Он споткнулся, но, восстановив равновесие и собрав все силы, бросился к оберсту. Том Рэйнольдс кинулся наперерез, протягивая свои сильные пальцы к его горлу. Сол не обратил на него никакого внимания, оттолкнул в сторону с помощью своих союзников, которые присоединились к нему, и преодолел последние пять футов, отделявшие его от Вилли фон Борхерта.

На мгновение он увидел удивленное лицо немца, его расширенные от недоумения выцветшие глаза и вцепился в жилистую шею, опрокидывая кресло и увлекая за собой Рэйнольдса. Все трое рухнули на пол.

Герр генерал Вильгельм фон Борхерт был старым человеком, но его руки все еще сохраняли силу, и он уперся ими в грудь Сола в отчаянной попытке освободиться. Сол не обращал внимания на колени оберста, бившие его в живот, на сокрушительные кулаки Тома Рэйнольдса, опускавшиеся ему на спину и голову. Используя свою многоликую силу, он сомкнул пальцы на горле немца и принялся душить его, понимая, что ослабит хватку лишь тогда, когда эта тварь перестанет дышать.

Вилли брыкался, извивался, царапал руки и лицо своего насильника, брызжа слюной во все стороны. Его румяное лицо сделалось сначала багрово-красным, потом посинело, он уже задыхался. Чем глубже впивались пальцы Сола в горло ненавистной твари, тем больший прилив сил он ощущал. Вилли молотил каблуками по ножке опрокинутого массивного кресла.

Сол не заметил, как следующей взрывной волной снесло панорамные двери и выбило все окна, осыпав их осколками стекла. Он не заметил, как второй снаряд попал в верхние этажи особняка, наполнив зал дымом, когда занялись старые кипарисовые стропила. Он не заметил, что Рэйнольдс удвоил свои усилия, колотя и пиная Сола, словно обезумевшая заводная игрушка. Он не заметил, как, хрустя битым стеклом, к ним подошел Тони Хэрод с двумя бутылками «Дом Периньона» и одной из них ударил Рэйнольдса по затылку. Пешка Вилли Бордена, потеряв сознание, отпустила Сола, но продолжала извиваться и вздрагивать от лихорадочных нервных импульсов, которые все еще посылал оберст. Хэрод сел на черную клетку, открыл бутылку и стал пить прямо из горлышка. Но Сол и этого не заметил.

Он все крепче и крепче сжимал руки на горле немца, не обращая внимания на кровь, хлещущую из его собственного расцарапанного горла и капающую на темнеющее лицо и выпученные глаза старика.

Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем Сол осознал, что оберст мертв. Пальцы его так глубоко ушли в горло немца, что, даже когда он заставил себя разжать их, на шее остались глубокие вмятины, словно отпечатки скульптора в мягкой глине. Голова фон Борхерта запрокинулась, вылезшие из орбит глаза неподвижно уставились в потолок, распухшее лицо почернело. Том Рэйнольдс лежал без дыхания на соседней клетке, его застывшее лицо представляло собой искаженную карикатуру на маску смерти своего хозяина.

Сол почувствовал, что последние силы вытекают из него, как жидкость из разбитого сосуда. Он знал, что где-то здесь в зале находится Хэрод и с ним тоже надо разобраться, но не сейчас. А может, в этом и не возникнет необходимости.

С возвращением сознания вернулась и боль. Правое плечо Сола было сломано и кровоточило, ему казалось, что осколки костей трутся друг о друга. Грудь и шея оберста были залиты кровью Сола, вырисовывая бледные отпечатки его рук.

Тем временем особняк содрогнулся еще от двух взрывов. Дым окутал зал, и десятки тысяч витражей отразили языки бушующего на втором этаже пламени. Сол уже ощущал спиной жар, понимал, что должен встать и идти, но не мог.

Он упал щекой на грудь оберста и позволил силе тяжести придавить себя. Снаружи снова раздался грохот, но это не имело значения. Испытывая острейшую потребность хотя бы в минутном отдыхе, Сол закрыл глаза, и теплый мрак объял его со всех сторон.

– Ну, вот и все, – сказал Микс.

Едва закончился обстрел, пилот направил «сессну» к посадочной полосе. После обстрела на ней остались лишь несколько глубоких воронок, которые при сопутствующей удаче и умелом управлении можно было миновать, однако южная часть была перекрыта стволами двух поваленных деревьев, а северная полыхала от авиационного топлива. Рядом с горами пепла и балками, которые еще недавно были ангаром, виднелось несколько дымящихся остовов вертолетов.

– Нам ничего не остается, – вздохнул Микс – Видит бог, мы старались. Стрелка топлива показывает, что пора поворачивать обратно. Нам и так придется добираться на «честном слове».

– У меня есть идея, – сказала Натали. – Давайте приземлимся в каком-нибудь другом месте.

– Нет. – Пилот покачал головой. – Ты видела северный пляж, над которым мы пролетали несколько минут назад? Прилив и шторм перемесили там все. Ни малейшего шанса.

– Он прав, Натали, – устало промолвил Джексон. – В этой ситуации мы вряд ли что-то сможем сделать.

– Эсминец… – начал Микс.

– Ты сам сказал, что сейчас он уже находится в пяти милях от юго-восточного мыса, – прервала его Натали.

– Но у него длинные руки, – возразил пилот. Они уже в третий раз приближались к южной части взлетной полосы.

– Поворачивай налево, – скомандовала Натали. – Я покажу тебе.

– Ты, наверное, шутишь? – усмехнулся Микс, когда они ушли в сторону от скал.

– Мне не до шуток, – бросила девушка. – Давайте садиться, пока не вернулось это корыто.

– Эсминец, – автоматически поправил ее Микс – Ты сумасшедшая!

На скале, где минут двадцать назад самоуничтожилась ракета, все еще горел кустарник. Западную часть неба освещали пожары, бушевавшие на взлетной полосе. В трех милях от берега на черном фоне воды догорали обломки роскошной «Антуанетты». Уничтожив взлетную полосу, эсминец вернулся вдоль восточного берега назад и уложил, по меньшей мере, с полдюжины снарядов туда, где стоял особняк. Крыша огромного строения полыхала, восточное крыло было полностью разрушено, дым клубами поднимался вверх в свете еще горевших прожекторов, а один из снарядов, вероятно, попал в южную часть, выбив окна и стену, которая выходила на длинную лужайку, тянувшуюся до самых скал.

Однако сама лужайка выглядела неповрежденной, хотя частично тонула в темноте там, где были разбиты прожектора. Пожар, бушевавший на скалах, высвечивал кустарник и карликовые деревья. Освещенный участок лужайки, прилегавший к особняку, длиной ярдов в двадцать, казался довольно ровным, если не считать единственной воронки от снаряда и руин, оставшихся от дома.

– Это нам подходит, – заявила Натали.

– Сомневаюсь, – откликнулся Микс – Угол наклона почти тридцать градусов.

– Для посадки годится, – упрямо повторила девушка. – Тебе будет вполне достаточно этой полосы. Ведь на британских авианосцах она ничуть не длиннее, не так ли?

– С наклоном в тридцать градусов? – съязвил Микс – Кроме того, даже если нам удастся приземлиться и не врезаться в это горящее здание, на темных участках лужайки могут быть сучья, ямы, декоративные камни… Это безумие!

– Я голосую «за», – сказала Натали. – Мы должны попытаться найти Сола.

– Да, – поддержал ее Джексон.

– Какое, к черту, голосование? – возмутился Микс – С каких это пор самолетом управляют путем демократии? – Он натянул на лоб свою кепку и бросил взгляд на эсминец, удалявшийся на восток. – Ну, признайтесь, – взмолился он, – это что, начало революции?

Натали подмигнула Джексону.

– Да, – кивнула она.

– Ну вот! – воскликнул Микс – Я так и знал. Ладно, леди и джентльмены, ставлю вас в известность, что вы совершаете полет с единственным заслуженным социалистом Дорчестерского округа. – Он достал сигару из кармана рубашки и пожевал ее. – Ну что ж, – сказал он наконец, – все равно нам не хватит топлива на обратную дорогу.

С приглушенным двигателем самолет начал плавно снижаться к скале, белевшей внизу в свете звезд. Натали никогда еще не испытывала такого возбуждения. Затянув пристежной ремень так туго, что едва можно было дышать, она наклонилась вперед и вцепилась в приборную доску, когда вершины скал устремились к ним с захватывающей дух скоростью. Через сто футов ей показалось, что «сессна» неминуемо должна разбиться о скалы.