— Я слыхал, Николай Николаевич, вы только что вернулись из Смоленска? Как там обстановка?

— Это в каком смысле?

— В самом прямом, в связи с приближением фронта... — Взгляд его черных умных глаз был доверчиво-внимателен.

— Да как вам сказать, слышал, белополяки чуть ли не к Витебску подошли, а оттуда до Смоленска рукой подать...

— А что местные власти?

— Про местные власти не знаю, а вот наше управление из наркомата директиву получило с категорическим указанием всячески содействовать продвижению воинских эшелонов по железной дороге.

Из прихожей опять послышался звонок. Новгородов, смешно семеня короткими ножками, поспешил к двери.

Это пришел Ракитин с женой. Его было не узнать. Черный дорогой костюм английского покроя делал его фигуру необычайно стройной и даже элегантной. Он был аккуратно причесан, подтянут. Как он не походил на того Ивана Федоровича, которого Буробин видел тогда в ВСНХ.

В зале стихла музыка. Все с восхищением смотрели на вошедших.

Ракитин обвел присутствующих молчаливым взглядом, сдержанно поклонился.

— Вот все и собрались, — заискивающе глядя на Ракитина, сказал Новгородов, — пора к столу.

Гости стали рассаживаться. Буробин хотел было сесть рядом с Драгиным, который засыпал и засыпал его новыми вопросами, но Вероника и Надежда усадили его между собой. В ответ на укоризненный взгляд Драгина Новгородов беспомощно развел руками.

— Сегодня, Игорь Владимирович, в этом доме не я хозяин. — И предложил наполнить рюмки.

Гости оживились, стали разливать вино, водку, накладывать в тарелки закуски. Буробин, увидев, как Новгородов взял из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского и стал ее открывать, последовал его примеру.

С шумом вылетела пробка. Вероника радостно вскрикнула, захлопав в ладоши.

— Милые гости, — вновь раздался голос инженера, — мы сегодня собрались в нашем уютном гнездышке, чтобы отметить счастливую дату нашей семьи — восемнадцатилетие милой Вероники. Да, дорогие вы мои, мне сегодня и радостно и грустно — мы стареем, а наши бутончики, как видите, распускаются. Так поднимем же этот тост за счастливое будущее Вероники, для которого я, как отец, не пожалею своих сил!..

— Да что же ты, Аркадий Викторович, — укоризненно проговорил Ракитин, — такая дата, а нас не предупредил?

— Сюрприз, Иван Федорович, хотел устроить сюрприз, — живо ответил Новгородов, и его веселый голос, смешавшись со звоном хрусталя, восторженными возгласами гостей, рассыпался над праздничным столом.

Буробин ухаживал за девушками, положил им по кусочку балыка...

— А мне еще и салата, — сказала Вероника, — вон того, с крабами. Я страсть люблю крабы. А вы их любите?

Буробин улыбнулся. Он никогда еще не ел крабов, он даже не представлял их вкуса.

— Но крабы теряются перед тем, — продолжала восторженно Вероника, — что сейчас нам подадут.

— Что?

— Увидите, — наигранно блеснув глазами, прошептала Вероника. И тут же добавила: — Шампиньоны в сметане... Божественно!

Буробин сделал вид, что это сообщение его очень обрадовало. Посмотрел на собравшихся. За столом царило оживление. Все ели, пили, говорили... Особенно выделялся Новгородов. Он ел азартно, с аппетитом и притом не спускал довольных глаз с Вероники и Буробина. Ему, очевидно, прибавляло аппетита то, что он видел свою дочь рядом с воспитанным и к тому же симпатичным молодым человеком.

В самый разгар ужина в коридоре послышался звонок.

Новгородов даже поперхнулся. Кто бы это мог быть, говорил его встревоженный взгляд. Он направился к двери.

В коридоре пришедший — а это оказался Слепов — что-то прошептал ему. Лицо инженера от удивления вытянулось. Введя нежданного гостя в зал, он засуетился, не зная, куда его усадить. Потом попросил всех потесниться, посадил рядом с собой.

Кивком головы Слепов поздоровался со всеми, увидел Буробина.

— Очень хорошо, что вы оказались здесь, мне с вами попозже надо переговорить по нашему делу.

Новгородов тем временем, оглядев притихших гостей, сказал:

— Что это вы, друзья мои? А, понимаю, нужен новый тост. — Поднял рюмку. — Давайте выпьем теперь за Людмилу Васильевну, подарившую мне таких чудесных и милых детей.

И опять зазвенел хрусталь.

Вероника продолжала одолевать Буробина просьбами, вопросами. Надежда молча слушала их разговор и сдержанно улыбалась. Софью же, чувствовалось, тяготило свое присутствие за столом. Она с тоской смотрела на прикрытый рояль.

Новгородова как подменили. Он задумчиво вертел в руке вилку, словно забыв, для чего она предназначена, Было видно, что его одолевали заботы куда большие, чем еда или соседство Вероники с Буробиным. Наконец он не выдержал, поднялся.

— Милые наши дамы, надеюсь, вы не будете возражать, если мы, мужчины, на время покинем вас? — И, обращаясь к Буробину, добавил: — Николай Николаевич, вас я уж не буду тревожить, да и девушки не отпустят... А мы по старой привычке пойдем сразимся в покер.

Вероника радостно захлопала в ладоши.

— Спасибо, папочка, ты угадал. Мы его теперь никуда не отпустим!

Мужчины удалились в соседнюю комнату. Новгородов плотно прикрыл за собой дверь.

«Шельма, — подумал Буробин. — Они сейчас будут что-то обсуждать...»

Женщины, усевшись в уголке на диване, зашептались. Буробин и девушки перешли к роялю.

— Софьюшка, полонез Огинского... — попросила Вероника.

Софья бережно открыла рояль, села и, слегка откинув голову назад, как-то разом преобразилась. Куда вдруг девалось ее уродство. Она приподняла и опустила руки на клавиши. И в то же самое мгновение звуки радости и печали, нежности и боли заполнили зал... Буробин увидел руки Софьи, совершенно белые, с длинными нервными пальцами. Взгляд скользнул по Веронике, Надежде, задержался на двери, ведущей в соседнюю комнату.

«Почему все-таки приехал Слепов? Что они сейчас там делают? Как бы туда попасть? Может быть, попросить у девушек извинения и пойти покурить? Нет, пожалуй, нельзя — мое неожиданное появление может вызвать подозрение, насторожить коммерсантов. Логичней появиться там с кем-нибудь из девушек. Но как это сделать?»

Он стал припоминать, как выглядит эта небольшая комната, в которой собрались мужчины. Он туда входил с Драгиным покурить перед тем, как сесть за стол. Комната почти квадратная. Обстановка: обитый мягким плюшем диван, круглый инкрустированный полированный стол, полумягкие кресла, книжный шкаф. Ему представились полки, уставленные книгами в дорогих переплетах, на корешках золотое тиснение: Мопассан, Дюма, Стендаль, Чехов, Бунин, Лев Толстой, Лермонтов... И Буробин, когда Софья кончила играть, завел разговор о книгах.

— Так вы любите читать? — восторженно воскликнула Вероника.

— Разумеется, — сказал он.

— А что вы больше любите — поэзию или прозу?

— Поэзию.

— А кого из поэтов предпочитаете?..

— Лермонтова.

— Тогда, может быть, вы что-нибудь нам прочитаете?

Буробин сделал вид, что этот вопрос его несколько смутил.

— Вы знаете, после ранения и контузии у меня что-то с памятью не совсем в порядке... подзабыл.

Девушки сочувственно посмотрели на него.

— Но если у вас есть сочинения Лермонтова, я вам прочту. Когда-то в гимназии у меня что-то получалось... в общем, товарищам нравилось.

— У нас есть Лермонтов, я сейчас вам принесу, — обрадовалась Вероника и встала.

— Разрешите, я с вами, попробую сам выбрать, — поспешил Буробин.

Недовольно и настороженно встретили мужчины появление молодых людей. Новгородов даже привстал из-за стола. Взгляд у него был такой, словно его врасплох застали за каким-то интимным занятием. В комнате было накурено, карт не видно. Зато возле Лаврентия Петровича, который, когда они вошли, что-то оживленно говорил (Буробин разобрал всего несколько слов: «...восстание... ситуация.... время...»), лежал листок бумаги. На нем были нарисованы какие-то квадраты, кружочки, они были соединены между собой линиями, имелись надписи...