Она хотела также удалиться в отведенную ей комнату, освежиться и посетить туалет после долгого утомительного дня в карете, но никому, видимо, и в голову не приходило, что ей это может понадобиться.

— Вряд ли сейчас это возможно, — снисходительно заметил герцог. — Бабушка спит.

— Вот как… — Дженис выразительно посмотрела на помятый подол своего платья. — Но мне хотелось бы привести себя в порядок после поездки и смыть дорожную грязь.

— Вы можете сделать это после осмотра дома, — отрезал герцог. — Времени до ужина будет достаточно.

Дженис не знала, что сказать, к тому же заметила, что экономка куда‑то исчезла, а стало быть, на присутствие компаньонки рассчитывать не приходится. Ей не хотелось устраивать сцену и требовать, чтобы эту женщину немедленно отыскали и вернули назад, а также просить вызвать Изобел. Не решилась она и настаивать, что ей необходимо переодеться, дабы не показаться неучтивой перед герцогом, изо всех сил желавшим выглядеть гостеприимным хозяином.

— Итак, миледи?

Она взглянула в его настороженные янтарные глаза и решила, что ведет себя глупо: небольшая прогулка по дому… что может быть безобиднее? И было очевидно, что герцог гордится своим домом, подобно тому, как мальчик — оловянными солдатиками, которых поставил в строй.

Кроме того, герцог явно привык всегда добиваться своего, вне всякого сомнения.

— Д‑да, — произнесла она еле слышно, хотя внутренний голос буквально кричал: «Нет! Скажи ему «нет»!» — Да, вы правы. Нет ничего такого, что нельзя было бы отложить до окончания осмотра дома.

Что ж, если герцогу не претит водить по усадьбе замарашку — так тому и быть. А она постарается справиться без компаньонки.

Дженис уже шагнула к герцогу, намереваясь опереться на предложенную им руку, когда к двери подошел дворецкий и провозгласил:

— Записка для леди. Из конюшни.

Очень удивившись, Дженис подумала, что это Оскар. Скорее всего он вспомнил про фляжку папиного виски, что была спрятана у нее. Оскар служил у них в доме уже так долго, что стал почти членом семьи, поэтому мог спокойно обратиться к ней с подобной просьбой, если его собственная фляжка опустела.

Девушка почувствовала огромное облегчение, получив временную отсрочку — наиболее приемлемый выход из неловкой ситуации, — однако ей пришлось все же пережить несколько неприятных мгновений, когда под устремленными на нее взглядами проворно прошла мимо герцога и всей компании и взяла записку из руки дворецкого.

Развернув ее, она прочла написанные небрежным мужским почерком строчки:

«Я нашел собаку за конюшнями — у нее скоро будут щенки. Хотите ее увидеть?»

Вместо подписи внизу стояли буквы: «ЛК».

Люк Каллахан, разумеется. И хотя это имя должно бы вызывать у Дженис раздражение, на сердце ее неожиданно потеплело. Вся злость на грума куда‑то испарилась. Как мистер Каллахан узнал, что она любит животных и помогает бездомным кошкам и собакам?

Записка решила все. Наскоро распрощавшись с компанией, Дженис покинула гостиную.

Когда Дженис влетела в конюшню вместе со снегом и шквалистым ветром, закручивавшим пушистые хлопья в вихрь, Оскар и четверо работников герцога сидели вокруг угольной печки. За ней следом вошел мальчик‑грум по имени Эрон, который доставил в дом записку.

— Привет! — широко улыбнулась Дженис мужчинам.

Девушка была страшно рада, что удалось найти способ вырваться из дома; ее даже не смущало, что ушла без перчаток. Конюхи встали при ее появлении, однако мистера Каллахана среди них она не увидела.

— Леди Дженис, какого дьявола вы здесь делаете? — первым опомнился Оскар.

— Пришла проведать бродячую собаку, конечно, и посмотреть, не произвела ли она на свет щенков.

И тут из тени выступил мистер Каллахан.

Дженис обернулась, но не увидела в его глазах и намека на то, что когда‑то они обменялись долгим жарким поцелуем. Конечно, она почувствовала огромное облегчение и сменила улыбку на сдержанно‑официальное выражение лица.

— Собака вот здесь. — Тон его был учтивым, но отнюдь не почтительным. — И нет, щенки еще не появились. Пока нет.

— Тогда давайте на нее посмотрим, — решительно заявила Дженис. Это был приказ, не просьба, распоряжение, которое хорошо воспитанная хозяйка отдает груму.

Оскар остался рядом с ней — явно в нерешительности, — а остальные отошли назад к дальнему деннику, где висел зажженный фонарь, хотя день был в полном разгаре.

— Герцог знает, почему вы здесь, миледи? — спросил Оскар.

Дженис рассмеялась:

— Пришлось прибегнуть к маленькой невинной лжи. Я сказала, что ты занемог, но не настолько, чтобы обращаться к доктору. Достаточно вот этого домашнего средства. — Из кармана накидки она вытащила фляжку.

Кучер сердито посмотрел на нее:

— Не пристало вам заходить в конюшню. Кроме того, у меня есть собственная фляжка с виски лорда Брэди.

— Я знаю, — успокоила его Дженис. — Но не могла же я сказать, что мне нужно навестить бродячую собаку.

— И все равно вам не следовало приходить сюда, — настаивал Оскар.

— Какой вред от того, что я хочу увидеть бедняжку? — возразила Дженис, и тут ее взору предстала собака, распростершаяся на сене.

Зрелище так поразило ее, что она не смогла вымолвить ни слова и заплетающимися пальцами попыталась открыть дверцу денника.

— Позвольте мне. — Одним быстрым движением мускулистой руки и ловким поворотом пальцев Каллахан отворил дверцу.

— Благодарю вас, — вежливо сказала Дженис и, поскольку помнила, как эти пальцы зарывались ей в волосы, а руки крепко обнимали, постаралась держаться от него подальше, хотя и чувствовала странное радостное возбуждение от его близости.

Войдя в денник и ощутив аромат свежего сена, девушка присела на корточки возле бродяжки. Собака была небольшая, длинношерстая, черная с белым, неопределенной породы, и Дженис подумала, что она вполне может быть из овчарок, но, возможно, с некой примесью.

— Интересно, как ее зовут. — Погладив собаку по голове, она подняла взгляд на Каллахана. — Какое прекрасное ложе вы для нее соорудили.

— Да я почти ничего не делал.

Снова все было так, словно они встретились в первый раз, и Дженис была благодарна груму за благоразумие, хотя где‑то глубоко внутри маленькая скрытая часть ее существа была разочарована. Как жаль, что люди обречены играть отведенные им судьбой роли и не могут позволить себе делать то, что им хочется. Согласно положению ее родителей ей предстояло играть роль респектабельного члена высшего общества. Никогда прежде эта идея ее не беспокоила: благодаря отцу они спаслись от нищеты, — но сейчас ей определенно было не по себе.

Если бы мистер Каллахан носил одежду от Вестона, а сапоги от Хоуби, имел титул и состояние, то был бы подходящим поклонником, но в настоящий момент предполагалось, что она вообще не должна его замечать, кроме тех случаев, когда он выполняет свои обязанности грума — например, помогает забраться в седло, если понадобится.

Дженис перевела взгляд с него на собаку.

— Она обязательно должна иметь имя. Думаю, я назову ее Эсмеральда.

Оскар рассмеялся, а Каллахан в недоумении поинтересовался:

— Может быть, что‑то не столь изысканное…

— Нет, она заслужила, — безапелляционно заявила Дженис.

— Ну разумеется.

Она услышала легкий сарказм в голосе грума, но решила проигнорировать.

Эсмеральда вдруг забеспокоилась, поднялась, встряхнулась и, бросив на них полный боли взгляд, заскулила, затем легла и принялась сосредоточенно себя вылизывать.

— Думаю, время пришло, — констатировал Каллахан.

— Да, похоже, — согласился с ним Оскар, который стоял в отдалении и мял в своих широких ладонях шляпу.

— Удачи тебе, дорогая девочка, — прошептала Дженис и подошла к Оскару. И хоть почти все ее внимание было приковано к Эсмеральде, какая‑то часть ее постоянно ощущала присутствие грума — мистера Каллахана.