Эцио восторженно смотрел на нее.
- Пусть мои слова подарят кому-то надежду, - продолжила она. - Не медли, ибо времени мало. Опасайся Борджиа. Опасайся креста тамплиеров.
В Сокровищнице потемнело. Минерва и Эцио остались одни, купаясь в постепенно затухающем теплом свете.
- Дело сделано. Сообщение доставлено. Мы все ушли из этого мира. Теперь всё зависит от тебя. Больше мы ничего не может сделать.
А потом наступила темнота и тишина, Сокровищница вновь стала обычной темной подземной комнатой, в которой ничего не было.
И тем не менее...
***
Эцио пошел к выходу, кинув взгляд на корчащееся в смертельной агонии, окровавленное тело Родриго Борджиа, Испанца, Папы Александра VI, Главы Ордена тамплиеров. Но теперь Эцио не смог заставить себя подойти и нанести сoup de grâce, удар милосердия. Мужчина, казалось, умирал от своей собственной руки. По мнению Эцио, Родриго принял яд, без сомнения, некую кантареллу, которой он отравил столь многих своих врагов. Что ж, путь ищет свой собственный путь в Ад. Эцио не собирался проявлять к нему милосердие, подарив легкую смерть.
Он вышел из мрака Сикстинской капеллы. В солнечный свет. В открытой галерее он увидел своих друзей и братьев-ассассинов - членов Братства, с которыми он пережил множество приключений и избежал множества опасностей. Они ждали его.
ЧАСТЬ I
Однако же нельзя назвать и доблестью убийство
сограждан, предательство, вероломство, жестокость
и нечестивость: всем этим можно стяжать власть, но не славу.
Никколо Макиавелли, «Государь»[1] ГЛАВА 1
Эцио стоял с минуту, ошеломленный и дезориентированный. Где он? Что это за место? Когда сознание медленно восстановилось, он увидел дядю Марио, который отошел от толпы, подошел к племяннику и взял его за руку.
- Эцио, ты в порядке?
- Я... я... я сражался. С Папой, с Родриго Борджиа. И оставил его умирать.
Эцио нещадно трясло. И помочь он себе не мог. Могло ли это быть правдой? Несколькими секундами ранее - хотя, казалось, прошла уже сотня лет - ему пришлось не на жизнь, а на смерть сражаться с человеком, которого он ненавидел и боялся больше всего на свете. С главой Ордена Тамплиеров, порочной организации, стремившейся к окончательному уничтожению мира, ради защиты которого Эцио и его товарищи по Братству жестоко сражались с тамплиерами.
Но Эцио побил его. Он использовал огромную силу загадочного артефакта, Яблока, священной Частицы Эдема, которой удостоили его древние боги. Они хотели убедиться, что их вклад в человечество не канет в кровопролитии и беззаконии. И он победил!
Или нет?
Что он сказал? «Я оставил его умирать»? И Родриго Борджиа, подлый старикашка, захвативший пост главы Церкви и правящий ей, как Папа Римский, кажется, действительно умер. Он принял яд.
Но теперь Эцио охватило страшное сомнение. Была ли, на самом деле, в оказании милосердия, - милосердия, которое было основополагающим принципом Кредо Ассассинов, и которое должно было быть предоставлено всем, кроме тех, чье существование могло поставить под угрозу все остальное человечество, - слабость?
Если была, то он никогда больше не должен позволить появиться этому сомнению, - это несправедливо по отношению к его дяде Марио, главе Братства. Эцио распрямил плечи. Он оставил старика умирать от его собственной руки. Он дал ему время помолиться. Он не вонзил ему в сердце клинок, чтобы убедиться в его смерти.
Ледяная рука сжала сердце, и ясный голос у него в голове произнес: "Ты должен его убить".
Он встряхнулся, чтобы избавиться от внутренних демонов, как собака стряхивает с себя воду. Но его мысли все еще крутились вокруг таинственного происшествия в странной Сокровищнице под Сикстинской капеллой в Ватикане, в Риме. В здании, из которого он только что вышел, моргая от незнакомого солнечного света. Все вокруг казалось ему удивительно спокойным и нормальным - строения Ватикана стояли так же, как и до этого, и по-прежнему были великолепны в ярком солнечном свете.
Воспоминания о том, что только что произошло в Сокровищнице, вернулись. Сильнейшие волны воспоминаний захлестнули его сознание. В Сокровищнице он узрел видение, встретился со странной богиней, - другого описания для случившегося у него не было, - которая, как он теперь знал, была Минервой, римской богиней мудрости. Она показала ему далекое прошлое и еще более отдаленное будущее, заставив его возненавидеть ответственность, которую он взвалил на свои плечи, за знания, что он получил от нее.
С кем он может поделиться ими? Сможет ли хоть кому-нибудь раскрыть их? Все казалось ненастоящим.
Единственное, что он точно знал после этого происшествия, - хотя его лучше назвать испытанием, - то, что борьба еще не закончена. Возможно, когда-нибудь и наступит день, когда он сможет вернуться в родную Флоренцию, остепениться, засесть за книги, выпивать с друзьями зимними вечерами, охотиться с ними осенью, бегать за девушками весной и следить за сбором урожая в своих имениях летом.
Но все это было не то.
В глубине души он знал, что тамплиеры и зло, которое они собой представляли, еще существуют. В их лице он боролся против монстра с огромным количеством голов - их было больше, чем у Гидры. И, как и в случае с легендарным чудовищем, чтобы уничтожить тамплиеров, требовался человек вроде Геркулеса, потому что организация эта была бессмертной.
- Эцио!
Голос дяди был суровым, но именно он вывел Эцио из состояния задумчивости, захватившего его. Он должен понять. Он должен мыслить ясно.
В голове Эцио бушевало пламя. «Я Эцио Аудиторе да Фиренце, - обратился он к самому себе с подобием утешения. - Я силен и мне известны традиции Ассассинов».
Он снова ощутил под ногами землю. Эцио не знал, было ли произошедшее сном или нет. Учение и откровения странной богини в Сокровищнице до глубины души потрясли его убеждения и разрушили все предположения. Это было похоже на то, как если бы само Время перевернулось с ног на голову. Выйдя из Сикстинской капеллы, где он, по-видимому, оставил умирать, порочного Папу Римского, Александра VI, он снова зажмурился от неприятных солнечных лучей. Вокруг собрались его друзья, товарищи-ассассины, лица их были серьезными и наполненными мрачной решимостью.
Но его продолжала преследовать мысль: должен ли был он убить Родриго, чтобы убедиться в его смерти? Он выбрал «нет», - казалось, тот действительно стремился свести счеты с собственной жизнью, не сумев достичь последней цели.
Но в его голове все еще звучал ясный голос.
И было еще кое-что. Теперь его тянула обратно в капеллу непонятная сила, - Эцио чувствовал, что что-то еще было не сделано.
И дело не в Родриго. Не только в нем. Хотя он должен сейчас же прикончить его. Но было что-то еще!
- Что такое? - спросил Марио.
- Я должен вернуться... - ответил Эцио.
Желудок его сжался от понимания того, что игра еще не окончилась, и что Яблоко никогда не должно попасть в чужие руки. Как только Эцио поразила эта мысль, он понял, что должен поторопиться. Оторвавшись от надежной руки дяди, он поспешил обратно, во мрак. Марио, приказав остальным оставаться на месте и следить за происходящим снаружи, последовал за ним.
Эцио быстро отыскал место, где оставил умирающего Родриго Борджиа, но его там не оказалось! Богато украшенная папская мантия лежала на полу, смятая, запачканная кровью. Ее владелец сбежал. В очередной раз, сердце Эцио сжала рука в ледяной стальной перчатке и, казалось, полностью раздавила его.
Тайная дверь в Сокровищницу, как и ожидалось, была закрыта, почти невидима, но стоило Эцио приблизиться к месту, где, как он помнил, находилась кнопка, и прикоснуться к ней, как дверь тихо открылась. Он обернулся к дяде и увидел страх на его лице.