Дзюнко спешила вверх по холму, пробираясь сквозь толпу. Скоро она начала задыхаться. Непривычные к физическим упражнениям, ее стройные ноги болели. Девушку пугало, как бы отец не узнал, что она снова ослушалась его приказа, но страстное сердце толкало ее вперед к запретному любовнику.

До недавнего времени она мирилась с мыслью о браке с человеком, выбранном из-за его богатства и деловой хватки. Дзюнко терпела бесконечные встречи с непривлекательными претендентами. Потом, на недавнем празднике осени в городе, она встретила человека, в которого сразу сильно влюбилась.

— Он слишком молод, слишком беден и не обладает деловым опытом! — отрезал отец, когда Дзюнко заговорила о своих чувствах. — И в любом случае его семья не даст согласия на брак с тобой; они захотят, чтобы он породнился с важным самурайским кланом. Забудь о нем.

Но Дзюнко, забыв о четырнадцати годах правильного воспитания, взбунтовалась. Они тайно встречались вот уже почти год, когда позволял его рабочий график и она могла улизнуть из дома. Однако два месяца назад отец поймал ее, когда она вылезала через окно.

— Моя дочь не будет шляться по дворам! — рычал он, преследуя дочь по всему дому с бамбуковой палкой в руках.

Дзюнко зарыдала, когда отец обрушил на ее спину град ударов.

— Прошу вас, отец, я люблю его! Мы хотим пожениться.

— Ты выйдешь замуж за человека, которого выберу я!

После этого Урабэ нанял для Дзюнко компаньонку, и та следила за ней. Он с большим старанием начал подыскивать дочери подходящую пару. Дзюнко скрывала боль, молясь, чтобы отец пересмотрел свое отношение к ее просьбе. Сегодня отчаяние заставило девушку снова обратиться к нему. Услышав разговор между отцом и сёсаканом-самой, она бросилась искать своего любовника. Сбежав от компаньонки, Дзюнко покинула китайское поселение.

Теперь она бежала мимо обнесенных стенами имений даймё, располагавшихся выше торгового района. Вскоре Дзюнко оставила позади летние резиденции, прилепившиеся к склонам холмов, и направилась по узкой вьющейся дорожке, которая вела в лес. Воздух становился прохладнее и прозрачнее. Сердце Дзюнко выпрыгивало из груди, легкие кололо, но она не замедляла свой неистовый бег. Срезая путь через лес, девушка взбиралась на крутые утесы, перелезала через камни, шла по стволам упавших деревьев, пока наконец не добралась до места.

Высокое хлипкое сооружение с остроконечной черепичной крышей — смотровая башня была одной из нескольких размещенных на вершинах нагасакских гор. Узкие зарешеченные окна прорезали дряхлые дощатые стены; в комнате наверху большое, ничем не прикрытое окно было обращено на залив. Там Дзюнко увидела отблеск света. Ее охватила радость. Он находился здесь и наблюдал в подзорную трубу за подходящими кораблями.

Задыхающаяся Дзюнко, проявив запоздалую осторожность, немного помедлила под деревьями у подножия башни. Вечерняя холодная тьма, казалось, поднималась от пахучего суглинка, поглощавшего дневной свет. Трещали сверчки и цикады; пели птицы; на свежем ветру шуршали листья. Однако Дзюнко не обнаружила признаков присутствия людей. Она быстро скользнула в дверь башни и начала подниматься по спиральной лестнице, уходившей вверх по шахте.

Сверху послышался голос молодого человека:

— Кто идет?

— Киёси, это я! — взволнованно отозвалась Дзюнко.

Его шаги загремели по ступеням. Почти плача от счастья, Дзюнко поспешила вперед. Они встретились на полпути, возле окна, через которое в узкую шахту проникал свет. Дзюнко остановилась за два шага до Киёси. Его вид опьянил ее.

Он был, как всегда, прекрасен, но его чувственное лицо словно постарело со времени их последней встречи. С новым выражением глаз Киёси выглядел более зрелым, что не соответствовало его пятнадцати годам. В своей серой униформе молодой человек казался незнакомцем, к которому невозможно подойти просто так. Дзюнко встревожилась. Потом Киёси улыбнулся, и знакомая юношеская улыбка оживила его лицо. Тревога сменилась радостью, и Дзюнко тоже улыбнулась.

— Рад видеть тебя, Дзюнко, — сказал Киёси, — но ты очень рисковала, идя сюда. Отец изобьет тебя, если узнает. На улицах хулиганы, в горах разбойники. Тебя могли обидеть. Обещай мне, что будешь осторожнее.

— Обещаю, — счастливым голосом отозвалась девушка, взяв его за руку.

Вот что особенно привлекало ее в нем: Киёси всегда заботился о других больше, чем о себе. Он защищал крестьян от зарвавшихся самураев, хотя его товарищи посмеивались над его сочувствием к этим людям. Киёси много часов работал на смотровой вышке и в портовом патруле, изучал боевые искусства и голландский язык — и не просто для самоусовершенствования, а для того, чтобы принести почет отцу, шефу Дэсимы Охире; покровителю-губернатору Нагаи; учителю-переводчику Исино. Он мог потерять должность за попустительство при исполнении обязанностей, так как принимал недозволенного посетителя. Но главной его заботой была безопасность Дзюнко. Неужели отец не видит, что такое отношение ценнее богатства? И неужели шеф Охира не понимает, что она будет более преданной и верной женой для Киёси, чем любая другая женщина из самурайской семьи?

Они вместе поднялись по ступеням в маленькую квадратную комнату на вершине башни. Под окном лежали подзорная труба Киёси, его свернутый плащ, соломенная шляпа и голландский словарь, который он читал во время своих одиноких дежурств. Масляная лампа освещала комнату. Внезапно смутившись, Дзюнко отошла к окну. Город и море озарял теплый рассеянный свет приближающегося вечера. Потом плывущие облака закрыли солнце, сделав пейзаж холодным и бесцветным. Дзюнко ощущала перемену в Киёси, его отчужденность, ибо он не проявлял обычной готовности поделиться с ней мыслями и переживаниями. Дзюнко повернулась к нему, желая вновь установить привычные отношения.

— Киёси, — неуверенно начала она.

— Что? — Его быстрая улыбка не осветила мрачного лица. Он смотрел в сторону. — Тебе нельзя задерживаться, Дзюнко. Скоро придет с проверкой начальник. Нам обоим несдобровать, если он обнаружит тебя здесь.

Впервые Дзюнко усомнилась в том, что Киёси любит ее. Может, разлука ослабила его чувства к ней?

— Что случилось? — спросила она, холодея от страха.

Дзюнко потянулась к Киёси, но уронила протянутую руку.

Ей не хотелось терять достоинства, умолять или навязываться, поэтому она нашла другой путь убедиться в том, что все еще небезразлична ему. Дзюнко вспомнила, что должна сказать Киёси.

— С моим отцом говорил сёсакан сёгуна, — сообщила она. — Он интересуется таинственными огнями. Если мы хотим поймать их раньше его, нам нужно поторопиться. Ты уже что-нибудь узнал?

Сначала Киёси молчал. Потом, все еще не глядя на нее, неохотно ответил:

— Я знаю, что это за огни.

Радость вспыхнула в душе Дзюнко, отметая все сомнения.

— Ты хочешь сказать, что видел призрака? О, Киёси, все твои проблемы решатся! — От счастья она захлопала в ладоши. И тут девушка с испугом заметила печаль и сожаление, мелькнувшие в устремленном на нее взгляде Киёси. — В чем дело?

Он обнял Дзюнко, прижав ее голову к своей груди, чтобы она не видела его лица.

— Ты должна забыть об огнях, Дзюнко, — обронил он. — Особенно сейчас, когда сёсакан-сама узнал о них.

Озадаченная Дзюнко отстранилась.

— Но почему? Гадалка сказала, что они — ключ к нашему счастью.

Встретившись в последний раз, они попросили совета у лучшей в Нагасаки предсказательницы будущего. Старая карга сказала им:

— В странных огнях в заливе таится ваше счастье. Это призраки голландских варваров. Поймайте одного, и он отвалит вам целую гору золота, чтобы заполучить свободу.

— Золота будет достаточно, чтобы убедить наши семьи согласиться на наш брак? — взволнованно спросила Дзюнко.

— Достаточно для того, чтобы все стало возможным.

Дзюнко попыталась напомнить Киёси предсказание:

— Таинственные огни...

— Я сказал, забудь о них! — крикнул Киёси с пылающими глазами.