Мне очень не хотелось покидать Ропщущую Обитель, но другого выбора у меня в тот момент практически не было. Все вокруг вышло из-под контроля; цветные избрали Новый год, чтобы устроить одну из своих бессмысленных потасовок, о которых я столько читала. Еще два-три десятилетия назад подобных вещей просто не могло бы произойти, но все резко изменилось после агитации за так называемые «гражданские права негров». Отец всегда говорил, что стоит неграм уступить дюйм, они потребуют ярд, а потом отхватят и милю.

Чернокожая девица, которая выглядела бы вполне привлекательно, если бы не прическа, почти убедила меня в том, что ее послала Нина, пока я не разгадала ее уловку. Об этом мне сказали голоса. В тот последний день они звучали особенно громко. Признаюсь, я с трудом сосредоточивалась на менее важных вещах, ибо пыталась хорошенько расслышать то, что мне говорили голоса детей – несомненно, мальчика и девочки со странным, похоже, британским акцентом.

Кое-что звучало вполне разумно. Они предупреждали меня о пожаре, мосте, реке и шахматной доске. Возможно, эти вещи имели отношение к их собственным жизням, каким-то роковым образом участвуя в их юных судьбах. Но предупреждения о Нине я слышала совершенно отчетливо.

В конце концов, эти двое так называемых Нининых посланцев, прибывших сюда из Чарлстона, оказались не более чем неприятным недоразумением. Я сожалела о потере Винсента, но, по правде говоря, он уже полностью выполнил свою задачу. Я плохо помню последние моменты в Ропщущей Обители, потому что у меня страшно разболелась правая часть головы. Когда Энн складывала вещи, еще до того, как заехать за мной, я заставила ее взять лекарства. Неудивительно, что мой полиартрит и застарелая мигрень повели себя таким образом в сыром, холодном и негостеприимном северном климате.

Когда я вышла из Ропщущей Обители, Энн перегнулась через переднее сиденье и открыла мне дверцу своей старенькой машины. Здание на противоположной стороне улицы горело – несомненно, это было делом рук черномазых бездельников. В свое время, когда меня посещала миссис Ходжес и начинала причитать о последних зверствах на севере, она неизменно указывала, что те, кто считались бедным, голодающим и подвергающимся дискриминации меньшинством, при первой же возможности крали дорогие телевизоры и модную одежду. Она считала, что цветные, будучи рабами, обкрадывали белых и продолжают делать это до сих пор. То было одним из немногих здравых суждений пронырливой старухи, с которым я соглашалась.

На заднем сиденье «де Сото» стояли три чемодана. В самом большом была сложена моя одежда, в среднем – наличные деньги и собранные Энн ценные бумаги, в самом маленьком – одежда и личные вещи Энн. Моя соломенная сумка тоже была там. На полу лежала двенадцатизарядная винтовка, которую Энн держала у себя дома.

– Поехали, дорогая, – промолвила я и устало откинулась на спинку.

Энн Бишоп вела машину по-старушечьи. Мы оставили позади Ропщущую Обитель и горящее здание напротив и двинулись на северо-запад по Джермантаун-стрит. Оглянувшись, я заметила, что там, где от Джермантаун отходит Квин-лейн, происходит какая-то стычка. На перекрестке стояли фургон и два низких несимпатичных автомобиля. Полиции видно не было.

Мы миновали Пенн-стрит, когда два фургона торгового вида выехали на середину улицы и перегородили нам дорогу. Я заставила Энн свернуть на левый тротуар и проскочить мимо. Из фургонов высыпало несколько человек, потрясая оружием, но тут же их внимание отвлек парень, который, повинуясь моему приказу, развернулся и стал палить из револьвера в своих напарников.

Все это была какая-то неразбериха. Если они приехали арестовывать цветных бездельников, пусть бы и занимались этим, оставив в покое двух пожилых белых леди.

Мы добрались до Рыночной площади, где, несмотря на темноту, я разглядела силуэт бронзового солдата-янки, высившегося на своем постаменте. Еще в первый наш выезд Энн сообщила мне, что гранитная глыба была привезена из Геттисберга. Я вспомнила: ведь генерал Ли отступал под дождем, он потерпел поражение, но не был повержен, с ним в целости и сохранности остались честь и гордость конфедератов. И это воспоминание тоже наполнило меня гордостью и заставило более оптимистично взглянуть на ситуацию – поле боя я покидала временно, сдаваться я не собиралась.

Нам навстречу, мигая маяками, с воем проносились пожарные машины, полицейские автомобили. А позади, набирая скорость, нас догонял один из фургонов и седан темного цвета. Я обернулась. На крышах машин крутились мигалки.

– Поворачивай налево, – распорядилась я.

Энн круто развернулась, и я достаточно близко увидела лицо шофера пожарной машины. Закрыв глаза, я нашла в себе силы и послала приказ. Пожарная машина заскрежетала тормозами, крутанулась вокруг площади, перескочила через трамвайные рельсы и врезалась в догонявший нас фургон. Тот опрокинулся и замер колесами вверх. Я успела заметить, как темный седан метнулся в сторону, чтобы объехать красную пожарную машину, перегородившую площадь, но мы уже неслись прочь от этого «случайного» дорожного происшествия.

Труднее всего было заставить Энн ехать со скоростью тридцать миль в час. Пришлось собрать всю свою волю, чтобы она вела машину так, как мне нужно. На самом же деле именно ее глазами я видела проносившиеся мимо дома, ее ушами слышала шум моторов и замечала, как разъезжаются в разные стороны редкие встречные машины.

Улицы Джермантауна не были приспособлены для езды на «де Сото» выпуска 1953 года со скоростью восемьдесят пять миль в час. Из переулка вслед за нами вынырнула зеленая машина. Над головой время от времени раздавался рев вертолета. Я заставила Энн круто свернуть в сторону и увеличить скорость. Внезапно по правому заднему стеклу пошли трещины, и оно с грохотом обрушилось внутрь салона. Обернувшись, я успела заметить две дыры размером с мой кулак.

Когда мы приближались к Горной улице, на тротуаре появился негр без пальто, который брел, качаясь из стороны в сторону. Перед самым носом зеленой машины он вдруг выскочил на проезжую часть и бросился под колеса. Я увидела в зеркальце заднего вида, как машину занесло вправо, она врезалась в бордюр, перевернулась в воздухе и въехала в стеклянную витрину «Макдоналдса».

Я порылась в ящике для перчаток в надежде найти карту Филадельфии, ни на мгновение не выпуская из-под контроля Энн. Мне нужно было выбраться на скоростное шоссе, чтобы покинуть этот кошмарный город, и, хотя нам то и дело попадались дорожные указатели, я понятия не имела, какую дорогу выбрать.

Через разбитое стекло в машину врывался страшный шум двигателей низко нависшего над нами огромного вертолета. В свете проносившихся мимо фонарей я даже различила пилота в глубине кабины и мужчину в бейсбольной кепке, высунувшегося из окна. На губах его играла маниакальная улыбка, он что-то держал в руках.

Я заставила Энн свернуть вправо на уходившую вверх эстакаду. Левое колесо «де Сото» забуксовало на мягкой обочине, и в течение нескольких секунд я была полностью поглощена тем, чтобы пробудить к жизни заглохший мотор и спасти нас от катастрофы.

Пока мы совершали объезд бесконечной развязки, вертолет продолжал реветь у нас над головами. На долю секунды на левой щеке Энн появилась красная точка. Я тут же заставила ее выжать акселератор до упора, и старая машина рванула вперед. Точка исчезла, но что-то врезалось в левую часть заднего бампера.

Нас вынесло на высокий мост через реку. Мне совершенно не нужен был мост, мне нужна была скоростная автострада.

Вертолет теперь летел так низко, что, казалось, он вот-вот сядет на крышу машины и раздавит нас своей тушей. На мгновение красный свет ослепил меня, и я заставила Энн вильнуть влево и прижаться к «фольксвагену», используя его в качестве прикрытия. Водитель «фольксвагена» внезапно упал на руль, а его машина на скорости врезалась в перила правого ограждения моста. Вертолет переместился еще ниже, умудряясь маневрировать на бешеной скорости.