Ты был самым мудрым и сильным среди сверстников. И вместо того, чтобы помогать им встать на правильный путь, ты использовал в личных целях их отсутствие жизненного опыта, наивность и жажду приключений. Тебе было весело… А им… В тот момент они не могли знать, что их жизни сломались, как ствол молодой берёзы.

Сколько твоих одногруппников, одноклассников, одно– и сокурсников… Сколько их загремело в тюрьму? Сколько погибло? Сколькие оказались во власти вредных привычек? Ты подвёл их к этому. Их смерти и просто загубленные жизни на твоей совести.

А девушки и женщины? Вспомни, как ты с ними обращался. Как с вещами. Надоела – выбросил. Сколько сердец ты разбил, скольких обрюхатил, скольких «испортил»… Ты направо и налево раздавал психологические травмы и комплексы. А на детей своих ты плевал. Они тебе совершенно безразличны.

Тебе никто не нужен. И никого у тебя нет. Кроме тебя самого. Даже я – вложивший в твоё воспитание и становление все силы и душу – для тебя – пустое место. Но быть может, ты правильно ко мне относишься: потому что вырастить такого эгоиста – это надо хорошо-хорошо постараться.

Твои способности… Тебя же неспроста отправили на Землю. Планету уникальную. А люди – ещё более уникальные существа. Противоречивые и непредсказуемые. Однако их общество считается одним из самых лучших. Но ты пошёл по другому пути. Ты отверг его. Ты его, а не оно тебя. Ты обществу, по сути, не важен. Но быть не важным и быть отвергнутым – не одно и то же.

Для удовлетворения ущемлённого своего «Я» ты использовал все свои таланты и способности. Ты расколол общество на кружки по интересам, пропагандировал эгоизм, равнодушие, власть денег. Из-за грызни между собой, нежелания помогать другим умерло и погибло много людей. Их смерти на твоей совести.

…С возрастом твои способности только усиливались. Когда они достигли должного уровня, я рассказал тебе правду. О том, кто ты и о твоём истинном предназначении. Ты меня понял сразу. И понял правильно.

«Ура! Ради этого стоило вытерпеть его загоны, манеры и характер!», – мысленно ликовал я. Увы, но дальнейшие события вызвали грусть и досаду. И вызывают до сих пор.

Зло. Ты стал взрослым в тот момент, когда осознал значение слова «Зло». И твоя миссия – борьба со Злом – не вызывала у тебя отвращения. Но Зло имеет свойство меняться.

Вампиры. Высокомерные, брезгливые. Ты легко и быстро нашёл с ними общий язык и варианты взаимовыгодного сотрудничества.

Демоны. Коварные, жестокие, жадные. Твои любимые особенности личности.

Некроманты. Ты очень любил прикалываться над ходячими трупами. На этой почве с некромантами и сошёлся.

И многие другие порождения и пособники зла тебе были приятны. Приятно их общество, их взгляды…

Пророчество гласило, что ты должен был уничтожить Зло на Земле. Уничтожить, а не примкнуть к нему.

А теперь проанализируй прожитые годы. Скольких людей ты отправил на тот свет? Скольким напакостил? Со сколькими игрался? За счёт скольких самоутверждался? Цифра немаленькая набегает. Даже большая. Настолько большая, что Зло стало считать тебя конкурентом. А Зло, как известно, не знает пощады.

Вампиры, демоны, некроманты и другие твои приятели быстренько разобрались с тобой. А Зло отобрало все твои способности. И вдруг, как бы случайно, все беды, которые свалились на пострадавших от твоих выходок, начиная со времён детского сада, бумерангом вернулись к тебе. Вернулись и заточили тебя в этот деревянный плен.

Ты имел столько возможностей… Но ни одну не использовал. Все свои шансы бездумно прошляпил. Твоя личность, твой внутренний мир, окружающие тебя люди – ты сам всё разрушил. А Зло всего лишь помогло закончить этот процесс.

Официально ты уже мёртв. По сути – тоже мёртв. Личность, внутренний мир, окружающие – для тебя всё мертво… Знаешь, лучше быть действительно мёртвым, чем быть мёртвым по сути, но живым по факту.

– Почему ты рассказываешь мне всё это? – буркнул я.

– Да потому что ты погребён заживо!

– Попрощался? – в очередной раз спросил могильщик.

– Да. – Сухо ответил я. – Теперь точно да.

Бросив горсть земли на крышку гроба, я отступил от свежевырытой могилы.

Вот и ещё один случай. Сейчас приду домой и занесу данные в статистику, хотя уже и так знаю, какой это случай по счёту и какова динамика этих случаев. Прогрессивная. Возрастающая.

С каждым поколением на кладбищах становится всё больше тех, кто мёртв по сути, а не по факту…

Все же злодейская штука – память! Неожиданно из глубин отпускает она то, что, казалось, забыл окончательно, к чему боялся прикасаться даже во снах!

Наш старый двор. Сколько стихов я посвятил тебе! Сколько тепла и любви находил в тебе! Но и никогда не забывал холод, страх и ненависть, наполнявшие твои сквозняки.

Двор составляли два четырехэтажных кирпичных дома в три подъезда. С одной стороны они были огорожены вереницей сараев, с другой – забором от цементного склада. Забор обступали ветхие сараи. В одном из таких сараюшек, уставленном снаружи баками для мусора и пищевых отходов, жили странные и вечные, как сами сараи, люди. Муж и жена. Дворники. Татары.

Когда взрослые произносили эти слова, было в них что-то пугающее. Но когда дворник залазил на обветшалую крышу какого-нибудь сарая, чтобы достать оттуда наш начищенный ваксой тяжеленный футбольный мяч, мы смотрели на Татарина с нескрываемым восхищением!

Крыши сараев проваливались даже под весом откормленных дворничихой котов. Потому-то нам, мальчишкам, запрещалось залазить на них под угрозой показательной порки. Другого языка мы, наверное, тогда не понимали. Зато точно знали, какой опасности подвергал себя Татарин, и не понимали, почему родители пугали нас этими людьми. Каждый пацан по сей день помнит кисло-сладкий туман их жилища – запах овчины и нафталина.

Вот и я. В сереньком пальто с пришитыми к нему настоящими погонами и с мусорным ведром в руках. Утро! Солнце светит! Из черных тарелок, висевших на каждой кухне, звучит единый слаженный хор.

– Союз нерушимый, – старательно вторю я хору!., а Татарин, завидев меня, машет издали рукой, но я делаю вид, что мне нынче не до него. И потом, что это значит: махать рукой человеку с офицерскими погонами?

Я прохаживаюсь прогулочным шагом взад-вперед в надежде, что кто-то из пацанов случайно выглянет во двор и приметит эти мои полевые погоны с двумя зелеными звездочками.

Мало-помалу я приближаюсь к дворнику. Татарин смешно суетится. Он хватает метлу, забавно перехватывает её и неожиданно кричит весёлое слово «смирно»! А тут и вовсе, как забасит: «Здравия желаю, ваше благородие! – и пока я прислушиваюсь к непонятным словам, тихо добавляет: – Господин лейтенант желает морковку?».

Я сижу в дворницкой и, болтая ногами, грызу сладкую морковку. Я рассказываю тёмному дворнику, отсталому Татарину, человеку из другого мира, что лейтенант – вовсе не «благородие», а наоборот – товарищ всем солдатам! А дворник кивает головой и докуривает ароматную «козью ножку». Потом сплёвывает на ладонь и о слюну гасит окурок.

Завидев отца, я едва сдерживаю себя, чтобы не помчаться вприпрыжку, и чрезмерно медленно, с достоинством, прощаюсь с Татарином… и только теперь мчусь в детский сад!

Пацаны обступили меня со всех сторон. Ещё бы! На моих плечах самые настоящие погоны!

– Офицерские, – говорит Сашка.

– Ага, офицерские! – с восторгом подтверждаю я. – Товарища лейтенанта.

– Ты, что ли, товарищ лейтенанта? – смотрит на меня обиженно Сашка, и все почему-то смеются. И я смеюсь. Мне весело! И всем нам весело! И даже Сашка смеётся! И вот мы уже играем… Мы играем в войну, потому что хор из репродуктора поет: «вставай, страна огромная», и мы – встаём! На Священную войну! Хотя и не знаем, что это такое. Зато у меня настоящие погоны! И у Сашки – полевая пилотка! Очень хочется поиграть в пилотке! Но на моих плечах офицерские погоны.