— Да, та самая. — Голос Билла звучал еле слышно, он с трудом выговаривал слова. — Она пробыла у нас несколько месяцев. — Он помолчал, пальцами помассировал виски. — Вчера Ахмед покончил жизнь самоубийством.

Соланж судорожно закрыла рот рукой.

— О Господи! Вчера! Вы хотите сказать… да ведь я же разговаривала с ним в понедельник. Боже… — Она тяжело опустилась на стул. — Ужас какой.

Дрожь пробежала по телу Билла.

— Я виноват. — Его голос звучал как бы издалека. — Я должен был поговорить с ним в понедельник. — Он вскинул глаза. — Господи, Соланж! Я должен был поговорить с ним еще в пятницу! Он был в отчаянии, вне себя! Но я не сделал этого! — Он уронил голову и закрыл лицо руками. — Господи! Он умолял о помощи, а я не услышал его…

Билл открыл глаза, повернул голову и уставился в иллюминатор. Там, на востоке, куда летел самолет, начало светлеть небо. С тех пор как они вылетели из Нью-Йорка, он никак не мог уснуть: не давали покоя кошмары. Ахмед падает кувыркаясь и разбивается об асфальт, его мозг и кровь брызжут на прохожих. Ужасная картина внезапно сменяется воспоминаниями об их дружбе. Вот первая встреча. Он воссоздавал ее мысленно множество раз, каждая подробность вырисовывалась так четко и ясно, словно это произошло вчера.

…Шел 1968 год. Приближался к концу год его пребывания в Париже. Волшебный, восхитительный год! Возбуждала сама атмосфера города. Кафе были переполнены завсегдатаями, спорившими до глубокой ночи. Все с радостным нетерпением ждали каких-то важных событий. И в мае они разразились. В Париже, Лондоне, Праге, в американских университетских городках словно прорвало плотину и бурным потоком смыло все классовые и расовые барьеры. Упоительное было время, а Париж был самым упоительным городом в мире.

Сорбонна стала одним из центров движения, и Билл с удовольствием окунулся в работу: принимал участие в первых сидячих забастовках, распространял листовки и помогал организовывать марши. Радостное, приподнятое настроение охватило всех. Правительство зашаталось, казалось, оно вот-вот падет. А что или кто его заменит — это никого не интересовало. Перемены стали самоцелью. А потом вдруг все пошло наперекосяк. Вспыхнуло насилие. Счастливое, возвышенное состояние растворилось в клуба́х слезоточивого газа и в потасовках с вооруженными дубинками полицейскими.

Билл был одним из распорядителей марша. Несмотря на все их усилия, в ряды демонстрантов проникли анархисты в мотоциклетных шлемах, захватили инициативу и пошли во главе колонны. Возле моста Сен-Мишель дорогу преградили полицейские в боевых доспехах. Мрачные, несговорчивые, молчаливые, они словно знали, что будет заварушка. В них полетели камни и бутылки с зажигательной смесью — «коктейль Молотова», горючая жидкость потекла под ноги полицейским и быстро превратилась в лужицы пламени. Это словно послужило сигналом для полицейских, и они бросились в атаку. Из боковых улиц на подмогу хлынули новые отряды полиции и набросились на мирных демонстрантов, шедших в хвосте колонны. Их натиск разрушил колонну, под ударами дубинок люди шатались и падали.

Билл увернулся от дубинки, хотел убежать и тут увидел, как полицейский изо всех сил ударил какую-то девушку кулаком в солнечное сплетение, она упала на мостовую. Билл бросился на помощь, оттолкнул полицейского. На его плечи с размаху опустилась дубинка, он упал на колени. Попытался образумить негодяя, но получил еще один сокрушительный удар. Из раны на лбу заструилась кровь. Девушка исчезла, растворилась в толпе.

Ловко увернувшись от еще одного удара, Билл вскочил на ноги и побежал. Спотыкаясь, одолел площадь Сен-Мишель и вскоре оказался на тихой узкой улочке, застроенной домами восемнадцатого века, со стенами из черного камня и крытыми галереями.

С трудом переводя дыхание, он прислонился к стене. Шум на этой улице казался ему пением райских птиц после ада, из которого он только что вырвался. Вдруг из-за угла выбежали трое мужчин и, развернувшись по ширине улицы, двинулись ему навстречу. Они были в джинсах, кожанках и мотоциклетных шлемах. У каждого нижняя половина лица была скрыта шарфом, в руках зажаты короткие стальные прутья. Сначала Билл принял их за компанию анархистов, спешивших поучаствовать в заварушке, но понял, что ошибся, когда один из них что-то крикнул своим приятелям, указывая на его залитое кровью лицо. Не успел он выпрямиться, как они все разом набросились на него и с видимым удовольствием принялись избивать. Билл прижался спиной к высоким двустворчатым дубовым воротам, отделявшим чье-то частное владение от улицы.

Стальной прут с размаху врезался в его плечо. Он попытался закрыться руками, но в этот миг страшный удар почти оглушил его. Обезумев от боли, он вскочил на ноги, согнутой в локте здоровой рукой закрыл лицо. И в ту же секунду его ударили по голове, из глаз посыпались искры.

Он упал на одно колено, а когда в голове немного прояснилось, увидел человека в мотоциклетном шлеме, нависшего над ним словно башня и потрясавшего металлическим прутом. Билл снова попробовал встать на ноги, все вокруг поплыло, громила, казалось, качался из стороны в сторону. И тут опять свет померк в его глазах. Он оперся об угол стены, вытянул вперед руку в тщетном усилии отвести от себя удар. Двое других бандитов подзадоривали приятеля. Биллу чудилось, что они кричат где-то далеко-далеко.

Бандит переступил с ноги на ногу, он не спешил. Медленно поднял руку с прутом и вдруг как-то странно дернулся и повалился назад. Прут упал на землю, даже не задев Билла. Боль и тупое изумление сквозили во взгляде бандита.

Билл провел рукой по лицу, отбросил назад прядь доходивших до плеч светлых волос. Между ним и тремя бандитами стоял стройный черноволосый парень, его ровесник. Ноздри изящного носа подрагивали, в черных глазах, вызывающе смотревших на бандитов, смешались страх и ненависть. Бандиты, замотанные шарфами по самые глаза, нерешительно пялились на незнакомца. Один из них, тот, что избивал Билла, судорожно зажимал пальцами разорванный, пропитанный кровью рукав. Кровь текла по руке, из которой выпал прут. Все трое глядели то на лицо спасителя Билла, то на направленное на них лезвие его стилета. Глаза парня вызывающе сверкали. Взгляд раненого бандита упал на лужу крови, образовавшуюся между булыжниками. Его лицо исказилось, он пробормотал что-то приятелям и попятился назад.

В следующий миг нападавших и след простыл. Парень присел на корточки перед Биллом.

— С вами все в порядке? — улыбаясь, спросил он.

— Спасибо. Да. По-моему, да. — Билл самостоятельно поднялся на ноги, попытался улыбнуться. Улица закружилась. Он прислонился к стене, с трудом подавляя рвоту. — Ох, черт побери, — тихо пробормотал он. — Мне плохо.

— Да, вам совсем плохо, — согласился незнакомец. Он наклонился и кончиками пальцев ощупал голову Билла, затем вдруг отпрянул, отдернул руку и присвистнул. — Я думаю, вам нужно в больницу. Пойдемте.

Билл тихонько фыркнул. Адская боль пронзила его мозг.

— Разумеется. И встретиться там с этими гориллами! Наше счастье, что они — всего лишь фараоны-общественники, не пожелавшие упустить случай позабавиться.

— Еще бы! — расхохотался парень. — После того, что мы сделали с бандитом, чуть не проломившим вам голову, они, чтобы взять реванш, обойдут все парижские больницы.

Билл кивнул, улыбнулся. Ему показалось забавным слово «мы», произнесенное новым другом.

— Правильно. Больница, я думаю, отпадает.

Парень помрачнел, но через мгновение его лицо просияло.

— Ты пойдешь ко мне домой. Мои родители помогут.

Билл показал рукой на роскошные дома.

— Сюда?

Незнакомец так и покатился со смеху.

— Нет! Я живу в районе Золотой Капли. — Он обнял Билла за плечи, поддерживая его, чтобы тот не упал. Удивительно силен был этот парень. — Идем же, а то нарвемся на еще каких-нибудь подонков.

Они спускались по Сен-Жермен вниз, к реке, под аккомпанемент воющих сирен и взрывающихся гранат со слезоточивым газом. Мимо бежали люди, почти не обращая внимания на двоих залитых кровью парней, которые еле брели прочь от места, где разыгралась трагедия.