— Сёсакан Сано Исиро на доклад к его превосходительству, — сказал он стражникам у дверей.

Те поклонились и открыли дверь, не попросив его оставить мечи и не проверив, нет ли у него спрятанного оружия: он завоевал доверие сёгуна.

— Можете пройти во внутренний сад, — сказал начальник стражи.

Сано шел по коридорам с полами из кипарисовых досок мимо принадлежавших правительству помещений, которые занимали передние комнаты здания. Раздвижная дверь со стоящими возле нее стражниками вывела его снова на улицу, и Сано по мощенной каменными плитами дорожке пересек личный сад Цунаёси Токугавы. Густые, мохнатые лапы сосен во влажной жаре тяжело нависали над дорожкой. Лилии наполняли воздух одуряющим ароматом; лениво жужжали пчелы; опавшие кленовые листья неподвижно лежали на стеклянной поверхности пруда. Над замком темная грозовая туча расплывалась на сером небе, словно чернильная клякса на мокрой бумаге. Вдали рокотал гром. Гнетущая атмосфера усиливала ощущение западни, которое всегда возникало у Сано, когда он находился в замке. Сано молился о том, чтобы сёгун поручил ему расследование нового преступления, а не охоту за произведением или слежку за кем-нибудь из людей. Приблизившись к крытому соломой павильону, он в смятении остановился.

Канцлер Ёсиясу Янагисава — второй после сёгуна человек — находился в центре павильона. В летнем кимоно из тонкого шелка, окрашенного в цвета неба и слоновой кости, он опустился на колени перед большим листом белой бумаги, держа в изящной руке кисть для письма. Рядом с ним стоял слуга, готовый пополнить сосуд с тушью, долить в чашку воды или подать из толстой пачки новый лист бумаги. По бокам от него в два ряда сидели пять человек, составляющих совет старейшин, ближайших советников сёгуна и лизоблюдов Янагисавы. Другие слуги окружили павильон и, помахивая веерами, создавали искусственный ветерок. Однако самого Цунаёси Токугавы видно не было.

Несколькими быстрыми красивыми движениями Янагисава пробежал кистью по бумаге, написав колонку иероглифов.

— Сёсакан, — промурлыкал он, — не соизволите ли присоединиться к нам?

Сано поднялся по ступеням в павильон, опустился на колени, поклонился и формально приветствовал присутствующих.

— Досточтимый канцлер, я пришел с докладом к сёгуну. — От дурного предчувствия у Сано похолодело в груди: присутствие Янагисавы во время аудиенции у сёгуна предвещало неприятности.

Канцлер Янагисава посмотрел на написанное им стихотворение, нахмурился, покачал головой и сделал знак слуге убрать лист. Потом взглянул на Сано. Тридцати двух лет от роду, он с ранней юности был любовником сёгуна. Высокий и стройный, с чистым лицом и большими влажными глазами, канцлер обладал неотразимой мужской красотой, не соответствующей его характеру.

— Боюсь, его превосходительство в данный момент не может принять вас, — сказал он. — Если угодно, изложите все, что хотели, мне.

В его вежливой речи сквозила едва скрытая враждебность. С того самого дня, как Сано стал сёсаканом, канцлер Янагисава видел в нем соперника в борьбе за благосклонность Цунаёси Токугавы, за власть над слабым повелителем и государством в целом. Он пытался мешать расследованию дела об убийствах, связанных с бундори, и приказал забить Сано до смерти. Сано выжил и, несмотря ни на что, добился успеха. К несчастью, канцлер Янагисава попал в ловушку, приготовленную им для убийцы. Тот захватил канцлера в заложники, запугивая его и измываясь над ним, пока Сано не пришел на помощь. Канцлер Янагисава никогда не забудет этого невольного оскорбления.

— Его превосходительство приказал мне по возвращении в замок Эдо доложить обо всем лично ему, — возразил Сано. Он понимал, что Янагисава умышленно препятствует его встрече с Цунаёси Токугавой. Сано уже давно отказался от заискивающей манеры поведения, унижавшей его, но не примирявшей с Янагисавой. Он больше не хотел уступать. — Я буду говорить с ним.

Сано понимал гнев канцлера, но всякое сочувствие исчезло, когда Янагисава начал мстить ему. Весь прошлый год канцлер распускал гнусные слухи о Сано — от его якобы приверженности к алкоголю, сексуальных извращений и растрат до жестокого обращения с горожанами и нелояльности режиму. Сано потратил немало времени и денег, чтобы защитить свою репутацию и подкупить людей, которым Янагисава приказал не помогать ему. Шпионы канцлера неотрывно следили за ним.

И тем не менее пока что усилия Янагисавы дискредитировать Сано ни к чему не привели, как и тайные попытки убить соперника: всадник, едва не затоптавший его на улице; стрелы, выпущенные по нему в лесу, когда он по поручению сёгуна занимался охотой за призраками. Сано продолжал пользоваться благосклонностью Цунаёси Токугавы: тот сильно, что было для него нехарактерно, привязался к нему, постоянно давал задания и любил его общество.

Но теперь, услышав слова Янагисавы, Сано почувствовал себя как утопающий.

— У его превосходительства лихорадка; эта болезнь требует строгого режима, отдыха и покоя. Он сейчас никого не в состоянии принимать — конечно, кроме меня. — Уголки красиво очерченных губ канцлера приподнялись в злорадной усмешке. — Я передам ему известие о смерти испытателя мечей Миосина: как следует из официальных источников, он и его воры были схвачены и уничтожены специальным отрядом, посланным мной.

В душе Сано закипел гнев, но, заметив, что за видимым безразличием старейшин таится предвкушение скандала, он сдержался.

— Вам не удастся навсегда скрыть правду, досточтимый канцлер, — невозмутимо отозвался Сано. — Когда сёгуну станет лучше, я расскажу ему, что произошло на самом деле.

Канцлер Янагисава обмакнул кисть в тушь. На новом листе бумаги, который слуга положил перед ним, он быстро написал три иероглифа. Сано прочел их сверху вниз: успех, ветер и дерево.

— Мне неприятно сообщать вам, что к тому времени, когда его превосходительство выздоровеет, вас здесь не будет. — Канцлер Янагисава отодвинул от себя лист, принял от слуги другой и снова окунул в тушь кисть. — Потому что у меня к вам есть поручение, а оно уведет вас далеко-далеко от Эдо.

Вдали от сёгуна, которого разгневает его отсутствие, и во власти Янагисавы. Сано объял страх; его кимоно стало влажным от пота. Старейшины зашушукались. Сано продолжал стоять на своем:

— Вы не можете этого сделать. Я подчиняюсь только сёгуну. У меня обязательства перед ним, а не перед вами.

Янагисава и старейшины засмеялись.

— Когда его превосходительство недоступен, главный здесь я. Я могу сделать все, что мне вздумается. А вздумалось мне послать вас с инспекционной поездкой в Нагасаки.

— В Нагасаки? — ужаснувшись, повторил Сано. Этот западный порт находится в двух месяцах езды от Эдо. Путешествие туда и обратно да еще сама работа — все это могло занять целый год, а за это время Янагисава вполне успеет повредить репутации Сано, настроить против него сёгуна и лишить его положения. Однако Сано предвидел еще более серьезные последствия этого путешествия.

— Вы, похоже, недовольны, сёсакан? — Канцлер Янагисава сиял от радости. — Не понимаю почему. Нагасаки — это престижное назначение. Все, что от вас потребуется, — это задокументировать положение в области управления, экономики и жизни населения.

На чистом листе бумаги он снова написал те же иероглифы — успех, ветер, дерево, — затем подал знак слуге поменять лист. — Вам не придется много работать, к тому же вы можете поживиться долей от доходов внешней торговли, радуясь праздной жизни на прекрасном берегу острова Кюсю.

Сано не хотел денег, праздности или простой работы. Кроме того, он знал о темной стороне зажиточного рая, каким был Нагасаки. Там самый невинный поступок, неверно истолкованный, обрекал человека на смерть — особенно того, кого на грех специально подтолкнули враги. Сано догадывался, почему Янагисава посылает его в Нагасаки. Канцлер знал о его склонности нарушать правила и оскорблять важных персон в ходе расследования. Он надеялся, что в Нагасаки Сано угодит в крупные неприятности и погубит себя раз и навсегда. А Янагисава мог реально это гарантировать.