— Нет! Только не сейчас! Нет!
Я набросился на черную фигуру и схватил ее за грудки. Прямо перед моими глазами оказалось лицо чудовища — лицо гранитной статуи, однако на этот раз живое и чрезвычайно выразительное. Мой отчаянный крик утонул в невыносимом шуме песнопений, стонов и воя. Рот дьявола раскрылся, брови сердито сошлись у переносицы, а огромные миндалевидные глаза наполнились светом.
Тогда я изо всех сил вцепился в его мощную руку, и мне показалось, что он безуспешно пытается высвободиться из моей хватки. «Ага! Не можешь!» — злорадно подумал я и ударил его кулаком в лицо. Ощущение было таким, будто кулак ткнулся в нечто сверхъестественно жесткое, как если бы удар был нанесен кому-то из мне подобных. Однако передо мной было не цельное и твердое тело вампира.
Несмотря на всю свою плотность и кажущуюся неуязвимость, фигура как-то странно дернулась, но быстро приняла прежнюю форму. Собрав всю свою мощь, я толкнул чудовище ладонями в грудь. Перед глазами совсем близко промелькнула блестящая защитная пластина — я успел заметить даже рисунок на ней и какие-то буквы,— а мгновением позже над моей головой раздался хлопок огромных крыльев. Такое впечатление, что дьявол хотел напугать меня. И все же мне удалось отшвырнуть проклятое существо на значительное расстояние! Прекрасный удар! Сам не знаю, на что я рассчитывал и откуда набрался смелости и силы, но с воинственным кличем я вновь бросился в атаку.
Взмах лоснящихся, сияющих глянцем крыльев — и я почувствовал, что падаю... Нет, я не стану кричать... не дождется... будь он проклят... не стану... Я падал...
Я падал... Я словно погружался в такие глубины, какие могут привидеться лишь в кошмарном сне. Пустота была невообразимо абсолютной. А падение — стремительным.
Существовал только Свет. Он заполнял все видимое пространство и показался мне вдруг столь прекрасным, что я утратил ощущение реальности и перестал чувствовать даже собственное тело, лишившееся веса и формы. Оставалась лишь путающая инерция падения, словно напоминающая о существовании земного притяжения, которое неизбежно приведет меня к гибели. Волна голосов захлестнула меня с головой.
— Но они же поют! — воскликнул я.
Я застыл без движения.
Постепенно я осознал, что лежу на полу, почувствовал под собой шероховатую поверхность ковра, ощутил запах мастики и пыли — запах своего дома И понял, что мы по-прежнему находимся в той же комнате.
Он сидел в кресле Луи возле письменного стола, а я лежал рядом с ним на спине, уставясь в потолок, и грудь мою разрывала нестерпимая боль.
Я сел, демонстративно скрестив ноги, и посмотрел на него вызывающим взглядом.
— Да, в этом действительно есть смысл.— Он был явно поражен и озадачен.
— В чем именно? О чем ты?
— Ты столь же силен, как и мы.
— Да нет, едва ли,— в ярости ответил я.— У меня не вырастают крылья. И я не могу заставить звучать музыку.
— Можешь. Ведь ты вызывал видения у смертных. Ты способен заворожить, околдовать их своими чарами. В тебе не меньше силы, чем в нас. И сейчас ты достиг очень интересной стадии своего развития. Я был уверен, что не ошибся в тебе. Ты вызываешь во мне благоговейный страх и глубочайшее почтение.
— Чем? Своей независимостью? Позволь мне кое-что сказать тебе, Сатана,— или как там тебя еще величают...
— Не смей называть меня так — я ненавижу эго имя!
— Прекрасный повод, чтобы в беседах с тобой повторять ого снова и снова.
— Меня зовут Мемнох,— невозмутимо произнес он.— Мемнох-дьявол. И я прошу тебя запомнить это имя.— Он сделал едва заметный умоляющий жест.
— Мемнох-дьявол.
— Да, именно так я подписываюсь в случае необходимости.
— Так вот, ваше королевское величество, Повелитель Тьмы. Я не стану помогать вам ни в чем. Я не ваш слуга.
— Мне кажется, я могу заставить тебя изменить свое решение,— ровным тоном ответил он.— Полагаю, ты все поймешь и будешь на многое смотреть с моей точки зрения.
Я вдруг почувствовал слабость, почти полное бессилие, и меня охватило отчаяние.
Ничего удивительного.
Я перевернулся, уткнулся лицом в согнутую руку и заплакал как ребенок. Я умирал от изнеможения, чувствовал себя беспомощным и несчастным и единственное, в чем находил удовольствие, это в плаче. Ни на что иное я был просто не способен и потому полностью отдался во власть безудержных рыданий. Вскоре, как и любой совершенно измученный горем человек, я ощутил глубочайшее облегчение. Мне было все равно, кто видел или слышал меня в тот момент. Я плакал не переставая.
Знаете, у меня есть собственное мнение относительно плача. Мне кажется, некоторым людям стоит научиться этому трюку. Но уж если вы умеете плакать по-настоящему, то с этим умением не может сравниться ничто. Мне жаль тех, кто до сих пор не освоил эту нехитрую премудрость. Она сродни свисту или пению.
Как бы то ни было, тогда я был слишком несчастен, чтобы обрести утешение в том кратком миге облегчения, которое подарили мне неудержимые и беспорядочные всхлипывания и соленые кровавые слезы, катившиеся по моим щекам.
Я вспомнил, как много лет назад вошел под своды Нотр-Дам, а мерзкие маленькие вампиришки, Дети Сатаны, укрылись во тьме вокруг собора и поджидали меня. Я вспомнил о своей смертной жизни, о Доре... Я думал об Армане — бессмертном мальчике, стоявшем во главе общества Детей Сатаны, обитавшего глубоко под склепами парижского кладбища, о мальчике, который возомнил себя темным святым и заставлял своих одетых в лохмотья подданных-кровопийц мучить людей, нести им смерть, сеять среди них страх и, подобно эпидемии, одну за другой уносить их жизни. Я буквально задыхался от рыданий.
— Это неправда,— кажется, твердил я.— Нет ни Бога, ни дьявола. Это неправда!
Он не отвечал. Я вновь перевернулся и сел, вытирая лицо рукавом. Носового платка не было, ведь я отдал его Доре. Я почувствовал слабый запах, исходящий от моей одежды, от груди, к которой девушка прижималась, сладостный аромат ее крови. Мне не следовало оставлять Дору в таком отчаянии. Господи, я обязан был позаботиться о ее покое, о ее душевном равновесии! Черт побери!
Я взглянул на Мемноха.
Он сидел все на том же месте,' положив руку на спинку кресла Луи, и молча наблюдал за мной.
—Ты не собираешься оставить меня в покое, правда? — со вздохом спросил я.
Мой вопрос, казалось, захватил его врасплох. Он рассмеялся, и лицо его при этом выражало скорее дружелюбие, чем полное равнодушие.
— Конечно нет,— негромко произнес он, словно не желая вновь довести меня до срывам— Послушай, Лестат, я много столетий искал кого-нибудь вроде тебя. Я много веков ждал именно тебя! Нет, боюсь, я не намерен оставлять тебя в покое. Но я не хочу, чтобы ты страдал и мучился. Как мне успокоить тебя? Быть может, я должен совершить какое-либо маленькое чудо? Или подарить тебе что-нибудь? Что сделать, дабы мы могли продвинуться дальше?
— А куда и каким образом мы, черт возьми, можем продвинуться?
— Я тебе все объясню,— Он широко развел руки и слегка пожал плечами.— И тогда ты поймешь, почему я должен выиграть.
— Суть в том... в том, что я могу отказаться от сотрудничества с тобой, не так ли?
— Вот именно! Никто не в состоянии помочь мне, если будет действовать не по собственной воле. А я устал. Я утомлен этой работой. И нуждаюсь в помощи. Когда твоему другу Дэвиду случайно довелось стать свидетелем нашего явления, эту часть разговора он понял совершенно правильно.
— А ваше явление Дэвиду действительно было случайным? Дэвид не должен был видеть тебя и Бога вместе?
— Мне трудно сейчас что-либо тебе объяснить. Практически это невозможно.
— Сделав Дэвида одним из нас, я что, расстроил какие-то твои планы?
— И да, и нет. Суть в том, что Дэвид верно уловил смысл нашей беседы. Моя задача трудна, и я очень устал! Что же касается некоторых других предположений Дэвида, связанных с тем видением...— Он покачал головой.— В общем, ты именно тот, кто мне сейчас нужен, и крайне важно, чтобы ты, прежде чем принять окончательное решение, увидел все собственными глазами.
