Герцог ждал ее внизу, но руку не предложил. И слава богу. Потому что она бы не приняла. Они прошли бок о бок по коридору, в котором становилось все темнее по мере удаления от холла, залитого лунным светом.

Когда они вошли в роскошную библиотеку — неотъемлемый атрибут цивилизованной жизни, — Дженис остановилась у входа, в то время как Холси зажег лампу и налил два бокала бренди. Когда он протянул ей один, их пальцы соприкоснулись, и она мгновенно почувствовала отвращение, хотя приложила все силы, чтобы этого не показать, иначе опустилась бы до его уровня.

— Итак, вы испытываете теперь ко мне куда большую неприязнь, как я вижу. — Он жестом указал ей на одно из кресел, предлагая сесть.

Ох, ну и ладно. Довольно скрывать свои чувства.

Дженис опустилась в изящное кресло в египетском стиле и отхлебнула изрядный глоток бренди. Уф! Крепкий напиток обжег горло. Но пожалуй, это было именно то, что нужно.

— Вы не можете ожидать от меня уважения или симпатии, после того что сделали.

Он оперся на край письменного стола.

— А как, по‑вашему, мне следует относиться к женщине, которая сказала, что обдумает мое предложение, и полночи проторчала в моей конюшне?

Ей нечего было возразить.

Дженис отхлебнула еще глоток янтарного напитка и на этот раз по достоинству оценила его вкус и бодрящее чувство, которое он пробуждал.

— Я намеревалась сказать вам завтра утром, что не могу принять ваше предложение.

— Разве вас не удивило, что я вообще сделал вам предложение?

— О, я и вправду была поражена. — Она кивнула, почувствовав себя свободнее — видимо, от бренди. — Мне и в голову не приходило, что вы, герцог, станете просить моей руки.

— И все равно отвечаете «нет».

— Верно.

Он встал и принялся ходить перед камином.

— Вот что я вам скажу, миледи. Сезон в Лондоне был для вас не слишком успешен. Старшая сестра, судя по всему, затмевала вас. И вот теперь я — пэр королевства с безукоризненной репутацией — обнаруживаю вас после полуночи, без сопровождения, возвращающейся бог знает откуда. — Он остановился, уставившись на нее в упор, и Дженис невольно покраснела. — К тому же за вами тянется скандальный слушок: все только и ждут, когда вы споткнетесь.

— Какой еще слушок? — прошептала Дженис.

— Я должен повторить это?

— Да. Позвольте мне услышать из ваших уст, о чем речь. — Она надеялась, что он почувствует себя подлецом, когда произнесет это.

— Будто бы молодой джентльмен по имени Финниан Латтимор обесчестил вас, — медленно произнес Холси, задумчиво разглядывал ее. — Кто‑то верит в это, кто‑то — нет, но так говорят.

— Это ложь, грязная ложь! — выдохнула Дженис.

Он остановился.

— Вот я и заключил это пари, чтобы определить, насколько верны эти слухи.

— Но это же мерзко: ухватиться за нелепую сплетню и воспользоваться ею для собственного развлечения. — Дженис вскочила с кресла, глаза ее метали молнии.

— Да, вы правы: пари было гнусным актом мести за ваше «нет». Мелким. Отвратительным.

— Если бы кто‑нибудь в Лондоне узнал…

— Но ведь никто не узнает? Потому что тогда вам пришлось бы рассказать о том, что известно далеко не всем, не так ли? Вероятно, в том числе и вашим родителям.

— Да. — Дженис крепко сжала бокал. — Они не могли это услышать. По крайней мере, я молилась, чтобы не услышали.

Он тем временем налил себе еще бренди.

— Так для чего я здесь? Я не собираюсь извиняться за то, что отклонила ваше предложение, и не считаю, что должна быть вам за него благодарна. Вот и все, что я могу сказать по этому поводу, потому что вы правы: я не могу одолеть герцога Холси, — да меня это и не интересует. Просто оставьте меня в покое. Но что собираетесь делать вы?

Он подошел к ней вплотную и сжал ладонью пальцы ее свободной руки. Дженис не хотела, чтобы он заметил, как ее передернуло от отвращения, но едва удержалась, чтобы не вырвать руку.

Его проницательные карие глаза пристально смотрели на нее.

— Даже сейчас я очарован вами, леди Дженис. Вы держитесь так, будто непорочны, как Дева Мария, однако проводите время на сене в моей конюшне. Вы отвергли мое предложение руки и сердца, хотя ваша репутация в серьезной опасности. Вы можете утратить ее навсегда.

— А вы вели себя так, словно испытываете ко мне искреннее уважение, — огрызнулась Дженис. — Хотя сами, подобно змее, притаившейся в траве, ждали подходящего момента, чтобы нанести удар. Вы поэтому так быстро сделали предложение? Чтобы завлечь меня в постель, а затем отменить предложение, как только погода позволит от меня избавиться?

Она отдернула руку и отошла в дальний конец комнаты, чтобы быть как можно дальше от него.

Он последовал за ней и распростерся в кресле чуть в стороне.

— Мое предложение было сделано от чистого сердца. И оно все еще в силе. Как я уже говорил, у меня множество раз была возможность жениться, но ни одна женщина не увлекала меня настолько, чтобы у меня хотя бы возникла подобная мысль, пока не появились вы. Признаю, я был покорен вашими дерзкими возражениями на все, что бы вам ни сказали. Никто никогда не отваживался разговаривать со мной подобным образом — ни женщина, ни мужчина. Но правда в том, леди Дженис, что ваше стремление противоречить и есть истинная причина, почему вы должны стать следующей герцогиней Холси.

Ее стремление противоречить…

Боже милостивый, совет вдовствующей герцогини привел прямо к цели, но теперь Дженис всем сердцем жалела, что вообще последовала ему. Она сделала это от страха. Потому что утратила веру в себя. Ей нужна была чья‑то поддержка…

Но это оказалось ошибкой.

Серьезной ошибкой.

У нее в достатке имеется, что предложить миру.

— Я хочу вас, потому что вы не хотите меня. — Он отхлебнул глоток бренди и пожал плечами.

— Но я играла с вами. Такая вот дурацкая игра. Всегда говорила вам «нет», просто чтобы привлечь внимание. И теперь сожалею, что так поступала.

Он коротко рассмеялся:

— Я знал, что вы любите Париж. И не сомневался, что обожаете Шекспира. Вам очень хотелось взглянуть на звезды в мой телескоп. И уверен, что вам нравится клубника и шампанское.

Дженис печально вздохнула:

— Нравится. Очень. Я вела себя глупо и неестественно. Мне отчаянно хотелось добиться одобрения, и я думала, что, выделившись из общей массы, его получу.

Она вспомнила вдовствующую герцогиню в образе королевы — какой целеустремленной она казалась. Но также и безрассудной. Она задела чувствительную струну в душе Дженис, которая в тот момент была страшно неуверенной. Больше всего на свете ей хотелось стать такой, какой ее хотели видеть близкие: успешной, — но в результате она превратилась в амбициозную особу дурного сорта.

— Вы думаете, я никогда не сталкивался ни с чем подобным? — Герцог рассмеялся. — Умные женщины знают, что мужчины любят азартную охоту. Вы не первая, кто старался чопорностью привлечь мое внимание. Но когда я наблюдал, как вы неуклюже следуете своей тактике — а по мере продвижения вы совершенствовались, должен признать, — то увидел нечто, чего вы и сами не замечали. Вы действительно не испытывали ко мне ни малейшего интереса. Никогда. С первого момента, как я увидел вас перед своим домом. И даже когда я пытался увлечь вас санной прогулкой, интересной беседой в оранжерее и заявлением о восхищении звездами, ваше внимание на самом деле было занято не мной. Это сияние… оно происходило из другого источника.

Дженис отлично знала, что это за источник: Люк Каллахан. После встречи с ним она буквально светилась.

— И будь я проклят, если это меня не расстраивало, — продолжил Грейсон. — Но игра закончилась, когда вы привезли герцогиню в ту гостиную. Вы готовы были сражаться со мной насмерть, чтобы оставить бабушку там. Не правда ли?

— Да. Действительно, вашу бабушку обязательно нужно переселить в то крыло. Чем быстрее, тем лучше.

— Вот почему я все еще хочу видеть вас своей женой, герцогиней. Вы противоречите мне на более глубоком уровне, чем подразумевает ваша дурацкая игра. И я нахожу это… мучительно интересным — настолько, что готов сражаться за вас.