После обеда Жизель вступила в каждодневную борьбу с Анжелой, пытаясь уложить ее в постель для послеобеденного сна. Стараясь выиграть время, ребенок прибегнул к обычной стратегии:
— Ты мне расскажешь сказку?
— У меня для тебя есть книжка, — вмешалась Мадлен, — в ней полно картинок… Это история одной маленькой девочки из Сен-Совера, которая умела говорить с животными и лазить по деревьям.
— Как белка?
Мадлен протянула Анжеле экземпляр своей книги «Колетт, пересказанная для детей». Схватив ее, та побежала вслед за матерью в спальню.
Минут через двадцать пришли комиссар Фушеру с инспектором Джемани.
— Мне очень жаль, что наша беседа не состоялась раньше, — начал было Фушеру.
— Потише, пожалуйста. В соседней комнате спит ребенок. Давайте пройдем на террасу. Черносмородиновый ликер?
От ликера они отказались и уселись в тиковые кресла, потемневшие от полировки льняным маслом. Комиссар кивком попросил свою помощницу начать разговор.
— Мадам, хотелось бы вместе с вами прояснить некоторые вопросы. Этим утром вы сказали, что еще раньше заметили кое-какие… — Лейла заглянула в свой блокнот, — «несоответствия» в ходе инвентаризации.
Мадлен потупилась:
— Я никогда никому об этом не говорила, но письма, украденные сегодня, совсем не значились в первоначальном списке, составленном в Париже и переданном клубу.
— Кому они были адресованы? — спросил комиссар.
— Все они писались одной молодой женщине, Пупе де Капденак, с которой очень подружилась постаревшая Колетт и которой поверялись все домашние заботы.
— Вы хотите сказать, что эти письма совершенно неожиданно появились в ее литературном наследстве?
— Это кажется невероятным, но у меня сложилось такое впечатление. Меня поражает и то, что пропали некоторые вещи, числившиеся в описи. Во время перевозки в Сен-Совер исчез один медальон с камеей, испарились рецепты кремов молодости — как вы знаете, Колетт создала собственное средство для сохранения красоты — и один детективный роман с автографом автора.
— Вы заявили о пропаже?
— Нет, я не решилась. К тому же большой ценности эти вещи не имели. Но зато на всякий случай я сфотографировала все предметы до их отправки в Сен-Совер.
— Вы можете показать нам фотографии? — вмешался Фушеру.
Мадлен Дюжарден подошла к своему бюро и долго шарила в ящиках.
— Не сильна я в наведении порядка, — извинилась она, вернувшись и перелистывая свои альбомы. — А! Вот и они!
Фушеру узнал знакомую коллекцию, выставленную в музее.
— Можете показать нам пропавший медальон?
Она направила указательный палец на самый маленький. Фушеру оживился; он положил рядом клише Мадлен и фото медальона, послужившего орудием самоубийства. Они совпадали.
— Похоже на изображение Мицу! — воскликнула инспектор Джемани.
— Так оно и есть! — подтвердила Мадлен, обрадованная тем, что нашла знатока.
— Именно месье Ришело производил инвентаризацию фондов? Не думаете ли вы, что он и похитил этот медальон?
— Вполне возможно, но почему этот, а не другой? — удивилась Мадлен. — И зачем ему рецепты молодости? Может, хотел сделать подарок одной из своих… подруг?
— Если только не себе лично… — язвительно заметила Джемани.
— А украденная книга? Как она называется?
Мадлен Дюжарден стала сверяться со списком.
— Признаюсь, я ее не читала. Честно говоря, не такая уж она известная… А! Вот!.. «Завещание Милого», детективный роман, написанный Коломбом Бризеду и изданный за счет автора в «Пресс дю Фаланстер».
— Достаньте нам эту книгу, инспектор Джемани… А теперь — о деле Брюссо. Вы присутствовали при обнаружении трупа, не так ли?
— Действительно, и это было для меня таким ударом…
Она рассказала им о поездке с Антуаном Деврилем к пруду Безумия.
— Что меня крайне удивляет, — сказала в заключение Мадлен, — так это то, что Жюли старалась утонуть. А ведь она была превосходной пловчихой… Не так-то это легко… Рассматривалось ли предположение о несчастном случае?
— Тогда, мадам, — возразил Фушеру, — что она могла делать одна у этого отдаленного пруда? Кстати, анализ показал, что мадам Брюссо до этого приняла приличную дозу транквилизаторов. Да и высокие сапоги, бывшие на ней, явно предназначались для удержания ее на дне.
— Вы хотите сказать, что она и впрямь предприняла все возможное, чтобы не вынырнуть?
— Выходит, что так. Но тело зацепилось за корни и не пошло ко дну.
— Можно подумать, что она все сделала, чтобы ее тело не было найдено… — рискнула предположить Мадлен Дюжарден.
— Не видите ли вы причин, объясняющих подобное стремление к сокрытию всех следов?
— Никаких, комиссар… Даже не могу объяснить причину ее смерти. Захоти она уйти из жизни, она бы отдала распоряжения по дому, доверила кому-нибудь попугая. Оставила бы предсмертную записку, наконец!.. Она была такой деловой… Не из тех, кто слишком жалеет себя, поверьте мне. И все-таки найти причины можно: у нее не было семьи, и она страдала от болей в бедре, правда, никогда не жаловалась.
— Не думаете ли вы, что когда она узнала о своей неизлечимой болезни, то нарушилась ее психика?
— Это меня удивило бы… Ведь она ни разу не посещала врача!
— В Сен-Совере, вы хотите сказать?
Оба полицейских обменялись понимающими взглядами.
Уложив дочь, Жизель Дамбер, привлеченная голосами, подошла к террасе. Она перехватила взгляды партнеров, и это ее почему-то насторожило. Повинуясь внутреннему чувству, она не вышла на террасу, а, сдерживая дыхание, осталась стоять за застекленной дверью. Отсюда ей было слышно все.
— К чему бы ей проходить консультацию в другом месте? — продолжала Мадлен. — И у нас есть хорошие врачи.
Когда она отвернулась от них и наклонилась, чтобы поставить на лапки прирученного ежонка, они одновременно вполголоса произнесли:
— Из осторожности…
Эти слова словно хлыстом стеганули по Жизель. Ее зазнобило. «Что со мною? Заболела?» — спросила она себя. Ей вдруг захотелось больше всего на свете очутиться в своей постели. Почувствовать тепло тельца дочери, прижавшейся к ней. Любовь проснулась в ней с силой, о которой она и не подозревала. Жизель неожиданно ощутила себя зажатой в любовном треугольнике.
Какое-то время она пыталась совладать с собой. Да и что она себе вообразила? Ведь она оказалась лишь свидетельницей хорошо слаженного профессионального дуэта. И тут же отругала себя за такую детскую ревность. Она собралась было потихоньку удалиться, но ее кошка, шмыгнув между ногами, проворно вспрыгнула на колени комиссара и сразу замурлыкала, выгнув гибкую спину и требуя мужской ласки.
Возмутившись подобным предательством своей союзницы, Жизель вынуждена была выйти на террасу; она махнула рукой, чтобы прогнать животное.
— Катиша! Это уж слишком!
— Мы с вашей кошкой старые друзья! — сказал Фушеру, ставя на пол уязвленную персиянку.
— Мы еще встретимся с вами, мадемуазель Дамбер, — отчетливо произнесла Лейла, вставая.
Щеки ее слегка порозовели.
— В последний раз мы виделись… — Жизель запнулась, вопросительно глядя на Лейлу.
Та с быстротой молнии вспомнила их последнюю встречу. Это произошло четыре года назад снежным декабрем на набережной Орфевр. В то время она была в гуще довольно трудного расследования, вынудившего комиссара уехать из столицы. Ее молодой помощник Лео Кранзак как-то к вечеру постучался к ней.
— Какая-то дамочка очень желает вас видеть, — объявил он.
— Как зовут эту настырную? — раздраженно спросила оторванная от дела Лейла.
— Мадемуазель Дамбер.
От неожиданности ручка, скользнув, оставила черту на постановлении об аресте.
— Жизель Дамбер? — повторила она. — Я не виделась с ней после дела Иллье-Комбре[4]. Пусть войдет.
На Жизель было теплое шерстяное пальто, волосы спрятаны под черной бархатной шляпкой, а подобранный в тон шарфик лишь подчеркивал усталость на ее лице.
