновременно с Кривопаловым пыталась войти в троллейбус через другую половинку задней двери. Подбежав к шефу, Семко с чьей-то помощью оттащил его от троллейбуса под навес остановки и, попросив вызвать «Скорую помощь», попытался, как мог, оказать пострадавшему первую помощь. Но все было бесполезно. Приехавший минут через шесть врач «Скорой», повозившись еще минут десять, констатировал смерть Кривопалова от электротравмы.

Помимо Кривопалова и упавшей в обморок, но вскоре пришедшей в себя пожилой женщины, удар током различной силы ощутили еще три человека.

Троллейбус был отбуксирован на стоянку ГАИ и через день подвержен технической экспертизе. Акты экспертизы были также аккуратно подшиты к делу. Суть их кратко сводилась к следующему: хотя техническое состояние троллейбуса было далеко не идеально, никакой неисправности, могущей привести к поражению пассажиров электрическим током, на момент исследования обнаружено не было. Однако, с другой стороны, комиссия не может утверждать, что такового не было в момент происшествия.

Оторвавшись от дела, Крылов слегка кашлянул, стараясь привлечь внимание углубленного в работу следователя.

– Прочитали? – поинтересовался тот, подняв глаза на Крылова.

– Прочитал, – вздохнув, подтвердил он.

– И какое впечатление?

– Наверное, такое же, как и у вас: ловить тут нечего.