Если не поэзией, то все же двумя своими бывшими женами он был знаменит. Первая, актриса и красавица, увы, закончила свою карьеру, успев сняться в нескольких фильмах и став любимицей своего поколения. Сейчас она почти не выходила из лечебницы для душевнобольных. Вторая, юрист, член Кнессета, бойкий политик, напротив, вела активную жизнь. Она крикливо и дерзко сражалась за права неимущих и свою огромную зарплату слуги народа. Йосеф, включая телевизор, всякий раз подвергался опасности оказаться с ней наедине. Избегнуть встречи со «злодейкой» было невозможно — она глядела с агитационных щитов, плакатов и предвыборных листовок. Как-то раз он заметил валявшуюся на тротуаре газету с ее портретом на весь лист и старательно вытер об нее ноги. Жена до сих пор вызывала у поэта приступы ярости и скачки давления. Куда спокойней ему было в обществе одиноких подруг, которыми он окружил себя.
В молодости с женщинами у Йосефа не клеилось. У обеих жен как-то неприлично быстро после свадьбы и рождения детей обнаружились любовники. Его интрижки заканчивались, едва начавшись, после двух-трех постельных эпизодов. Первый раз все женщины как одна его подбадривали, мол, это даже льстит им, такое волнение, но в дальнейшем у них на лицах проступало одинаковое виноватое выражение сродни признакам какой-то постыдной болезни, и роман издыхал, едва родившись. Как будто не ясно, что они липли бы к нему, сучки похотливые, любительницы поэзии, окажись он достойным кобельком.
Сейчас все было совершенно по-иному — он держал в напряжении добрую дюжину одиноких женщин и ни с одной из них не спал! Мысль о постели вызывала в нем спазм отвращения. Своих подопечных он не баловал цветами и подарками и никогда ни одну из них не приглашал в ресторан. Расточительность он ненавидел не меньше постельных отношений. Первый этап знакомства разворачивался под лозунгом «наконец-то мы нашли друг друга» и требовал проявления с его стороны большого энтузиазма. Затем выбрасывалась на стол козырная карта: «Только вам, потому что вы мне близки и дороги, я могу рассказать о своем горе — мой сын покончил с собой… Я так одинок…» Какая женская немолодая душа не дрогнет от такого признания? Затем следовали объятия в парке или на лестничной площадке, но ни в коем случае не в квартире. Кульминационный момент приближался: подруга случайно (от него самого) узнавала, что у нее есть соперница, и не одна. «Я врать не стану», — Бар Меция гордился своим врожденным правдолюбием. Упреки, истерики, причитания «Какая же я дура!» — именно эти конвульсии агонизирующей любви были ему слаще оргазма.
Случались иногда осечки. Как с той сумасшедшей вдовой. Они так славно выпили по бокалу вина и закусили салатом, он взял ее руку в свою, прочел два новых (десятилетней давности) стиха и поведал о сыне-самоубийце. «О, как мой Ицик, как он! Это сблизит нас!» Вдова резко рванулась к нему, стул, на котором он сидел, поехал задом по гладкому плиточному полу к дивану, женщина опрокинула поэта вместе со стулом на диван и подмяла его под себя. Сопротивлялся он яростно, но это только вдохновляло наездницу. «Я не могу», — задыхался он. «И я, и я не могу больше!» — «Это слишком быстро, мы еще не знакомы!» — «Да, медленней, вот так, вот так!» Ее руки рвали на нем одежду. «Как мой Арик, как мой покойный муж, так же ушел из жизни, это судьба, общее горе нас сблизит». — «Я люблю…» Смачный благодарный поцелуй кляпом запечатал его рот и нос. Йосеф понял, что вот-вот задохнется, собрал последние силы, рванулся и выкрикнул: «Я люблю миниатюрных блондинок!» Вдова отпрянула, шлепнулась на стул, тот поехал задом, опрокинул книжный стеллаж и уперся в стенку. Женщина стряхнула с себя сборнички стихов, книги по современной французской философии, поддала носком том Достоевского на иврите в твердом переплете, встала, одернула юбку и направилась к двери, надменно неся свою совсем еще не старую голову породистой крупной брюнетки.
«Уф… кто бы мог предположить… Надо будет сказать русской, которая приходит убирать, чтобы не натирала пол, а то вот что получается. Кстати, эта русская — милашка, но при ней муж, вроде бы даже не еврей. Давно пора ужесточить закон о репатриации, а злодейка ратует о его послаблении».
Еще одна досадная неувязка случилась в его в общем-то успешной практике. Сначала ничто не предвещало провала, напротив, шло гладко. Уже был пройден момент «сын-самоубийца» и заказаны (еще не куплены) билеты на рейс в Италию. «Этого путешествия вместе я ждал многие годы!» Новая подруга пригласила его на свой день рождения, и Йосеф с удовольствием согласился, но, если можно, он придет в сопровождении любимой женщины, а за ней он закрепит один день в неделю, среда ей подходит? Бывшая жена, она его по-прежнему очень любит, он иногда поднимает трубочку, и как только она слышит его голос, сразу несется к нему, совсем сумасшедшая, такой она всегда была. Ее ведь все знают, милитантная особа — только и делает, что борется за мир! Есть еще одна женщина, она принимает его за плату, ну, когда ему очень нужно, за умеренную плату — исключительно порядочная женщина, ей чужого не надо. И есть одна…
Слез и истерики не последовало. Дама пришла в «свой» день, разложила какие-то выписки и открыла книгу «Сексуальные поведенческие модели» на английском, нацепила очки и прочла: «Недееспособный мужчина, тип поведения «Молодой Казанова», испытывает навязчивую потребность в новых и новых романтических знакомствах, но избегает интимных отношений, широко рекламирует свои амурные победы, часто вымышленные. Сексуальное удовольствие получает от интриги. Пациент, вы никого не узнаёте?» — «Нет». — «Ваш случай классический». — «Вы на что намекаете? Вы что думаете, если вы психолог…» — «Не волнуйтесь так, я хочу вам помочь». — «За что?» — «Импотент не всегда…» — «Вон отсюда!» — «…не всегда понимает, что с ним происходит…» — «Убирайтесь! Вон! Вон!»
У Йосефа Бар Меция остался пренеприятнейший осадок: какая гадость, наглость, клевета! Привыкла небось, что ее сразу в постель тащат, красивых отношений не понимает! А ведь как вначале клюнула на «кушеточку». Это я хорошо придумал: «Мы переставим кушеточку вот сюда — такнамбудет удобнее смотреть телевизор». Слава Богу, не перевелись еще женщины, которым нужны тепло и любовь. А «кушеточку» не мешает взять на вооружение — никаких обязательств и обмана никакого. Ведь не скажет же она потом: «Ты обещал передвинуть кушеточку, хи-хи».
Всего этого Сюзанна не знала. Она пришла на литературный вечер («Вытаскиваю себя из болота за волосы, как барон Мюнхгаузен», — говорила она), купила свежий номер журнала и подошла за автографом к одному из авторов. Им оказался Йосеф Бар Меция. Спросил об акценте. «Голландия, надо же, а вот он — шестое поколение в стране». — «Чувствуется, — заметила про себя Сюзанна. — Превосходный иврит и безобразно одет — подкладка пиджака неряшливо провисает, а под ним — линялая, мятая, порванная у шеи маечка. На вечер пришел все-таки… Сейчас он спросит, сколько лет я в Израиле». — «Сколько лет вы в Израиле?» — «Сейчас скажет, что я не смогу понять всех тонкостей его поэзии, потому что иврит — не мой родной язык». — «Вы знаете, жаль, что вы не сможете понять всех тонкостей моих стихов — ведь иврит не ваш родной язык». — «Сейчас он скажет, наверное, я очень скучаю по Голландии». — «Я хотел бы спросить… не разрешите ли вы мне проводить вас?» Карманы его брюк были нагружены книгами и ключами, и, когда он встал, брюки поехали вниз под тяжестью этих предметов. Сюзанна хихикнула в душе над раздутыми спадающими галифе своего нового кавалера и тотчас упрекнула себя в придирчивости.
Всю дорогу они проговорили. Сильный запах цветущих цитрусовых деревьев, вызывающий аллергию у восприимчивых людей, мешал Сюзанне, она чихала и смущалась. Не прошло и получаса после того, как они расстались, как он позвонил, и они проговорили несколько часов. «Это прекрасно, что вы — архитектор. Сегодня каждый-всякий — художник или поэт, архитектор — это специальность. Вы знаете, Сюзанна, нет, нет, имя Сарра вам совсем не подходит, я буду называть вас Сюз, вы разрешите, мне ведь теперь часто придется произносить ваше имя. Между поэзией и архитектурой так много общего, хорошие стихи — архитектоничны, да, да, вот именно, построить строку, выстроить абзац. И все-таки, почему такая маленькая хрупкая женщина выбирает мужскую профессию? Потомственные «вольные каменщики», масонская ложа? И отец, и дед, рассказывайте, прошу вас, это так интересно; конечно, знаю, их преследовали нацисты так же, как евреев. Сюз, милая, сколько у нас с вами общего. Где вы были, когда я был молод, где вы были все эти мои одинокие, эти долгие годы? Не говорите, что это не имеет значения, мой возраст. Ваш голос, нет, акцент придает прелесть вашей речи. Знаете, ваша яркая личность заявляет о себе и сквозь грамматические ошибки, и сквозь акцент».
